Раз став героем
Шрифт:
В следующую смену ей сообщили, что Барин вышел из регинерационной камеры и теперь может принимать посетителей. На самом деле Исмэй не хотела знать, какой ужас ему пришлось пережить, но чувствовала, что должна его увидеть.
***
Глаза Барина больше не сияли. Сейчас он меньше всего походил на Серрано. Исмэй подумала, что возможно, это просто непривычное для него спокойствие.
– Не против компании?
– произнесла она.
Юноша вздрогнул и напрягся, глядя мимо нее.
– Старший лейтенант Сьюза... Я слышал, что вы
Исмэй смущенно пожала плечами:
– Я делала, что могла.
– Больше, чем я.
Это было ни шуткой, ни сожалением, просто вялым, безжизненным замечанием, от которого по спине побежали мурашки. Она вспомнила себя в то время, о котором не хотела думать.
Исмэй открыла было рот сказать то, что ему без сомнений уже говорили, и снова закрыла. Она знала, что бы сказали другие... потому что сама это слышала, и ей не помогло. Что же поможет? Исмэй понятия не имела.
– Это не мое, - сказал Барин все тем же безразличным голосом. Серрано... настоящие Серрано, как моя бабушка или Хэрис... обязательно бы что-нибудь сделали.
За секунду до того, как слова были уже готовы сорваться с губ, Исмэй прикусила язык. Понимание смысла того, что она собиралась сказать, практически сковало ей челюсти. Превозмогая боль, она выдавила первую фразу:
– Когда меня схватили...
– Вас схватили? Мне об этом не говорили. Готов спорить, вы дали им жару.
Злость и страх ожесточили ее голос, прежде чем она поняла это.
– Я была ребенком. И никому не могла дать жару...
– Исмэй не смела посмотреть ему в лицо, перед глазами метались только тени воспоминаний, вышедших из тумана.
– Я... искала отца. Моя мать умерла... тогда на Алтиплано свирепствовала лихорадка... а отец был на военных действиях со своим отделением, шла гражданская война.
Быстрый взгляд на Барина, в его глазах снова загорелся огонек жизни. Она достигла цели. Собрав все свое мужество, Исмэй быстро рассказала о произошедшем тогда, пытаясь в то же время не думать об этом. Побег... полная женщина в поезде... взрывы... деревня мертвецов, которых она тогда посчитала спящими людьми. Затем одетые в форму солдаты, грубые руки, боль и хуже всего, беспомощность.
Еще один быстрый взгляд. Лицо Барина было почти таким же белым, как ее собственное.
– Исмэй... Старший лейтенант... Я не знал...
– Нет. Это не то, о чем всем рассказывают. Моя семья... утверждала, что это был сон, навеянный воспаленным воображением. Я долгое время болела, та же лихорадка, что убила мою мать. Мне сказали, что я убежала, попала в полосу военных действий, получила травму... но остальное было просто сном.
– Остальное?
Исмэй чувствовала, как в горло впиваются ножи, даже еще хуже.
– Тот человек... он... Я его знала. Знала еще до того. Из отряда отца. Форма...
– И вам солгали?
– теперь его глаза гневно вспыхнули, как у настоящего Серрано.
– Они солгали?
Исмэй махнула рукой. Жест, который ее семья поняла
– Они считали, что так лучше всего... думали, что защищают меня.
– Это не был... Это не был кто-то из вашей семьи?
– Нет.
Она сказала это твердо, хотя до сих не была уверена. Был ли насильник только один? Она была такой маленькой... В том же подразделении служили ее дяди и старшие двоюродные братья, и некоторые из них погибли. В примечании семейной книги памяти значилось "погиб в бою", но теперь она отлично понимала, что написанное и реальность не одно и то же.
– Но вы... справились с этим, - теперь Барин смотрел прямо на нее.
– Вы сильная. Вы не...
– Я плакала, - выдавила она с трудом.
– Плакала ночь за ночью. Сны... Мне отвели комнату на верхнем этаже дома в конце коридора, потому что я будила всех криками. Я боялась всего и боялась бояться. Если бы они знали, как я была напугана, то презирали бы меня. Они все были героями, понимаете. Отец, дяди, двоюродные братья, даже тетя Санни. Папа Стефан терпеть не мог плакс... Я не могла плакать перед ним. Оставь все позади, сказали они. Что прошло, то быльем поросло.
– Но они ведь знали... даже я знаю, что воспитывался в приемной семье, дети не забывают подобное.
– На Алтиплано забывают. Или уходят, - Исмэй пыталась справиться с предательски дрожащим голосом.
– Я ушла. И они вздохнули свободно, потому что я всегда была проблемой.
– Не могу представить каким образом.
– Очень просто. Женщина Сьюза, которая не ездит верхом? Которая не занимается выведением лошадей? Которая не кокетничает и не привлекает молодых людей? Бедная мачеха потратила годы, стараясь сделать из меня нормальную. И ничего не получилось.
– Но... вы же поступили в подготовительную школу Флота. Должно быть вы оправились. Что сказали психоняни? Назначили дополнительные сессии терапии?
Исмэй уклонилась от ответа.
– Я читала книги по психологии на Алтиплано... там терапия не практикуется. И потом, я же сдала экзамены.
– Не могу поверить.
– Я просто сделала это, - резко произнесла Исмэй.
Барин вздрогнул, и она поняла, как он должно быть воспринял ее тон.
– У вас другая ситуация.
– Нет... Я взрослый человек, или предполагается, что взрослый, - горечь вернулась в его голос.
– Так и есть. И вы сделали то, что было в ваших силах... Не надо винить себя в остальном.
– Но считается, что Серрано...
– Вы были пленником. У вас не было выбора, только выжить или умереть. Думаете, я никогда не мучила себя мыслями "считается, что Сьюза"? Конечно, мучила. Но это не помогло. И не имеет значения, что вы делали... если вас вывернуло наизнанку...
– Вывернуло, - тихо произнес Барин.
– И что? Это ваше тело... если ему надо освободиться, вас стошнит. Если ему понадобится вспотеть, вы взмокните. Мы не можем предотвратить это.