Рай: правила выживания
Шрифт:
— И это тоже, — согласилась она. — Но Мари, раз уж твой отец не стал продвигать в науку тебя, пусть продвинет меня.
И это говорит гений биосинтеза, надежда Земли, "наше будущее", так его и разэдак!
— Тебе не достаточно Проскурина, твоих собственных результатов, того, хотя бы, что тебя взяли в эту экспедицию?!
— Мари, — она посмотрела… с изрядной долей снисходительности, — не будь такой наивной. Только прочные межличностные связи решают в нашей жизни всё. Да, у меня хорошие результаты, но откуда нам знать — вдруг завтра политику внедрения
— Думаешь, твой шанс…
— Да, Александр Павлович. Проскурин, к сожалению, стар и уже не интересуется девушками…
— А Двинятин?
— Ну, до твоего отца он явно не дотягивает. Да и переводчица вовремя подсуетилась. Нет, Мари, я не в осуждение. Она молодец. Хотя с её возможностями можно было бы выбрать и кого-то получше… Зато теперь он точно не пропадёт — с таким-то тестем!
— Анастази… У тебя такие взрослые взгляды на жизнь… — протянула я.
— А кто не повзрослеет, оставшись в десять лет без родителей? Хорошо, что тётка догадалась сдать меня в интернат с биологическим уклоном. Конечно, не в ваш, тахонговский, но тоже ничего.
Интернатские дети-сироты… Это до сих пор наша общая проблема. Если интернату повезло с директором и преподавателями, они воспитывают замечательных людей. Но не смотря ни на что, такой опыт прививает выпускникам крайне циничные и жесткие взгляды. И это при наличии обостренного чувства справедливости!
Думаю, что Анастази согласилась возиться с Лерой не только, чтобы получить бонус в виде биолога Петрова. Она сочла — не зная подоплёки дела, что с девчонкой поступили несправедливо…
— Так когда я увижу Александра Павловича?
— Думаю, он прилетит дня через два-три, хотя передо мной Загоденн, как ты понимаешь, не отчитывается.
Петров действительно рвался на планету, а упорства ему было не занимать. Но Юджин держался стойко. Нервы сдали у Кейста. Поэтому в последние дни Петрова накачивали не только лекарствами, но и запретами. Клаус рассказывал потом, что биолог собирался провести для студентов лекцию с наглядной демонстрацией того, как надо обращаться с ассеями. Благо, удалось убедить его, что подобная демонстрация уже была проведена в более удачной форме — пока без упоминания моего имени.
Но от встречи с нежно любимым Машиным папой отвертеться не получится. И я поддерживала его скорейшее возвращение обеими руками — ведь с ним вернётся и Клаус с новостями об Андерсене! И наконец на утренней связи были озвучены сроки прилёта аэрокара.
— Возьмёшь с собой мальчишку, он с кейестом здорово навострился, — распоряжался Барбоза. — Предупреждать никого не надо, только Е-ло — чтобы вела себя спокойно и на шею своего любезного Са-шаса не кидалась.
Я хихикнула и сообщила, что тут и без Е-ло довольно желающих. Петров у наших барышень просто нарасхват. Клаус хмыкнул, ещё раз повторил время и отключился.
Садился аэрокар на ту же поляну, которая запомнилась мне по первой встрече с Барбозой. Мы с Киром загодя прилетели
И вот настал тот миг, когда я увидела Машиного отца в сознании. Надо сказать, маньячный взгляд, который мне запомнился ещё по первой фотографии, на исхудавшем лице смотрелся ещё более жутко. Но я же не какая-то там барышня из позапрошлого века, и смело пошла навстречу.
— Папа! Как ты?!
— Маша?!! Ну, здравствуй, дочь. Клаус, как это понимать?
— Нормально, Саша. Мы ничего тебе не говорили, чтобы не расстраивать. Разве ты не рад? Ну, Маша, что стоишь, как неродная?
Я подошла ещё на шаг и опять уперлась взглядом в его светлые немигающие глаза. Не знаю, может, это истощение так повлияло, но… он даже ни разу не улыбнулся.
— А это… — Петров прищурился — Ассын светил прямо в лицо, — кажется, Кирилл?
— Здравствуйте, Александр Павлович.
— Ну, давайте грузиться в кейест, — бодрым тоном заявил Клаус. — Кару скоро взлетать, а нас ждут.
— Есть ещё что-то, чего я не знаю? — жестко спросил Петров.
— Дела нас ждут, Саша, великие дела, — тут же исправился Клаус. — И если ты сейчас же не обнимешь свою дочь, у ребенка будет нервный срыв.
Гад! Ещё и подмигнул так хитренько! Не знаю, как у ребенка, а у меня обниматься с этим… как бы папашей… совсем никакого желания.
Но, конечно, Петров приобнял меня, ткнулся подбородком в макушку и… о чудо! — улыбнулся.
— Дочка, я очень рад тебя видеть, а об остальном поговорим без свидетелей.
— Хорошо, папа, — согласилась я, влезая в кейест.
Мне хотелось вцепиться хоть в Клауса, хоть в Кира, только бы не оставаться с Петровым "без свидетелей". Знаю я, чем такие разговоры заканчиваются. Мне мои нервы очень дороги… Тут я вспомнила, что пострадают нервы как раз не мои, но… легче почему-то не стало.
На какое-то время спасло появление Е-ло, которая впервые на моей памяти проявила сильные эмоции. Петров даже смутился, во всяком случае, опустил глаза и выразил свою благодарность за спасение. На это Е-ло высказалась в том смысле, что благодарить надо достойную дочь и Клойса. Папаша перевел взгляд на меня. Бррр! Даже Герасименко так не смотрел, распекая за дело Батрышкина!
Потом Е-ло передала приглашение Загоденна Мьенгов, но тут уж возмутился Клаус.
— У нас студенты совсем не охвачены вниманием великого биолога Са-шаса. И это, скажу я вам, непорядок! Успеет он на ваш Загоденн, никуда не денется.
— А… разве Са-шас останется на Мьенге? — с непривычной робостью спросила Е-ло.
— Останется-останется, — ответил вместо почему-то молчаливого биолога Клаус. — Что такое три недели беспамятства по сравнению с возможностью жить в раю?
— Клаус, прекрати язвить, — заявил Петров. — Е-ло, я, безусловно, остаюсь, и останусь так долго, как только мне позволит Загоденн Мьенгов.