Раствор Мэнникона

Шоу Ирвин

– Ну, - сказал Мэнникон, - уж теперь, я думаю, мистер Паульсон повысит нам жалованье к концу года. По крайней мере премию к рождеству подбросит, а?

– Премию?
– Крокетт впервые повысил голос.
– Прибавку к жалованью? Ты рехнулся, парень?

– Но в моем контракте написано, что все мои разработки принадлежат Фогелю - Паульсону. В обмен на... Разве у вас иной контракт?

– Ты кто такой, парень?
– с отвращением спросил Крокетт. Просвитерианин?

– Баптист, - сказал Мэнникон.

– Теперь-то ты понимаешь, почему нам пришлось уйти из лаборатории,

чтобы поговорить?
– спросил Крокетт.

– Кажется, - ответил Мэнникон, посматривая в направлении трех мини-юбок у стойки.
– Здесь, наверное, уютнее, чем...

– Уютнее!
– сказал Крокетт и добавил нехорошее слово.
– У тебя есть своя фирма, дружище?

– Фирма?
– удивился Мэнникон.
– Зачем мне нужна фирма? Я получаю семь тысяч восемьсот долларов в год - за вычетом налогов, расходов на психиатров для детей и страховок... "Есть ли у меня своя фирма"!

– У меня их четыре, пять. Возможно, семь, - сказал Крокетт.
– Сколько никого не касается. Одна в Лихтенштейне, две на Багамах, еще одна на имя моей разведенной тетушки, которая официально проживает в Искье. "Есть ли у меня своя фирма"!

– В вашем возрасте!
– с восхищением сказал Мэнникон.
– В возрасте двадцати пяти лет и трех месяцев! Но зачем они вам нужны?

– О, время от времени я подкидываю кость Паульсону, - сказал Крокетт. Низкотемпературная обработка полиэфирных смол, методика кристаллизации нестабильных аминокислот и тому подобные мелочи. Паульсон слюни пускает от благодарности. Но в серьезных делах... Неужели ты думаешь, что я спешу в дирекцию, виляя хвостом, как охотничья собака с добычей? Господи, дружище, ты что, вчера родился? В одной только Германии моей фирме принадлежит четыре патента на закалку стекловолокна. Что же касается необогащенных бокситов...

– Не затрудняйте себя такими деталями, - сказал Мэнникон, которому не хотелось проявлять излишнее любопытство. Он начинал понимать, откуда брались все эти "ланчи", "корветы" и "мерседесы", что стояли возле лаборатории.

– Фирму мы откроем на острове Гернси, - сказал Крокетт.
– Ты и я, ну и еще кое-кто из нужных людей. Меня там хорошо знают, да и язык там английский. Что же касается филиалов, которые будут появляться, для них мы можем использовать мою тетушку в Искье.

– Вы думаете, нам понадобится еще кто-нибудь?
– забеспокоился Мэнникон. За десять минут он уже умудрился усвоить главную заповедь капиталиста: не дробить капитал без надобности.

– Боюсь, что да, - сказал Крокетт, размышляя.
– Нам потребуется первоклассный патолог, чтобы выяснить, каким образом раствор Мэнникона взаимодействует с ядерным материалом тех клеток, к которым он проявляет сродство, и как он проникает сквозь клеточную мембрану. Нам потребуется незаурядный биохимик, а также специалист по изучению воздействия вещества на окружающую среду. Это солидное дело, дружище. Третьесортные здесь не подойдут. Ну и, конечно, потребуется какой-нибудь ангел-хранитель.

– Ангел-хранитель?
– Мэнникон совсем растерялся. Ему было непонятно, при чем здесь религия.

– Денежный мешок, - нетерпеливо пояснил Крокетт.
–

Все это обойдется недешево. На первых порах мы можем использовать паульсоновскую лабораторию, но в дальнейшем нам понадобится собственная.

– Конечно, - согласился Мэнникон. Его лексикон обогащался с такой же быстротой, как и кругозор.

– Во-первых, патолог, - сказал Крокетт.
– Нам нужен лучший в стране. Старый добрый Тагека Ки.

Мэнникон кивнул. Тагека Ки был лучшим студентом курса в Киото, а затем лучшим в Беркли. Он ездил на "ягуаре". Мэнникон уже встречался с Тагекой Ки. Один раз. В кино. Тагека Ки спросил: "Это место не занято?" Мэнникон ответил: "Нет". Мэнникон запомнил этот их разговор.

– О'кей. Не стоит терять время. Пойдем разыщем Ки, пока он не уехал домой.
– Крокетт оставил на столе десятидолларовую бумажку. Мэнникон последовал за ним к двери, думая о том, как замечательно быть богатым. Он прошел мимо трех дам у стойки. "В один прекрасный день, - подумалось ему, - и меня будет ждать в баре такая вот штучка". Он даже вздрогнул от столь заманчивой перспективы.

По дороге в лабораторию они купили золотую рыбку для хозяйки аквариума. Они обещали вернуть ей рыбку. Она говорила, что очень привязана к этой рыбке.

– Любопытно, любопытно, - сказал Тагека Ки.

Он пролистал записи Мэнникона и бросил по-восточному непроницаемый взгляд на восемнадцать мышей в холодильнике. Коллеги находились в комнате Мэнникона. Крокетт был уверен, что у них с Тагекой комнаты оснащены "жучками" и каждый вечер Паульсон прослушивает записи разговоров. Подслушивать детергенты и растворители никому в голову не придет, поэтому здесь можно было говорить спокойно - правда, не слишком громко.

– Любопытно, - повторил Тагека. Он говорил на чистейшем английском, с легким техасским акцентом. В Сан-Франциско он финансировал спектакли театра "Но" и был признанным авторитетом по табачной мозаике.
– Расклад следующий. Если будет что раскладывать. Все компаньоны имеют равную долю, плюс у меня дополнительно исключительные права в Гватемале и Коста-Рике.

– Ки!
– запротестовал было Крокетт.

– У меня есть некоторые связи в Карибском бассейне, о которых не следует забывать, - сказал Тагека Ки.
– Соглашайтесь, коллега, или оставим этот разговор.

– О'кей, - сказал Крокетт. К Нобелевской премии Тагека был гораздо ближе, чем Крокетт, и имел фирмы в Панаме, Нигерии и Цюрихе.

Тагека небрежно вытащил из холодильника поднос с мертвыми мышами и золотую рыбку на плоской алюминиевой тарелочке.

– Извините меня, - сказал Мэнникон. Его вдруг осенило.
– Мне не хотелось бы вмешиваться, но мыши - желтые, я имею в виду...
– Он опять вспотел, на этот раз не от удовольствия.
– Я хочу сказать, что до сих пор по крайней мере... этот раствор...
– Позднее он научится произносить "раствор Мэнникона" без запинки, но пока это к нему не пришло.
– Дело в том, - продолжал он, заикаясь, - что до сих пор раствор оказывался ядом только для... гм... организмов, доминирующий пигмент которых... как бы это сказать... можно определить... ну... как желтоватый.