Раствор Мэнникона
Шрифт:
У Мэнникона перехватило дыхание. Тагека сбросил фартук, под которым оказалась гавайская рубашка.
– Предварительные выводы таковы, - деловито начал он.
– Нетоксичное вещество, известное под названием "Флоксо", в соединении с другим нетоксичным веществом, диоксотетрамеркфеноферрогеном-14, проявляет мгновенное сродство к пигментному материалу восемнадцати желтых мышей и одной золотой рыбки.
– Девятнадцати, - вставил Мэнникон, вспомнив про первую мышь, которую выбросил в мусоросжигатель.
– Восемнадцати, - повторил Тагека.
– Я опираюсь на проверенные факты.
–
– Исследование тканей, - продолжал Тагека, - и других органов позволяет сделать вывод, что раствор неизвестным пока образом соединяется с клеточным пигментом, химической формулой которого я не стану вас сейчас обременять. При этом образуется новое соединение, формулу которого еще предстоит уточнить. Оно мгновенно и мощно воздействует на симпатическую нервную систему, что в свою очередь незамедлительно приводит к дисфункции последней, а в результате к остановке дыхания, исчезновению пульса, параличу.
– Он налил себе еще бокал хересу.
– Почему у тебя такие воспаленные глаза, коллега?
– Дело в том, что я привык спать по восемь часов в сутки, и... пробормотал Мэнникон.
– Ты должен сократить это время, - сказал Тагека.
– Я обхожусь одним часом.
– Постараюсь, сэр, - сказал Мэнникон.
– Что касается практического применения нашего раствора, то это вне моей компетенции, - сказал Тагека.
– Я всего лишь патолог. Но я уверен, если раскинуть мозгами, такая возможность обнаружится. В храме науки всему найдется применение. В конце концов, супруги Кюри открыли свойства радия только потому, что случайно в темной комнате рядом с куском урановой обманки оказался ключ, который и был сфотографирован таким образом. А кому сейчас придет в голову фотографировать ключ, верно, коллеги?
– Неожиданно он захихикал.
"Забавные эти японцы, - подумал Мэнникон.
– Не похожи на нас".
Тагека снова стал серьезным.
– Возможно, последующие методичные исследования просветят нас и на этот счет. Для начала, скажем, эксперименты с пятью сотнями желтых мышей при таком же объеме контрольного материала. То же самое с тысячью золотых рыбок. То же с другими организмами, желтыми от природы, например с нарциссами, попугаями, тыквой, кукурузой. Высшие позвоночные, собаки, желтогрудые павианы, которые водятся в лесах Новой Гвинеи, к сожалению весьма немногочисленные, пара лошадей, соловых...
– Как же я протащу пару лошадей в детергенты и растворители?
– спросил Мэнникон. У него уже голова кругом пошла.
– Да еще не поднимая при этом шума?
– Эта лаборатория, - Тагека учтивым жестом обвел все это сверкание вокруг них, - к услугам моих досточтимых друзей. К тому же не мешает проявить некоторую изобретательность и провести кой-какие опыты в других местах. Мне нужны всего лишь грамотно сделанные тканевые срезы, окрашенные в соответствии с моими указаниями.
– Но я не могу затребовать в лаборатории павианов и лошадей, - сказал Мэнникон, снова обливаясь потом.
– Я полагал, что все это будет предпринято в частном порядке, - ледяным тоном процедил Тагека, глядя на Крокетта.
– Разумеется, - подтвердил тот.
– Но где мы возьмем деньги? Господи помилуй,
– Я всего лишь патолог, - сказал Тагека, прихлебывая херес.
– Это я беру на себя, - сказал Крокетт.
– Вам легко брать это на себя, - сказал Мэнникон, чуть не плача.
– У вас фирмы по всему земному шару разбросаны. Лихтенштейн, Искья... А я получаю семь тысяч восемьсот долларов...
– Мы знаем, сколько ты получаешь, коллега, - перебил Тагека.
– Я покрою твою долю предварительных расходов вместе со своей.
Мэнникон едва не задохнулся от благодарности. Теперь он не сомневался, что имеет дело со стоящими людьми.
– Просто не знаю, что и сказать...
– начал он.
– Тебе и не надо ничего говорить, - успокоил его Тагека.
– В счет частичного возмещения вложенных средств я возьму себе исключительные права распоряжаться твоей долей по всей Северной Европе выше линии, соединяющей Лондон с Берлином.
– Да, сэр, - сказал Мэнникон. Он хотел сказать что-то еще, но вышло только "Да, сэр".
– Полагаю, на сегодня достаточно, коллеги, - заключил Тагека.
– Я вас не тороплю, но мне надо немного поработать перед сном.
Он вежливо выставил Крокетта и Мэнникона из лаборатории. Они услышали, как за ними замкнулась дверь.
– Восточная натура, - сказал Крокетт.
– Вечно что-то подозревает.
Девица в розовато-лиловых брюках по-прежнему лежала на диване. Глаза ее были широко раскрыты, но уже ничего не видели.
"Несомненно, - подумал Мэнникон, бросая последний алчный взгляд на девицу, - мы живем в век специализации".
Недели помчались как в кошмаре. Мэнникон проводил дни в детергентах и растворителях, строча отчеты о мифических экспериментах в доказательство того, что он оправдывает свое жалованье и верно служит интересам Фогеля Паульсона. Ночи же проходили в лаборатории Тагеки Ки. Мэнникон сократил время сна до трех часов. Эксперименты шли своим чередом. Было закуплено пятьсот желтых мышей. Желтая афганская борзая с великолепной родословной, купленная за большие деньги, продержалась не более часа, приняв несколько капель раствора Мэнникона вместе с миской молока, тогда как черно-белая дворняжка, за три доллара избавленная от гибели на живодерне, бодро тявкала и через два дня после того, как разделила трапезу с борзой. Уснувшие золотые рыбки сотнями валялись в холодильниках Тагеки, а желтогрудый павиан, продемонстрировав глубокую привязанность к Тагеке, терпимость к Крокетту и безудержное стремление загрызть Мэнникона, упокоился через десять минут после соприкосновения с предварительно разбавленным для этой цели раствором.
Между тем дома у Мэнникона сложилась ситуация весьма неожиданная. Его ночные отлучки стали раздражать миссис Мэнникон. Он ничего не мог сказать ей о своих делах, только сообщил, что работает с Крокеттом и Тагекой. Из-за этих законов о разделе имущества Мэнникон собирался потребовать развода до того, как фирма начнет приносить доход.
– Что вы там ищете каждую ночь?
– допытывалась миссис Мэнникон.
– Конец радуги, что ли?
"Еще и этот крест нести, - подумал Мэнникон.
– Но теперь уже недолго".