Разбитная разведёнка
Шрифт:
Между ними лишь раз состоялся разговор, касающийся прошлых отношений. Бобров не лез в душу, но упомянул, что сам не так давно завершил почти пятилетний роман, после чего тяжело вздохнул всем своим видом показывая, что конец истории был не простым, и друзьями они с бывшей не остались.
Жене было очень интересно, что же там должно было произойти, из-за чего душка-Миша до сих пор вспоминает прошедшее с самым скорбным видом. Но признания и трагические истории прошлого могут омрачить настоящее, в котором её всё устраивает, поэтому она мужественно терпела, не делилась подробностями с Сашей
Алексей Майоров был так доволен тем, что старший брат приступил к поискам новой квартиры и намерен в ближайшее время съехать, что даже дал благословение на его возможные отношения с Софьей. И хоть Андрей не афишировал то, как и с кем проводит свободное время, Леша поделился с Женей своими подозрениями по поводу его интрижки с девушкой, которую Майоров младший в прошлом году приводил на семейный обед.
Поэтому от завтрашнего дня Женя ждала двух вещей: во-первых, знакомства с мальчиком Ваней, который вызвал такой большой интерес у её сына, во-вторых, ей было интересно узнать, поделится ли бывший муж информацией о личной жизни или нет. Евгения смутно помнила единственную встречу с девушкой по имени Софья, но неприязнь к ней ощущала. Она лишь надеялась, что это не глупая ревность, и обед пройдёт без разборок и некрасивых сцен.
У домашней аджики был привкус досады и разочарования в себе.
Обед был вкусным, за столом велась беседа о путешествиях, но Женя была поглощена чувством вины. Высокий и нескладный обладатель картавости, который сидел напротив неё и ел котлету, орудуя вилкой куда аккуратней, чем Гриша, заставил её задуматься о нравственных качествах. При виде этого милого и, кажется, доброго ребенка, Женя непроизвольно подумала о том, какой Гришка симпатичный и, несмотря на стеснительность, обаятельный.
Мальчик Ваня был неказистым. Если при разговоре его смущение можно было понять — он уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что не выговаривает некоторые слова и чувствовать из-за этого дискомфорт. То почему при такой элегантной бабушке, которая пахла магазином косметики и напоминала состарившуюся диснеевскую белоснежку, паренька нарядили в бледно-жёлтую рубашку, благодаря которой цвет его кожи выглядит болезненным, и гелем прилизали челочку мышиного цвета, было непонятно.
«В кого я превращаюсь? Сравнивать детей, отмечая, что твой симпатичней, — недостойно! — говорила себе Женя. — Ты второй год не можешь научить своего сына право и лево не путать, а критиковать чужого ребёнка — запросто!»
А потом Виктор Семёнович вспомнил семейную поезду в Адлер двадцатилетней давности, и над столом разнёсся громкий смех Лёши и Андрея, заставивший Ивана вздрогнуть, вжать шею в плечи и испуганно заозираться. После этого Евгения почувствовала ещё и жалость к мальчику, захотелось обнять его и объяснить, что смеются не над ним.
Когда обед закончился, тётя Оля с подругой уединились посплетничать в кухне, Гриша показывал Ване свою железную дорогу, Виктор Семенович с Алексеем устроились в гостиной перед телевизором, и у Жени выпал шанс побеседовать с бывшим
— Если твоя новая квартира будет больше моей, такса переедет к тебе.
— Моя премия не настолько большая, да и трёх комнат для меня одного будет слишком много. Не завидуй, больше шестидесяти квадратов я не возьму.
— Без ипотеки обойдёшься? Я отжала у тебя квартиру, и если нужно могу подкинуть на ремонт или мебель. — предложила Женя, понимая как трудно ему воспринимать себя взрослым мужчиной и специалистом своего дела, не имея собственного жилья. — Но это не подарок, и ты должен будешь вернуть хотя бы половину.
— Мне хватает. Я полгода жил в этом доме, и у Лёшки тратился только на еду, никаких отпусков и на работе уже предложили ссуду. — рассказал Андрей. — Ты на что-то копишь?
— Подушка безопасности. Раньше ей был папа, — шмыгнула носом Женя. — И ты. А потом он умер, ты меня предал, а я стала откладывать деньги. Не на отпуск и ремонт, а как неприкосновенный запас. Когда накоплю достаточно, уйду от Эльвиры, прикупив напоследок белья по скидке работника.
— Если устала проданные трусы считать, то бросай ты её магазин. Мы семья, я мужчина, и у нас ребёнок. Я был и буду твоей подушкой безопасности. — сказал Андрей, заставив Женю закатить глаза. Слова и интонация, с которой он их произнёс, были верными, но вызывали уже привычное раздражение.
— Речь не о тебе и твоих мужских качествах. Твоя забота — это помогать воспитывать и обеспечивать Гришу. Ты должен был беспокоиться обо мне, когда я числилась твоей женой. Но ты об этом забыл, и с тех пор всё изменилось. Тебе больше не нужно заботиться обо мне, главное, чтобы в твоей новой квартире было спальное место для Гриши на случай, если он останется у тебя на ночь.
— Хорошо. — смерено проговорил мужчина, став похожим на несчастного мальчика Ваню.
— Ох, только не нужно этого вида усталого мученика. Да, это моя вина, что почти все наши разговоры сводятся к невесёлым событиям из нашего семейного прошлого. Я больше не переживаю и не злюсь, но желание ткнуть тебя сдерживать непросто.
— Понимаю. Ты меня тыкала и передразнивала, даже когда у нас всё было идеально. — пожаловался Андрей. — Ты задира.
— А ты нарываешься. — оскалилась Евгения.
Первыми гостеприимный дом Майоровых покинули будущий первоклассник Ваня и его бабушка. Попрощавшись с приятелем, Гриша, наконец, задал вопрос, который ждала его мама:
— А меня-то ты в школу уже записала?
— Нет. Тебе ещё рано. — объявила Евгения.
— Но Владик пойдёт в школу. — начал канючить он.
— Владику шесть лет, а тебе пять.
— Но мне же шесть тоже когда-нибудь будет! — недовольно напомнил ребёнок.
— Вот когда-нибудь в школу и пойдёшь, но точно не этой осенью.
— Подождём годик. Подрастёшь, выучишь что-то новое и будешь самым умным в классе. — предложила тётя Оля, стараясь успокоить внука.
— Ага, быть длинным зубрилой — это круто. — чуть слышно добавил Лёшка.
Но Женя уже поняла, что её любимое чадо настроено хорошенько потрепать ей нервы, поэтому не удивилась, что слова бабушки Гришу не обнадёжили.