Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать
Шрифт:
— Нет, я уже готов идти, а вас еще долго ждать. Прощайте, Карлу привет передавай!
— Удачи тебе, Март!
— И вам тоже удачи!
Дорога с утра уже потихоньку заполнялась народом, бредущим по своим делам. Ехали на повозках и телегах селяне с овощами, курами, козами, кроликами и прочим съестным товаром на продажу, брели путники в неведомые дали, ехали всадники по государевым и своим собственным надобностям, даже попались солдаты в более менее одинаковой форме, от которых я сдуру шарахнулась подальше, чем вызвала жуткий гогот тех, кто брел в этот момент рядом. Но что отличало их всех, так это отсутствие агрессивности — ну идут и идут себе люди, никому не мешая. Я шагала широко, обгоняя бредущих впереди и отмеряла километры, прикидывая про себя, где будет очередная веха,
Отмотав неизмеримое количество километров, голод давал себя знать и я присела на обочине, разложив тряпицу со своими припасами.
— Привет, парень, — окликнули меня из травы старик и парнишка, чем-то напомнивший мне Лукаса. — Далеко идешь?
— Далеко, — нечленораздельно промычала я, набив рот. — Вперед пока иду, ищу, где хорошо.
— И то верно, — согласился старик. — Коли дома жизнь не задалась, надо искать другое место, где кормят лучше и сам чтоб человеком был.
— Угу, — согласилась я, обсасывая куриную ножку. — Дедушка, эта дорога куда ведет?
— Да по ней если прямо идти, упрешься в реку Эдер, за ней уже земля вольных городов начинается. Слышал о таких?
— Ага, слышал. — Я еще пихнула хлеб в рот, чтобы старик не заподозрил во мне женщину. — Далеко еще до реки?
— Смотря как идти будешь. Пешим ходом целый день туда идти, конному полдня хватит.
Я обсосала ножку и посмотрела с сожалением на оставленный кусок. Нет, в таком тепле испортится, надо сейчас есть, а к вечеру может еще набреду на какой трактир. Дорога в этом месте поднималась наверх, а снизу, откуда я пришла, были видны крыши села и доносился отдаленный лай собак. В чистом воздухе это казалось вроде и близко, но шла я достаточно долго, чтобы озадачиться такой хорошей слышимостью. Что-то по дороге меня ни одна псина не облаяла, чего это они сейчас разбрехались так?
Я уже доела все остатки, с сожалением перебирая голые косточки и облизала жирные пальцы. Дойду до реки — помою руки, благо в кармане спертое мыло из комнаты Рихтера. Хихикнула про себя — небось, дорогущее, а я его прихватизировала! Ну да с него не убудет, новое себе купит. Это я девушка нищая, уже второй раз терплю полную потерю имущества, могу и попользоваться, раз уж подфартило.
— Слышь, собаки-то как лают, — сказал старик, обращаясь к парнишке, — не иначе герцогские ищейки! Наши так не приучены брехать.
Слова старика прошибли меня молнией насквозь, затряслись руки и я судорожно стала комкать тряпицу.
— Дед, а почему ты решил, что это герцогские ищейки? — рожу я сделала самую наивную, но мне важен был ответ старика.
— А то я не знаю, как наши псы брехают! Эти по следу бегут, так звенят беспрерывно, а наши глухо лают, когда зверя чуют или овец в стадо сгоняют. Их так далеко и не слышно, а эти заливаются…по следу бегут, сразу ясно.
— И…часто они так бегают? — я уже все поняла, только надо было собраться с духом и бежать, но я не спринтер, мне от них уже не уйти..
— Бывает, когда кто-то сбегает. — Дед внимательно оглядел меня и продолжил, глядя в сторону, — верховые с собаками едут…а в сторону границы можно и горами уйти, коли по тропинке топать. Она вон там начинается, вниз только надо спуститься, а у сгоревшего дерева от солнца налево пойти. — Он встал и всмотрелся вдаль, на уходящие вниз пологие склоны
— Спасибо, дед, — кивнула я и пошла быстрым шагом по указанному пути.
