Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой
Шрифт:
Именно в этот момент у меня появился шанс. Я обошел вокруг состава, в каких-то сантиметрах от вооруженных охранников. С другой его стороны – той, которая не была видна с вокзала, – я вскарабкался на уже заполненный вагон. С той стороны он еще не был заперт на висячий замок. Я подпрыгнул и повис всей своей тяжестью на засове, закрывавшем дверь. Звякнула щеколда, и широкая дверь распахнулась.
Люди внутри, еще минуту назад пленники в темноте, щурились на ноябрьское небо. “Пошевеливайтесь, быстро!” – сказал я. Мужчины стали выпрыгивать из поезда. Они побежали к очереди, в которой Валленберг продолжал раздавать паспорта.
В то время, когда я пытался взобраться на следующий вагон, Валленберг понял, что его время истекло. “Вы все, освобожденные венгерским правительством, назад в город, марш!” В этот момент офицер венгерской полиции обнаружил, чем
Рауль с водителем вскочили в “студебеккер” и помчались, огибая поезд, на мою сторону состава. Рауль открыл дверцу и высунулся наружу. “Том! Прыгай!”
У меня не было ни секунды на раздумья. Это был самый длинный прыжок в моей жизни [54] .
54
Veres [без даты]. Согласно шоферу Шандору Ардаи, человеком, который вскарабкался в товарный вагон, был сам Валленберг, что маловероятно, учитывая его положение дипломата. Однако ошибка свидетельствует о почти мифологическом статусе Валленберга в представлении своих сотрудников.
На вокзал Йожефварош совершал вылазки и Пер Ангер. При помощи капитана полиции Батизфалви он позже сумел спасти от депортации 150 человек, из них лишь двое были настоящими владельцами охранных паспортов. Однако 500–600 евреев, которых сумели вызволить Валленберг и Ангер, составляли ничтожную долю из 17 тыс., депортированных в течение следующей недели.
Доллары за подзащитных
Как уже говорилось, создание Международного гетто связывалось с репатриацией евреев, находящихся под защитой нейтральных стран: они должны были жить там “в ожидании отъезда”. Если иностранные евреи не покинут страну, с ними будут обращаться так же, как с прочими евреями, то есть заставят носить звезду Давида и отправят на принудительные работы (что в худшем случае значило депортацию), предупреждали венгерские власти. Вопрос о репатриации, в свою очередь, увязывался с признанием нейтральными странами режима Салаши. После переворота 15 октября шведское правительство немедленно выслало заместителя военного атташе Ласло Вёцкёнди, назначенного Салаши поверенным в делах в Стокгольме, и совершенно не планировало принимать нового представителя венгерского режима. Вёцкёнди был теперь заместителем министра иностранных дел в правительстве Салаши и по понятным причинам враждебно относился к Швеции.
К этому времени испанское правительство для облегчения акции по спасению испанских евреев намекнуло (но не подтвердило), что было бы готово признать режим Салаши. Иван Даниэльсон попытался убедить МИД сделать что-то подобное. Стокгольм, однако, наотрез отказался. “О приеме здесь представителя Салаши не может быть и речи” – так звучал ответ из МИДа: “Вам в настоящий момент не следует высказывать эту идею. Нужно постараться оттянуть решение вопроса”. Даниэльсон возразил, что “партия Салаши тут же использует момент, чтобы, не считаясь ни с чем, ликвидировать оставшихся евреев Будапешта”. МИД не соглашался, призывая Даниэльсона продолжать тактику проволочек в надежде, что война скоро закончится.
По свидетельству Ларса Берга, именно Валленберг оказывал давление на Даниэльсона в вопросе о признании. Пер Ангер тоже резко критиковал мидовскую “негибкую политику, в результате которой подвергалось риску не только существование миссии, но прежде всего жизни наших еврейских подзащитных”. Берг, напротив, очень одобрял то, что “бандитское правительство” Салаши так и не получило дипломатического признания Швеции. Как ни посмотреть на этот вопрос, не вызывает сомнений, что официальный шведский подход подвергал опасности не только шведских подзащитных, но и персонал шведской миссии.
Одновременно предпринимались новые усилия для того, чтобы отправить хотя бы небольшое число подзащитных евреев в Швецию. Пятнадцатого ноября, в тот день, когда истек срок репатриации, будапештская миссия рапортовала в МИД, что “маленький транспорт из 150 евреев, возможно, отправится в путь немедленно”. Процесс получения виз, говорилось в документе, закончен, “но в Берлине, по всей видимости, возникло недопонимание касательно некоторой небольшой формальности”, и “ситуация с дальнейшей транспортировкой вызывает тревогу”. Было решено, что Валленберг будет провожать первый поезд в качестве представителя шведского правительства.
