Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать
Шрифт:
— Лукас, кончай ворчать, как старый дед! — прикрикнула я на него. — Все в одной стране живем! Дай сперва уйти из этого проклятого Айзенштадта, чтобы не трястись от каждого шороха! Думаешь, нам легко? Ты от голода помираешь, я от грязи скоро коркой покроюсь, Гунтер тоже не мух гоняет, а тащит все на себе… договорились же, что будем по темноте идти большей частью, а днем только лесом. Столько народу вокруг, одни солдаты сколько раз проезжали, хочешь, чтоб тебя на воротах прибили из твоего же арбалета? Пройдем, сколько сможем, а там поищем отворот в лес и разведем костер. Хорошо бы на речку какую набрести или озеро…
— Да не ругайся ты, Марта, —
Отмахав до полной темноты изрядный кусок пути, мы еще некоторое время брели вдоль темнеющего леса, пока Гунтер не принюхался.
— Водой потянуло…похоже, тут или озерцо какое или болотце рядом есть. Пошли-ка вниз, оттуда вроде тянет…
Крошечное лесное озеро отражало звезды и лес, в который парни ломанулись как лоси в поисках валежника. От хруста веток и их переругиваний отступил страх перед темнотой и даже повеселело на душе. Одна бы я никогда вот так запросто не сунулась в лес ночевать и бегала бы по постоялым дворам, огребая неприятности на пятую точку. М-да, пожалуй, только мечами я еще дешево расплатилась с ними, хоть оба и твердо заверили, что обязательно отдадут деньги.
Костер весело затрещал, плюясь во все стороны рыжими искрами, забулькала вода в котелке, где уже утопили куриную тушку и я приготовила крупу, чтобы всыпать ее в бульон.
— Пахнет-то как! — повел носом Лукас. — И чего ты говорил, что мясо надо готовить только на огне? Вон, вареная курица ничуть не хуже жареной, а уж когда туда крупу положить, то и вовсе шикарное блюдо получается! И много его, даже на утро хватает…
— Ну, это не только я говорил, — смутился Гунтер, глядя как завороженный на вожделенный котелок и сглатывая слюну. — И в отряде так солдаты говорили, и Курт…
— Конечно, на огне мясо вкуснее, — я помешала ложкой бульон, потыкала курицу и всыпала крупу. — Солдат кормит герцог, а мы кормимся сами. Я бы тоже не отказалась поесть мяса с костра, но одна курица на троих — каждому на зуб, а курица с кашей — уже полные животы. Помните, как мы готовили ту козу? Курт тоже ворчал и дал мне только меньшую часть для варки, зато ели мы ее в два раза дольше, чем жареную. Хлеб у нас еще остался? Лукас, ты нес его, надеюсь, не все слопал по дороге?
— Ты чего это, — обиделся парень и полез в мешок, — нешто я не понимаю? Да вот он…
— Тихо! — Гунтер предостерегающе поднял руку и прислушался. — Слышали?
— Слышали, как у меня живот воет! — Лукас потянулся за котелком.
— Тихо, я сказал…вроде как ходит кто-то вокруг…вот опять хрустнула ветка… — Гунтер медленно потянул из ножен свой меч, настороженно оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, что вызвало у него такую тревогу.
— Да вроде и я слышал, — Лукас ужом скользнул в сторону и тоже вытащил свой нож-штык.
Я развернулась от костра и потянула к себе арбалет, прикидывая, как бы еще подтащить к себе болты. Если это звери, то их вид арбалета не испугает, но они боятся огня. Если же это люди…
— Эй, ребята, оружие-то положите, а то неровен час еще и поранитесь! — голос из темноты леса заставил вздрогнуть от неожиданности, но арбалет я так и не отпустила, хотя крутить ручку ворота перестала. Коли неизвестные подошли так близко, то они успеют напасть первыми и он тут не поможет. Где тут мой ножик, уж не пришла ли его пора?
— Да не бойтесь вы, если б захотели, то мы вас уже
Четверо мужчин, вышедших на наш костер, оказались почти в таком же положении, как и мы и уходили в сторону Эрсена через горы.
— Какого черта нам оставаться в Айзенштадте, если повсюду церковные собаки суют свой нос? — ворчал Вольф, кряжистый дядька, чем-то напоминавший Курта, даже борода у него была такая же рыже-пегая и такие же маленькие голубые глазки под нависшими рыжеватыми бровями. — Надоело мне слушать их во всем, то нельзя, это пресвитер запретил…а уж когда дело дошло до того, что посреди леса остановили и учинили форменный допрос, что это я тут делаю, я просто послал их подальше и мешок свой отобрал, пока они не запустили туда свои жадные лапы. Во славу Господа нашего… — тоненьким голоском передразнил он. — Во славу Господа я и сам могу положить монетку на его алтарь…медную, например, да, Вилли? — захохотал он своей шутке. — Какая разница Господу, медная монетка ему положена или золотая, когда она все равно исчезает в лапе патера!
— Верно говоришь, Вольф, — кивнул Вилли, сухощавый мужчина неопределенного возраста. Судя по всему, он был молчуном и не очень-то рвался разговаривать.
— Ну, если уж наш Вилли выдал подряд целых три слова, то это истинная правда! — Вольф почесал бороду и сплюнул.
— Ты еще забыл упомянуть, что они просили тебя остановиться и поговорить с ними, да так вежливо, что не удержались и стукнулись лбами, когда тебе кланялись! — заржал Хайнц, тряся длинными рыжими волосами. Лицо у него было простецкое, усыпанное веснушками, нос картошкой и вообще он был чрезвычайно жизнерадостным для такой компании. Они с Вольфом были здоровые, как два медведя, только с разницей лет в пятнадцать.
— Да что и говорить, житья совсем не стало, — Петер, темноволосый мужчина лет тридцати с глубоко посаженными глазами, длинным носом и тонкими губами, тоже неохотно раскрывал рот, где не хватало трех зубов. — Раньше я ходил с герцогской ротой, был сыт-обут-одет, денежки всегда звенели в кармане, а что сейчас? Герцог перестал содержать свои отряды, а стоило нам прихватить лишнего поросенка, начался целый суд, как да что…а ведь сожрал его сам мастер Абрейн, когда к нему зашли друзья ввечеру, нам оставил только голову! И наутро объявил, что это мы мародеры и лишаем народ герцогства его законной собственности…и в собственность, кроме поросенка, вписал еще и серебряные пряжки с сапог своего дружка, пьяницы и бабника Бергеля, а всем было известно, что он их пропил давным давно! Ну, кто промолчал, а мы возмутились, мастер Абрейн тоже вспылил, да и голова у него еще болела со вчерашнего, повелел заковать нас и отправить на суд к герцогу в замок.
— Сбежали и правильно сделали, — хохотнул Хайнц, — зато Абрейну еще долго это икаться будет! Пусть ищет свои денежки, покуда седая борода не вырастет! Не с пустыми же руками уходить, верно? А то кровь проливать, так мы первые, а как до расчета — в кандалы и в подвал, до суда? Не-е, так не пойдет! Здорово там получилось, верно? — он ткнул кулаком в бок Петера и опять засмеялся. — Вот на каждого и пришлось поболе десяти золотых марок, а то и выпить не на что было и девок пощупать!
— А как остальные, так и служат у вашего герцога? — удивился Гунтер. — Не боятся, что их тоже могут за что угодно…в подвал?