Райский сад
Шрифт:
– Знаешь, - слышу за спиной ее погрустневший голос, - ты первый мужчина за последнии пару лет, кому мне не хочется врать. Если бы ты только поверил мне...
– Кто ты, Дэля?
– спрашиваю, обернувшись.
– Просто женщина, которая любит выпить, - отвечает жалко и лихорадочно засовывает в перекошенный рот бокал.
3
– Ты должен меня понять!
– твердит она отчаянно.
– Мы с тобой нормальные люди. А эти...
Она нервно ходит по веранде - в одной руке бокал, в другой - дымящаяся сигарета.
– Иногда мне кажется, что я живу среди насекомых, в какой-то подземной дыре. Они -
Я сижу в кресле и смотрю на ее босые ноги, звонко шлепающие по лакированным доскам. У нее короткие и широкие ступни. И пальцы рук тоже - толстые и короткие. Не очень-то это и красиво. И вообще, если присмотреться к ее фигурке беспристрастными глазами эстета, вряд ли ее можно назвать изящной. Сейчас-то она еще ничего, но лет через пять-шесть наверняка превратиться в обычную жопастую бабенку с оплывшей талией и обвислыми титьками. Если к тому времени не загнется от спиртного.
– Как ты сюда попала?
Дэля останавливается, бокал резко рисует в воздухе некий иероглиф возмущенного недоумения и при этом из него выплескиваются золотистыми искрами капли шампанского.
– Как попала?
– переспрашивает она.
– Как муха в дерьмо!
Она допивает и размашисто зашвыривает бокал в ближайший куст. Садится на ступеньки крыльца - руки безвольно висят меж раздвинутых коленок.
– Я ведь тоже была когда-то веселой наивной девчонкой. Ну, был у меня дружок, само-собой. Красивый парень, стройный и кудрявый как Аполлон. Он снял для меня квартиру, катал на шикарной тачке. Мы даже съездили с ним на Кофру, где у них имелась небольшая вилла... А потом его подстрелили. И оказалось, что его папаша не торговец недвижимостью, а крупный наркодиллер. И сам Кирос был в деле... Меня, конечно, сразу взяли в оборот. Но ничего не смогли пришить, кроме хранения: нашли при обыске немного порошка. Впаяли год условно и огромный штраф. Таких денег у меня не было, вот и пришлось отрабатывать на ткацкой фабрике. Хорошо, удалось продать кое-какие безделушки, чтобы снять скромный уголок.
– А родители?
– Мать и брат. Я с ними порвала еще раньше. Да и чем они могли мне помочь? Даже когда отец был еще жив, мы жили очень бедно. А ты, наверное, из богатеньких?
– Да. Но после смерти отца мне ничего не досталось. Немного помогла сестра.
– А мне вот некому было помочь.
– Я пыталась найти работу, - продолжила она, что-то про себя обдумав.
– Но куда податься восемнадцатилетней девушке, которая даже школу не закончила? Разве только в продавщицы. Работаешь по двенадцать часов, через день, все время на ногах, улыбаешься всем подряд, терпишь хамство и капризы - и за все это тебе платят какие-то крохи, которых едва хватает на оплату квартиры, еду в забегаловках и самые дешевые тряпки на распродажах. А ведь ты молода, красива, на тебя облизывается каждый второй козел в штанах, когда идешь по улице, и готов выложить твою недельную зарплату, если согласишься подставить зад или хотя бы отсосать на заднем сидении...
В то время я просто ненавидела мужчин. Всех подряд. А потом сошлась с Полидоросом - хозяином дома, где снимала каморку. Я задолжала ему за три месяца. Нет, он не стал по-хамски требовать расплатиться натурой. Он предложил мне другую квартиру - большую и прилично обставленную. В другом его доме, для жильцов посолиднее. У него было несколько доходных домов. И с десяток мясных лавок по всему городу. Мясник...
Я была для него свежим мясцом. Он приходил дважды в неделю. Просил раздеться и станцевать что-нибудь. Я не умела танцевать.
Утром я почти ничего не помнила, обнаружив себя голой на ковре, всю в синяках.
А однажды утром я увидела на столе стопку денег мелкими купюрами - 1000 евро - и записку. Раньше он мне никогда не давал больше сотни. Еду и все необходимое покупал сам. А тут целая тысяча...
– А что было в записке?
– Освобождение, - сказала она, глядя мне в глаза и облегченно улыбаясь.
– Он просил меня съехать в течение недели, поскольку нашелся выгодный жилец на квартиру. Очень вежливо составленная записочка, с извинениями и самыми лучшими пожеланиями. Здорово, правда?
Я съехала в тот же день. Сняла номер в дешевом отеле. Проспала двое суток. Просыпалась, становилась под горячий душ и снова ложилась спать. Ничего не ела. Только воду пила из-под крана.
Первое, что я сделала - купила красивое платье. Далеко идти не пришлось - магазинчик был в том же квартале, наискосок от отеля. Еще я купила новую сумочку, симпатичные туфли на высоченных шпильках и красную помаду. Вернулась, переоделась, накрасилась - и пошла гулять по городу. Словно я в нем не родилась и не прожила все свои восемнадцать лет. Словно я была не я, а какая-то другая девушка - из другой страны или даже с другой планеты. Вкусно поела в ресторанчике. Потом купила мороженое. Потом баночку колы. Потом пила кофе с пирожными за столиком открытого кафе, курила с наслаждением и грызла жаренные тыквенные семечки...
Я была в тот день какой-то ненасытной - все время что-то хотелось есть и пить.
А вечером пошла в бар. И мне было очень весело. За мной многие ухаживали, угощали коктейлями, приглашали танцевать, а ушла я с одним высоким блондином. Его звали Марек, и он оказался поляком. Студент, будущий врач, приехал в Афины на каникулы. Утром он стыдливо сунул мне две сотни, сказав, что это практически все его последние деньги, потому что вечером он уезжает в Варшаву. Жалел, что мы не встретились раньше....
С этих двух сотен все и началось. У мальчика оказалась легкая рука.
Дэля медленно выпрямилась, отвела взгляд и застыла как фарфоровая статуэтка. Только сжатые губы играли тонкой печальной улыбкой.
– Ты давно в Гюлистане?
– спросил я, чувствуя себя неуютно от ее молчания.
– Почему ты не уедешь? Тебе ведь здесь плохо?
– Куда?
– не сразу отозвалась она.
– Куда я уеду? Меня ищут. Как только я появлюсь там, меня схватят и посадят за решетку.
– Но что ты сделала?
– Убила человека.
– Любовника?
– Нет, - презрительно скривила губы девушка.
– Его жену. Тупую, некрасивую и жестокую суку. И я не о чем не жалею, если хочешь знать. Хотя мне все пришлось бросить и податься в бега с одним чемоданчиком и жалкой суммой денег, что я успела обналичить. Но что деньги, квартира, тряпки и безделушки? Все это можно снова вернуть. А вот чего не вернешь ни за какие деньги, так это саму себя, если тебе пришлось однажды от себя отказаться. Не вернешь родных, старых друзей, любимого города, хотя ты и была в нем всего лишь удачливой проституткой. Ты уже не имеешь права ни на что, чем раньше владела только благодаря своему имени. Даже на свою внешность ты не имеешь права - и приходится перекрашиваться или носить парики, ходить в очках, носить какие-то необъятные балахоны, чтобы скрывать стройную фигуру...