Равная солнцу

Амирезвани Анита

— Утрата детей печальнее всего, что можно описать, — сказал Мохаммад. — Поистине, тогда и поблек свет моих глаз.

— Да утешит вас Бог в ваших печалях. Какие ужасные горести вы перенесли!

— Ваши утраты столь же велики, — ответил он.

— Надеюсь, что Бог даровал вам здоровье на эти трудные времена.

— С тех пор как мы последний раз виделись с вами, зрение моего мужа еще ухудшилось, — сказала Хайр аль-Ниса. — Это бедствие для человека, столь одаренного к чтению и сочинению стихов.

— На

то воля Бога, — вмешался он с покорным видом. — Теперь я сочиняю стихи в уме, а писцы переносят их на бумагу. Но к этому времени они уже все равно у меня в памяти.

— Не почитать ли нам стихи друг другу? — спросила Пери. — Было бы радостно услышать ваши.

— Мы непременно сделаем это, как только обоснуемся в столице.

Мохаммад Ходабанде дал знак, чтобы принесли угощение — чай и рисовую запеканку с шафраном и корицей, согревшие нас в этот холодный день. Я был очень доволен тем, как проходил прием, однако был все время начеку, так как ничего существенного пока что не обсуждалось. После чая разговор наконец зашел о дворцовых делах.

— Сестра, мы многое слышали о событиях при дворе. Ты должна нам все рассказать.

— Конечно, — согласилась она. — Я много работала в эти дни с мирзой Салманом. Я позволила ему уехать, чтоб сообщить об этом вам, но с тех пор от него не было известий. Он вам рассказал о случившемся?

Прошла минута, прежде чем они ответили.

— Он рассказал нам все, — бесцветно ответила Хайр аль-Ниса.

— И про войско, посланное в Кум? А про стражу казначейства объяснил?

— Да, про все, — сказал Мохаммад, словно эхо своей жены.

Странными были их ответы. Я ожидал похвал за ее превосходную службу.

— Служить вам было моим долгом, — ответила Пери, словно заполняя пустоту. — После вашего восхождения на трон я буду рядом с вами день и ночь, выполняя ваши повеления.

Она вела себя именно так, как надо, — уверенно и смиренно.

Мохаммад Ходабанде вздохнул:

— Вам надлежит знать правду: я не тот человек, что мечтал стать шахом, и я сомневаюсь, что переменюсь.

Пери улыбнулась, предчувствуя, как будет выполнять свои новые обязанности.

— Уймите свою тревогу, — отвечала она. — Мужи двора привыкли ко мне и будут делать то, что я прикажу. Я прослежу, чтобы ваши приказы выполнялись.

Брови Хайр аль-Нисы приподнялись.

— В этом не будет нужды.

Пери удивилась:

— Я никого не хотела задеть, но дворец — это сложный мир. Без подробного знания о нем сложно добиться повиновения.

— Мы рады, что вы наделены этим знанием, — сказал Мохаммад Ходабанде. — Когда вы расскажете нам все, что надлежит знать, его делами займется моя жена.

— Ваша жена?

— Именно так.

Губы Пери поджались.

— Я совершенно не понимаю, с чего бы матери четырех детей захотелось добавить к своим заботам еще и управление

государством? Это слишком сложно для того, кого воспитали не так, как меня.

Мое сердце упало при этом рассчитанном оскорблении.

— Однако именно этим я и займусь, — высокомерно ответила Хайр аль-Ниса.

— Я всю жизнь училась этому, еще до того, как в четырнадцать лет стала советником у моего отца. Это непростые дела.

— О да, непростые, — сказал Мохаммад Ходабанде. — Вот поэтому ты обучишь мою жену, и она будет выполнять все мои желания.

— Брат, я прошу вас подумать и учесть все мои знания и опыт, которые должны использоваться на постоянной основе при дворе. Даже вельможи согласились, что я — лучший выбор для этой работы.

— Если бы вы смогли делать ее вместе, для меня это было бы лучше всего, — безмятежно ответил Мохаммад Ходабанде.

Расшитые края платья Пери дрожали. И я мысленно содрогнулся от несправедливости происходящего.

— С вельможами непросто. Если они чуют нерешительность, то немедленно этим воспользуются. Слабого они раздавят. Не ради себя, но ради вашей собственной защиты я прошу назначения вашим верховным советником. Ведь я, кроме прочего, рисковала для вас жизнью.

Она имела в виду устранение Исмаила, но, конечно, сказать этого не могла.

— Что вы хотите сказать? — потребовала ответа Хайр аль-Ниса.

— Рисковала жизнью, поскольку нельзя было быть уверенным, что назавтра сохранишь ее. Если бы не смерть Исмаила и не то, что вельможа, назначенный казнить вашу семью, сумел найти повод оттянуть приезд в Шираз, вы были бы сейчас бездетной вдовой — или хуже.

— Безусловно, это правда, но какое отношение это имеет к нам? Я слышала, лекарь Исмаила сказал, что он умер от избытка опиума и еды, что внутренности его завязались в смертельный узел.

Хайр аль-Ниса явно торжествовала, что обеспокоило меня.

— Я хотела сказать, что сделала все, что могла, дабы убедить его и его окружение сдержать убийц, — сказала Пери, — включая тех, что были посланы к вашим детям.

— Так ведь это Бог не дал нам такой судьбы, оттого ничего и не случилось, — ответил Мохаммад Ходабанде. — К чему сопротивляться подобному? День клонится к закату, и меня зовут мои книги. Оставляю вас вдвоем, чтоб договориться.

Во имя Всевышнего! Все было даже хуже, чем я опасался: он даже не задержался увериться, что жена все сделает правильно.

Улыбка Хайр аль-Нисы была ледяной.

— Да, в самом деле. Мы договоримся. Ты можешь начать с того, что поцелуешь мою стопу в знак преданности.

Требование было настолько оскорбительным для сафавидской царевны, что я едва сумел скрыть свое потрясение.

Пери встала, высоко подняв голову:

— Вы требуете, чтоб женщина царской крови целовала ногу девицы из деревни?