Нехватка транспортных средств и противодействие германских властей были не единственными препятствиями.
Транспортирование должно было идти через Вену, Берлин и Данию. Первый этап пути – от Будапешта до Вены – предстояло проехать в вагонах третьего класса. Поскольку никакого дополнительного поезда для проезда через Германии выделено быть не могло, этот отрезок предполагалось покрыть в вагонах, прицепленных к обычным поездам, по одному вагону в день.
То, что шведские подзащитные получили транзитную визу, было результатом тайных переговоров Валленберга с Куртом Бехером и Режё Кастнером, с которым он в конце ноября находился в постоянном контакте. По истечении срока репатриации шведские держатели охранных паспортов рисковали оказаться в том же положении, что и прочие евреи. И Валленберг решил войти в контакт с Бехером. Сначала с ним связались сотрудники Валленберга, заявившие, что тот хотел бы встретиться для обсуждения экономической сделки. Встречу помог организовать Вильмош Биллиц. Валленберг предложил уплатить по тысяче швейцарских франков за каждого еврея, которому позволят выехать в Швецию, – эта сумма будет депонирована в Швейцарии. Источником средств был “Джойнт”. Бехер согласился и попросил “Джойнт” дать гарантии, что и было сделано (точно так же, как в случае поезда Кастнера). Гарантировалась сумма в 1 млн долларов, но она была снижена до 400 тыс. швейцарских франков, поскольку первым транспортом должно было отправиться всего лишь 400 человек.
Согласно сотруднику Кастнера Андрашу Бишу, гарантия “Джойнта” на самом деле была предусловием соглашения. В переговорах с немцами в течение года “Джойнт” успешно культивировал миф, что он представляет “мировое еврейство” и поэтому является естественным партнером по этим вопросам. То, что германские власти уважали шведские охранные паспорта и швейцарские палестинские сертификаты, тоже, согласно Бишу, было результатом обещаний “Джойнта” [55] .
Однако в этом случае гарантий “Джойнта” оказалось недостаточно. Репатриация не состоялась – причиной послужило то, что служба безопасности в Берлине так и не дала разрешения. По мнению Фридриха Борна, германское правительство на самом деле “никогда всерьез и не думало позволять проезд еврейских эмигрантов”.
55
Значение гарантий Джойнта для соглашения между Валленбергом и Бехером становится ясным из телеграммы Бисса Сали Майеру (L'evai 1988, с. 275; Biss 1966, с. 226).
Хотя шведские подзащитные евреи никуда не выехали, в дальнейшем Валленберг в дискуссиях с венгерскими властями мог утверждать, что несостоявшийся выезд шведских евреев в Швецию – результат проволочек со стороны немцев, а вовсе не вина шведского государства, которое на самом деле делает все возможное для репатриации. “Переговоры [с Бехером], таким образом, имели определенное значение для шведской спасательной акции”, – гласит вывод Биша.
“План Нансена”
В разгар отчаянной борьбы за физическое спасение венгерского еврейства Валленберг нашел время для обдумывания и планирования жизни спасенных евреев после войны. Это входило в задание, полученное от шведского МИДа, согласно которому он должен был высказать свои предложения по “необходимым мерам помощи в послевоенное время”.
Шестого ноября Валленберг вызвал к себе Режё Мюллера. Он поведал ему тайну: на самом деле поручение ему дал не шведский МИД, а Управление по делам военных беженцев, и его деятельность финансируется американцами. Он рассказал, что использовать эти деньги можно будет и после войны, и попросил Мюллера подумать, как бы мог выглядеть план по спасению жертв войны. Одним источником вдохновения был, возможно, норвежский путешественник-первооткрыватель Фритьоф Нансен, комиссар Лиги Наций по делам беженцев после Первой мировой войны, известный своими так называемыми нансеновскими паспортами – удостоверениями личности, выдаваемыми беженцам без гражданства. Как и шведка Эльза Брендстрём, “сибирский ангел”, представительница Красного Креста в России во время Первой мировой и Гражданской войн, Нансен в начале 1920-х пользовался огромным международным авторитетом, в том числе у молодых людей поколения Валленберга.