Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать
Шрифт:
— Марта, ты устала? — голос парня был тих и непривычно заботлив. — Давай, ложись с нами, втроем все же теплее будет. Если ты не против, я бы… словом, я бы лег с тобой, чтобы согреть тебя.
— Спасибо, Гунтер. Но только чтобы согреть, здесь каменный пол и соломы так мало. — Ноги от долгой ходьбы уже не болели, они привыкли и теперь удивлялись, почему это им предоставили такой длинный отдых в целый вечер и еще ночь? Я сняла сапоги, скрутила с ног длинные полосы тряпок, заменяющих носки, и растирала мышцы. В темноте можно было стащить и надоевшую до чертиков войлочную шапку, от души почесав голову и проветрить
— Если бы тогда они не вышли на нас, то мы уже давно ушли бы в Эрсен по той дороге, — завозился рядом Лукас, укладываясь поудобней. — Не повезло нам, что нарвались на них.
— Надо было сразу решаться, а мы тянули, думали, что вместе легче будет пробираться до границы, — раздраженно заметил Гунтер. — Сколько раз себе говорил — принял решение, не тяни, действуй, и вот что получилось!
— Ребята, от того, что вы тут будете препираться и поминать прошедшее, лучше не будет. Не надо горевать по разбитому стакану, так говорят у меня на родине. Надо как-то выкручиваться из этого положения, — пристроившись поудобней, я почувствовала, как рука Гунтера осторожно обняла меня за плечи. Стало тепло и уютно, немного погрызла совесть и я дала ей зарок, что больше такого не повторится, это только сегодня… иначе уж очень холодно спать на полу…чесслово! Совесть не поверила, но немного успокоилась.
— Можно было бы и в Эрсене остаться, если б все хорошо сложилось, — мечтательно сказал Лукас шепотом. — Они только были бы рады арбалетчикам, вон как разглядывали наши игрушки! А еще я по дороге слышал, что они укрепляют свои границы и люди им всегда нужны.
— Вот и осталось только, что мечтать! Так бы уже полгерцогства бы прошли, не понравилось — пошли бы в свободные кантоны, я слышал, что там вообще епископов нет, а службу в церквях несут патеры, которые при случае могут и дубину в руки взять, благословясь перед святым образом.
— Чтобы патеры да сами по себе, без епископов? — удивился Лукас. — Быть того не может!
— Говаривали, что они собираются все вместе и выбирают среди себя старшего, который и представляет каждый город, а главный у них называется кардиналом.
— Да какая разница, как они там друг друга называют, вот взбредет этому кардиналу в голову, что нельзя людей лечить, они тоже все хором кинутся лекарей изводить, а мы страдай от этого!
— Нет, они там по-другому эти вопросы решают, совет общий собирают и кардинал ихний не может сам один все решать, пока все не посоветуются. Так что зря ты ругаешься, Лукас, не везде такие правят, как в Кобурге! А коли ты мне не веришь, то скажи, много в Айзенштадте людей, пришедших с того же Эрсена или вольных кантонов? Я лично о таких не слыхивал даже, а что от нас бежали — слышал и не раз. Потому и поверил сразу, когда Марта о том солдате сказала, что предупредил ее, это ты за юбку Гретхен цеплялся…
— Кто цеплялся за юбку, я? — повысил голос Лукас.
— А кто же, как не ты, уходить не хотел, а потом с голым задом по крышам скакал? — съязвил Гунтер. — Коли не Курт, то так и сидел бы в кустах…
— Ах ты… — Лукас задохнулся от злости и в темноте раздался звук увесистого шлепка.
— Ну, докажи, что было не так! — рыкнул Гунтер, скидывая с меня руку, и в темноте слышалось лишь тяжелое сопенье и возня.
— Эй вы, цыть там! — рявкнул из
Парни перестали сопеть и возиться, ища в темноте нагретые места, шипя и огрызаясь друг на друга.
Утро можно было определить только по тому, что в оконцах под потолком стало немного светлее и оттуда слышалось больше шума и топота, обильно сдобренного пылью. Петер, которого Хайнц поднял на плечах, спрыгнул оттуда, кашляя и обтирая и без того грязное лицо, а рыжий затряс головой, стряхивая с нее песок.
— Воды могли бы и принести, — посетовал Вольф, отжурчав свое в углу и поддергивая штаны.
— На что тебе вода? Вони меньше, коли не пьешь и не ешь, — рассудительно заметил Петер. — Между прочим, тут крышкой дыра прикрыта, а ты сверху все уделал!
— Еще чего, я и крышку должен сдвигать? — возмутился бывший командир. — Плевал я на все это, пущай воняет! Кому надо, тот пусть тут и прибирается, а я мараться об их крышки не намерен! Сами они козлы вонючие, — все больше распалялся он, ругаясь и плюясь во все стороны, — нет, чтоб воды притащить, так еще и крышкой накрыли, чтоб отхожему месту каждый кланялся! Не выйдет, поняли! — состроил он кукиш дверям.
— Раз крышкой прикрыли отхожее место, значит, чистоту блюдут и запаха меньше, — заметил Гунтер, отодвинувшийся подальше от вонючего угла.
— Тебя спросить забыли, сопляк! — Вольф, покачиваясь, прошелся по камере, пиная остатки соломы. — Пасть заткни, пока я тебе все зубы не вбил в глотку!
— Сам заткнись! — парень взъерошился и не собирался уступать ни на слово. — Если б не вы, то мы уже давно ушли бы через границу! Когда надо было стрелять, я стрелял и не мазал, а за что теперь тут с тобой сижу…
— А-а-а-ы-ы! — взбешенно заревел Вольф, кидаясь на Гунтера. — Ну все, ты сейчас у меня вон там вниз головой висеть будешь, пока я тебя по самую задницу в него не вобью!
Парень подскочил на месте, встречая налетевшего на него Вольфа и, сцепившись, они покатились по полу, рыча и волтузя друг друга. Одному надо было сбросить накопившееся бешенство от неожиданного поворота событий, второй не захотел уклоняться от драки, полагая, что это унизит его перед остальными, которые оживились и начали подбадривать дерущихся криками и стуком по стенкам. Гунтер был моложе и ловчее, Вольф — тяжелее и опытнее, но оба уже нормально не ели несколько дней и сил для драки подкопить не успели. Первый порыв злости прошел, когда они с яростью молотили кулаками, а тяжелое сопенье и редкие пинки были уже не в счет. Зато завелись Хайнц с Петером и требовали боя до победного конца. Лукас полез было к ним, но Хайнц отшвырнул его в угол, как пушинку, а я и так не вылезала оттуда, боясь получить сапогом или кулаком.
— Ты живой? — я отодвинула парня, который только стонал, держась за плечо.
— Об стену ударился… ничего, пройдет. Он же здоровый, как медведь, — с детской обидой Лукас посмотрел на Хайнца, которому тоже захотелось помахать кулаками.
— Ты чего это на меня так смотришь? — рыжий упер руки в бока и вызывающе посмотрел на Лукаса, а потом и на меня. — Да я тебя, сопляк этакий, сейчас уделаю так, что сам себя не узнаешь…
Засучивая рукава, Хайнц приготовился месить парня, когда я попыталась встать перед ним.