Раз-два-три-четыре-пять, выхожу тебя искать
Шрифт:
Мимо нас то и дело проходили стражники, с интересом оглядывая такую живописную группу под стеной, хихикая и взвизгивая проскакала веселая разбитная девица в светло-зеленом платье и большой корзинкой в руках. На нее тут же заоблизывался Хайнц и она, мгновенно уловив заинтересованность в его взгляде, посмотрела на него вполоборота и усиленно закрутила задом, обернувшись еще раз для контролирования эффекта. Хайнц послал ей воздушный поцелуй и получил в ответ шкодливую гримаску.
— Куда засмотрелся, черт рыжий? — зашипел на него Вольф. — Тебя вешать будут, а ты все по бабам будешь
— Ну и буду! — нисколько не обиделся Хайнц, — без баб не жизнь, а мука одна… чего ж отказываться, когда они завсегда согласные?
— Тьфу, дурак! — сплюнул Вольф. — Влипли и так, хуже некуда…
Бесхозяйственность и раздолбайство были далеко не российским изобретением, потому что просидели мы под стеной почти до самых сумерек. Среди людского мельтешенья материализовался сперва Конрад, который вылупился на нас как на явление Христа народу и аж затрясся от злости. И так не красавец, рожа насупленная — с такими типажами у нас в кино ментов играют или средней руки «быков», а уж сейчас и вовсе озверел, только что глаза из орбит не вылезли.
— Па-ачему эти еще тут сидят? — свистящим шепотом спросил он одного охранника. — Им что, места не нашли?
— Не знаю, герр Миллер, — вытянулся в струнку тот. — Зайдель ушел, герр Юнг тоже, а нам приказал охранять их.
— С-с-вчн… — нечленораздельно промычал тот и ринулся быстрым шагом в сторону.
Вольф и Хайнц проводили его тяжелыми взглядами и переглянулись. Хайнц едва заметно кивнул и начал подниматься на ноги, но сильный удар тупым концом копья сбил его с ног.
— Лежать! — охранник прижал его к земле и свистнул. Из сумерек подошли двое, рассматривая происходящее.
— Веревка есть? — один из подошедших кивнул и отошел в сторону, скоро вернувшись с приличным куском веревки в руках. — Свяжи-ка этого… — стражник еще раз ткнул в спину лежащего Хайнца. — И того, с бородой, тоже. Не нравится мне, как они пересматриваются.
Когда Конрад вернулся с Зайделем, он застал прямо-таки идиллическую картину — все сидели у стены с заложенными за затылок руками, а Вольф и Хайнц сидели, подпирая друг друга спинами со скрученными сзади руками, не делая больше никаких попыток освободиться.
— Это вы их хорошо построили, — ухмыльнулся Миллер. — Надо было еще и по зубам дать, чтоб не баловали!
— Так и дали, герр Миллер! — радостно сообщил один их стражников. — Заодно и по шее приложили!
— Ну, вставайте, да живо марш в камеру! — рявкнул Конрад. — Руки не опускать! А вам что, поддать еще надо? — крикнул он Хайнцу и Вольфу. — Приложите-ка им, ребята, чтобы шевелились побыстрее!
Приложили, причем приложили так, что оба влетели в распахнутые двери вперед всех и с размаху влепились в противоположную стену. Затем загнали нас и захлопнули дверь, припечатав ее тяжеленным засовом. Ну вот мы и в Хопре…
Опустив руки, я размышляла о том, что оказывается подобный прием передвижения арестованных с руками за головой уже знали пятьсот лет назад, а мы-то думали, что он был изобретен только в 20 веке. Камера была невелика, от силы квадратов двадцать с жидкими кучками соломы по углам и без всяких признаков освещения. Под потолком — два крошечных
— Кретин! — первым очухался Хайнц, затряс головой и перекатился набок, затем подтянул ноги и кое-как уселся у стены, упираясь ногами в пол. — Раньше надо было дергать, когда еще шли сюда! А ты все твердил — мешки, мешки! Вот и притащились за ними… головой в петлю!
— Ты идиот, Хайнц, — Вольф тяжело заворочался на полу, пытаясь встать. — Петер, развяжи мне руки! Куда ты побежишь, не имея за душой ни пфеннига? Да тебя через час солдаты поймают и отделают так, что забудешь, куда бежал… — он закашлялся, выплевывая солому. — Ради них мы уже сорвались один раз, так стоило ли бросать то, что было в руках?
— Если бы деньги были у меня в руках, я бы на тебя и не оглядывался, бежал бы сразу, как представилась возможность, — фыркнул Хайнц.
— Возможность? — захохотал Вольф, икая и дергаясь всем телом, пока сзади возился Петер. — Да кто тебе дал бы ее, ты, пустоголовый болван! За три дня дороги тебя уже накололи бы не раз на пику, вздумай ты только сделать шаг в сторону. Не считай других глупее себя!
— Вот мы и сидим теперь тут, такие умные, как мыши в сундуке, где забили все дыры! Стоило бежать так далеко, чтобы принести все на блюдечке эрсенцам, и себя и наши деньги! Послушался тебя… — рыжий запрокинул голову и с тоской поглядел на чуть светлеющий прямоугольник окна.
— Надо было быстрее соображать, а не топтаться тогда, у выхода из башни! — рявкнул Вольф. — Троих пацаны уложили, а ты все копался, как грабитель в сундуке у ростовщика, вот и приложили нас сразу.
— Сам ты копался как старая баба! — разозлился Хайнц. — Если бы не эрсенцы, мы вполне могли бы отбиться от Дитца! Откуда они только взялись на наши головы, прах их возьми! И ведь не просто так явились, будто караулили нас!
— Меня тоже занимает вопрос, откуда они узнали, что мы в Эрсене? — подал голос Петер, скручивающий веревку, снятую с Вольфа. — Место глухое, хоть бы один огонек был виден поблизости, а ведь поди ж ты, вышли прямо к нам!
— Горцы и доложили, — Вилли посмотрел в окно, но ничего не увидел и лег на охапку соломы. — Гонца послали.
— Э-эх! — Стукнул кулаком по стене в бессильной злобе Петер и зашипел, облизывая разбитые в кровь костяшки. — Все отобрали… я бы им всадил нож в горло и рука бы не дрогнула!
— В живот. — Спокойный тон Вилли даже напугал нас, — и провернуть, чтобы мучились подольше перед смертью. Я так все время делаю, когда мне не нравится тот, кто выступает против.
Инстинктивно захотелось уползти как можно дальше от этой компании головорезов и я потихоньку поглаживала спину, где под рубашкой был спрятан стилет. Его не нашли при обыске — на моем поясе не было ножен и снимать его не стали, а догадаться, что кинжал был заткнут сзади, не додумались. Если что, это моя последняя надежда и отдавать ее вольфовцам было бы крайне неразумно. Пока они переругивались между собой, сводя счеты и обвиняя друг друга в совершенных ошибках и просчетах, Гунтер подсел ко мне.