Рай без памяти (илл. А. Иткина)
Шрифт:
Заказ уточнен?
Конечно. Списки уже переданы в Эй-центр.
Есть отказный сигнал?
Нет.
Что предлагаете?
Продлить восьмой рейс. По улицам Плесси и Мари Жорден, всего двадцать минут. Вот так... — Он провел, указкой над макетом, будто скользнувшей по невидимому стеклу, предохраняющему модель Города от прикосновений.
Действуйте.
Очкарик и карта растаяли за мерцающей пленкой стены, снова возникшей в пространстве.
В сущности, это какой-то вид телевидения, — заметил я.
Не совсем. Фокус безлинзовой оптики. Будущее голографии и лазерной техники. Кстати, — усмехнулся Зернов-второй, — задай вы мне этот вопрос даже месяц назад,
Но моего Зернова интересовала другая тема:
Значит, в твоем распоряжении и входной контроль и телепортация?
Да, механизм управления настроен на мои биотоки.
А ты можешь, скажем, снять контроль, сохранив блокаду телепортации?
Зачем?
Ты же мои мысли читаешь, чудак. Зачем спрашиваешь?
Для уверенности.
Может создаться ситуация, когда нам понадобится свободный вход с одновременным ограничением передвижения внутри.
Зернов-второй понимающе усмехнулся:
Свободный вход для всех, а блокада против одного?
Пять с плюсом
Но он всегда может воспользоваться «проходами».
Его можно задержать.
Трудно. «Проходы» — это лабиринт. Даже я всех не знаю.
Меня интересует только один — к управлению выходом из континуума. Энд-камера.
Единственный механизм, не подчиненный моему управлению, — вздохнул Зернов-второй.
Для чего он понадобился?
Вероятно, его задумали на случай непредвиденной катастрофы, стихийного бедствия, которое иногда трудно предвидеть даже сверхразуму. Допустим, какого-нибудь обвала или наводнения, когда любой грузовик с продовольствием окажется под угрозой гибели. Тогда на время ремонтных работ и предусмотрено действие механизма. А управление им создатели этого мира сочли возможным доверить только главе государства.
Каким образом? Не состоялась же встреча на высшем уровне.
Зачем? Бойл просто знает, что он один может нажать кнопку. Знание запрограммировано.
Значит, он в любую минуту может лишить Город продовольствия? — вмешался я.
Если захочет — да. Но никто, кроме него и меня, об этом не знает.
Мы знаем, — загадочно сказал мой Зернов.
Глава XLI
НИКАКИХ СЛУЧАЙНОСТЕЙ
Я не могу быть историком восстания, не потому что не способен к историческим обобщениям, а просто потому, что я его не видел. Избранный в Центральный повстанческий штаб, я просидел безвылазно на втором этаже отеля «Омон», ничего не видя, кроме хлопающих дверей, входящих и выходящих людей, табачного дыма и зашторенных окон; просидел до той самой минуты, когда пришла и моя очередь предъявить уже не мундирным патрульным свою пластмассовую красную фишку. Она служила паролем и пропуском, гарантировала безопасность в случае нападения своих и давала право руководства любой не имевшей командира повстанческой группой.
Полицейская хунта справляла свой триумфальный день пышно и пьяно. Повсюду развевались расшитые золотом флаги, превращавшие улицы в некое подобие галунных мундиров. Желтые розы цвели на кустах и на окнах. И пьяны на этот раз были не только полицейские, пьющие без просыпу бог знает какие
Меня равно поражали и беспечность хозяев Города, их полная неосведомленность о том, что назревало у них под носом, и продуманная оперативность повстанческого штаба и его якобинских сил: вспоминалось зерновское: «С нами или без нас, а они свое дело сделают». И они делали его согласованно, четко и почти безошибочно. Ошибки, конечно, были, но и они уже не смогли ни сдержать, ни ослабить развернувшейся пружины восстания. Она начала раскручиваться сразу же после полудня, чтобы к концу дня, а точнее, к началу полицейского банкета в «Олимпии» все жизненные центры Города и его окрестностей оказались в руках повстанцев. Как это происходило, я узнавал по телефону в бывших апартаментах Этьена в отеле «Омон»: наличие телефона здесь и побудило штаб сделать эти апартаменты центром восстания. Томпсон предлагал мэрию, но «Омон» был тише и малолюднее, а потому и безопаснее.
Я всегда удивлялся парадоксам, которые все время порождала эта искусственно созданная жизнь. Отсутствие телефонной связи, например, ограниченной, какой-нибудь сотней номеров в городе с миллионным населением, с каждым годом создававшее все растущие неудобства, стало истинным благом для организаторов восстания, позволившим засекретить его до самой последней минуты. Наличие телефона дало бы возможность любому полицейскому или обывателю-прохвосту предупредить власти о замеченных им каких-нибудь подозрительных, с его точки зрения, явлениях. Но в Городе по телефону общались только члены Клуба состоятельных или полицейская периферия со своим городским руководством. Даже в Майн-сити телефон был только у коменданта и его заместителей в отдельных рудничных секциях.
После полудня все периферийные телефонные пункты были уже в руках повстанцев, а въезды в Город контролировали уже не полицейские, а рабочие патрули в галунных мундирах. Полицейские заставы были захвачены даже не в первые часы, а в первые минуты восстания. Стил по телефону с моей заставы у выхода из континуума сообщил, что автоматчики Фляша уже снимают полицейские патрули по всей продтрассе. Не имеющие огнестрельного оружия лучники отдельной колонной движутся к Городу. Он интересовался, скольких мы сможем вооружить по прибытии на место.
Сотню, не больше, — подсказал мне сидевший рядом Томпсон.
Есть же оружие на центральном складе, — горячился Стил.
Любая акция в Городе сейчас преждевременна. Все развернется к вечеру. Очищайте окрестности, не спешите.
Где Минье? — спросил я, вспомнив о своем преемнике на заставе.
Кому нужен его труп? — кричал Стил. — Я не могу задержать лучников.
Томпсон, не спавший всю ночь, устало махнул рукой: пусть дойдут до заставы.
Вы помните Робина Гуда? — спросил я.