— Беги-ка домой, внучек, — услышала я за спиной, — а я тут посижу, отдохну.
Вниз я спускалась так же, как когда-то мы бежали с парнями с места гибели отряда Раделя. Только смотреть под ноги, только бы не упасть, хорошо что спуск не крутой, а так я могу почти бежать вниз, притормаживая у гладкоствольных деревьев руками. Сволочи, они пустили погоню, да еще и с собаками! Если псы на сворках, еще есть надежда уйти, но если собак спустят, то мне точно конец, стилетом я от них не отобьюсь. Ладно бы один пес, а если их там целая стая, да каждый с теленка размером? Останется только залезть на дерево, а потом…нет, никаких «потом» быть не должно, надо бежать, пока есть силы.
Сгоревшее дерево я увидела издалека — оно возвышалось над окружающим мелколесьем метров на пять этакой черной двузубой вилкой и от него действительно вилась тропинка, хорошо видная издалека и пропадающая, когда к ней приближаешься. Полустертые камни под ногами, зацепленные щербинами корни, сбитая трава — все это стелилось под ноги, только успевай высоко поднимать колени, да хвататься руками за тонкие стволы на поворотах. Лай собак пропал, но эти твари вряд ли сойдут со следа, скорее всего лес поглощает шумы и это говорит только о том, что погоня еще далеко. Наверняка Рихтер взбесился, очухавшись в своей комнате после контакта с кочергой, а теперь рвет и мечет, раздавая подчиненным зуботычины. Лишь бы на парнях не захотел отыграться…
Отдышалась я с трудом, зато ноги были, как у Буратино — после бегства из Варбурга они и не к такому привыкли. Ниже, старик говорил, будет ручей, там надо идти до белого камня, чтобы сбить собак со следа. Задержав дыхание, я дождалась, пока сердце перестанет выпрыгивать из груди и быстро пошла по тропинке вниз, вслушиваясь в шумы леса.
Ручей выпрыгнул из-за поворота и я уже было пошла по нему, как мелькнула шальная мысль — заплутать погоню, как это описывали охотники на зайцев. Выпрыгнув на тропинку, я пробежалась вперед, завернула вправо, еще вправо и вернулась по своим следам на тропку, откуда скакнула прямо в воду. Прохладная вода замочила сапоги, но в них было легче идти по дну, чем босиком. Небольшие камешки были покрыты скользким илом, на котором можно было запросто поскользнуться и переломать себе если не ноги, то уж руки точно. Пришлось вылезать на берег и искать подходящую палку в близлежащем буреломе, чтобы опираться на нее в дальнейшем. В сапогах вовсю чвакала вода, пока я брела, то проваливаясь в дно по колено, то вылезая на песчаное мелководье. По моему разумению, я отмахала там не меньше пары километров, когда впереди показался большой белый камень.
Вылезая из русла ручья, я стащила мокрые сапоги, вылила из них воду и отжала мокрые тряпки. Плохо, что теперь с мокрыми ногами я пойду гораздо медленнее из опасения сбить их до крови. Тряпки, отполосканные и отжатые, я привяжу на пояс — за это время они уже успеют подсохнуть, как и сапоги на ходу. Короткий отдых у белого камня не принес облегчения — настороженно прислушиваясь к шуму за спиной, я постоянно дергалась, то и дело подрываясь с места. Лай проклятых собак начинал уже чудиться со всех сторон, к хрустнувшей ветке воспаленное воображение дорисовывало бригаду местного ОМОНа с Конрадом или Рихтером во главе, а за их спинами маячила тюремная камера и плетка на каминной полке. Заскрипело дерево от ветра и я вздрогнула так, что подпрыгнула на месте. Охренеть, мать вашу, из-за этих сволочей я скоро стану натуральным параноиком! Не скажу, что бегать по лесу в полном одиночестве есть гут, но раньше я не была такой нервной и пугливой. Встала, подышала глубоко, натянула сапоги и прислушалась. Электричка бежит где-то шумом листвы, вроде и слышен лай, но далеко или это опять игра воображения? Подхватив подсохшие тряпки, я пошла быстрым шагом наверх, где должна была выйти на тропинку.