Рай начинается вчера
Шрифт:
– Я о том уже и не мечтал, Михалыч! В последнее время все только и думал, когда же ты меня по дождю в час ночи прокатишь! – тепло улыбаясь, отшутился Гриша.
Николай, слушая нас, осклабился.
– Ты, Николай, кепку бы надел, – открывая дверь со стороны водительского сиденья, сказал я охраннику, – моросит.
– Та, то пыль для моряка, Михалыч! – отмахнулся Николай.
– Моряк! – буркнул Семеныч. – Ворота, давай, открывай!
Я еще не успел сесть за руль, как меня остановил Мухтар. Заволновавшись, он, тихо заскулив, встал на задние лапы
– Ну-ну, кончай, Мухтар! – отстранил я пса и, сев за руль, захлопнул дверь, наблюдая, как с тихим поскрипыванием сползает вбок металлическая створка ворот.
Но, когда Николай молча махнул нам рукой, и мы медленно тронулись, пес, вновь заволновавшись, пробежал несколько метров рядом с машиной, а затем остановился и, задрав морду, взвыл, заставив меня поежиться.
– Тьфу… Зараза!!! – чертыхнулся Семеныч, незаметно перекрестившись.
Свет фар осветил Николая, шутливо отдававшего нам честь, мягко скользнул по стволам деревьев, затем резко опустился вниз, осветив придорожные кусты, и затем снова, так же резко выровнявшись, прорезал сумрачную пустынную дорогу.
Автомобиль набирал ход.
– 2 -
Пляж
Мелкие капли дождя, клубясь в свете фар, летели нам навстречу, упруго ударяясь в лобовое стекло. Я включил дворники.
– Что за пожар, Михалыч? – нарушил молчание Григорий.
– Сам не пойму!… Блевонтин звонил, – рассказал я о звонке. – Что-то здесь не то! Что-то не сходится, Семеныч… Дозвониться до него не могу…
– М-да… Надо бы охрану вызвать, Михалыч.
– Да вызвал я охрану… Вызвал, Гриша! Приедем – будем решать на месте. Хотя, что решать, еще не пойму! – вздохнул я, и мы оба замолчали.
Я уверенно вел автомобиль по мокрой дороге. Стрелка спидометра застыла на отметке сто двадцать. С раннего детства я, как и всякий мальчишка, любил машины. Мне тогда казалось, что водители – это особые люди, обладающие некими высокими и недоступными мне качествами. И хотя жизнь у меня сложилась так, что впервые я сел за руль после сорока лет, я довольно быстро научился управлять автомобилем. Но, несмотря на это, в моем подсознании все еще жила та наивная мысль из моего далекого детства о водителях, к которым я, увы, себя никак не причислял.
Я любил управлять автомобилем. Мне нравилось, что все мое естество наполнялось каким-то детским восторгом. Мозг мой начинал работать четко и ясно, а в мое тело будто вливалась сила мотора. И если мне выпадала возможность, я возил своего водителя, положенного мне по какому-то статусу, в качестве пассажира. Сейчас был именно такой случай, когда мне необходимо было собраться с мыслями.
Проехав под мостом, я свернул с трассы и, сбавив скорость, внимательно посмотрел в сторону темнеющего впереди пляжа. Заметив стоявший темным пятном у будки лодочника автомобиль, я, не доезжая до него, остановился, мигнув фарами. Увидав наш сигнал, нам трижды мигнули фарами в ответ.
Заметив
– Заряжен, – кратко сказал он, захлопывая бардачок, и, перегнувшись через сидение, взял в руки автомат.
– Ты, Семеныч, еще бы пулемет прихватил! – пряча пистолет за пояс, недовольно проворчал я.
– Береженного Бог бережет, Михалыч! – не глядя на меня, ответил Гриша, вгоняя патрон в патронник.
Не ответив ему, я внимательно наблюдал, как со стороны стоявшего автомобиля в нашу сторону, скользя по мокрой земле, торопливо приближался человек. В размывчатом свете фар я узнал в нем начальника нашей охранной системы, бывшего опера Алексея.
Переглянувшись с Гришей, я молча разблокировал замки дверей, и, когда Алексей, открыв дверь, сел на заднее сидение, в салоне запахло сыростью и дождем.
– Что выяснили, Алексеевич? – вместо приветствия спросил я его.
– Иосиф Викторович уехал из банка около девятнадцати. Жена сообщила, что он звонил ей домой около двадцати одного часа. Сказал, что задержится. Вы же знаете, что он часто задерживался допоздна. Начальник службы безопасности банка сообщил, что документы на месте. На данный момент программисты проверяют сервера. Пока вроде все нормально, но сами понимаете, Александр Михайлович, времени для полной проверки крайне мало.
– Сколько с тобой людей, Алексеевич? – перебил я его.
– Трое: по одному на въезде и выезде, один за рулем, – четко ответил он.
– Посадку прошерстили как смогли. Вроде никого… Но здесь взвод надо, Александр Михайлович… Место муторошное!!! – добавил он, замолчав.
В далекие девяностые, исходя из условий безопасности, мы облюбовали пляж для серьезных «стрелок». От трассы недалеко, река, посадка, развилка – все на виду, и уйти можно в случае чего. Со временем все это ушло в прошлое. Переговоры велись уже в кабинетах, и то, что Блевонтин назначил встречу на старом месте, вызывало во мне невольное беспокойство.
– Что ты, Алексей, думаешь по этому поводу? – тихо спросил я.
– Не знаю, что и сказать, Александр Михайлович… Но, думаю, надо выбираться на трассу!
Может, и правда надо выбираться, а может, и не надо выбираться?!! Может, и не надо было вовсе ехать сюда?!! Все может быть! Но было несколько серьезных «но», которым я просто не мог отказать.
Это и мой характер, и мой друг и советчик, Иосиф Викторович Кацман, с уличной кличкой Блевонтин, данной ему за оспинки на лице пацанами еще в детстве.
Сын бухгалтера Виктора Сигизмундовича и училки музыки тети Изы, как говорится, «любил блатную жизнь, да воровать боялся». Мы жили с ним на одной площадке, и его, как магнитом, тянуло в нашу приблатненную компанию. Длинная нескладная фигура, оттопыренные уши и лицо в мелких оспинках были частым поводом для едких шуток над ним, на которые он лишь смущенно улыбался. Несмотря на его внешний вид, Иосиф нравился мне неким иным, отличающимся от ребят моего окружения, внутренним миром, и я сдружился с ним.