Разборки в Токио
Шрифт:
Я знал, что ничего путного мне не предъявят. Но по японскому законодательству меня вполне могли продержать две недели. Прощай, турнир. Прощай, Флердоранж. Здравствуй, возмездие якудза.
Мне бы сейчас не помешал друг в полицейском департаменте. Но при всех моих связях в Японии я никогда не водил дружбу с полицейскими. Я общался с владельцами таверн, поджигателями, гангстерами, инвалидами — мастерами боевых искусств, кинорежиссерами и эксцентричными барменшами числом плюс-минус пять. Я корешился с университетскими профессорами, таксистами, актрисой-ампутанткой и даже с бывшим мэром Осаки. Но, несмотря на мои прежние столкновения с законом, ни с одним из полицейских я так и не познакомился.
По пути в КПЗ
Кто мог такое сотворить с Синто Хирохито? — размышлял я, сидя на пластмассовых нарах. В нем слегка раздражали только глупые усы. В остальном — обычный парень. У него, вполне возможно, были семья и дети — мы просто никогда об этом не говорили. Он был слишком молчалив и много курил — неясно, за что тут убивать.
Синто Хирохито, интересная смерть, непримечательная жизнь. Жалкая эпитафия.
В голове скакали мысли, которые ни за что бы не возникли, будь он жив. Разные глупости. Какие песни ему нравились? Любил он Йоко Ториката или ненавидел? Играл в шахматы, го, ханафуда, патинко или еще во что? Делал ставки на гонках скоростных катеров? Не могла ведь его жизнь замыкаться только на перевозке людей в места, составлявшие географию их жизни?
На ум пришла элегия в честь Синто:
Я был просто обычный чувак.Баранку крутить был мастак.Но когда смылся Билли,Мне башку отрубили —Кто бы мне объяснил, как же так? [64]Я встряхнулся. Синто мертв, а я тут плохие лимерики складываю. Хотелось бы думать, что это шок, а не черствость, хотя кто его знает? Тюрьма странные вещи делает с людьми.
Я напомнил себе, что всю дорогу видел: Синто не такой банальный, каким кажется. Если бы я и впрямь поверил, что он Обычный Парень Джонни, я бы так поспешно от него не отделался. Может, он остался бы в живых, разъезжал бы в своих неизменных белых перчатках с незажженной «Майлд Севен» в зубах. Но, по правде сказать, он меня пугал. Я оставил его у «Макдоналдса», а некоторое время спустя ему оторвали голову. Я знал, что причинно-следственной связи тут нет, а под обманчивой внешностью наверняка скрывался истинный Синто, и все же не мог отделаться от мысли, что косвенно причастен к его смерти.
64
Перевод А. Г.
Как ни странно, мне, в общем, было наплевать, почему его убили. Это лишь очередная гадость в моей, пожалуй, самой отвратительной японской командировке. Мне уже было плевать, почему убили Сато. Он мертв, а смерть Синто лишь подчеркнула жестокую бесповоротность этой кончины.
Да, имелись таинственные обстоятельства, а я по натуре любопытен, и мне, как любому журналисту, нравится, когда торжествует справедливость. Но никакая героика не вернет Сато. А если еще кто-нибудь погибнет, пока я удовлетворяю свою жажду истины — и, что еще хуже, отвратительную тоску по таинственной гейше. — в какой момент надо махнуть на все рукой и сдаться? Когда сорвать маску со своих навязчивых идей, признать в них своих демонов и их изгнать?
Момент настал. Освобожусь и уеду из Японии, решил я. Сочиню шаблонную статью о турнире, как все, и забуду о кошмаре, который начался в пурпурном рыбацком баре. Может, потеряю несколько фанатов, может, даже несколько сотен фанатов, — зато все останутся живы. Кроме того, идолы должны время от времени предавать тинейджеров. Так ребята поймут, какие разочарования их ждут во взрослой жизни.
У нас с Сарой состоится долгий разговор, серия переговоров, совещание
А Флердоранж?
Если я не могу ее поймать, якудза наверняка не смогут — по крайней мере, с их топорными методами. С того первого дня эти парни в черном из так называемого религиозного ордена больше не появлялись. Кто бы они ни были, вряд ли они по мне соскучились. Флердоранж хотела исчезнуть — пускай исчезает. Пожалуй, без меня ей безопаснее, а мне бесспорно лучше без нее.
Теперь ты избранный, сказала она. Теперь уже нет, лапочка. Теперь уже нет.
Я вспомнил поговорку «дзю ёку го-о сэйсу» — побеждай, уступая. Не подходит. Я просто и недвусмысленно отступил и побеждать уже не собирался. Мужественным поступком или даже тактическим ходом этот шаг не назовешь. Просто больше ничего не оставалось.
Бесполезность клише вдруг напомнила мне, насколько я здесь чужак. Сколько кандзи [65] ни нарисую, всегда буду гайдзин. Отчасти, чем глубже я погружаюсь в эту иноземную культуру, тем инороднее мой статус. Настоящие японцы моего возраста слушают Майлза Дэвиса и читают Рэймонда Чэндлера. Я же — какой-то старомодный придурок, рыдаю над балладами энка и слишком серьезно отношусь к Мисима. Они едят в «Пицце-Хат» и пьют «Джим Бим», пока я давлюсь суси с сакэ.
65
Иероглифы (яп.).
Я вспомнил Синто в смешном ковбойском наряде в лав-отеле «Ётаё». Ну да, я не расхаживал в самурайском прикиде, но все же в культурном смысле облачился в ностальгию, страдая по тому, чего никогда не было. Отчего бы мне не помечтать, как мои японские сверстники, о барменшах, принцессах айну, глупеньких актрисах или прелестных школьницах? К чему эта беспощадная, разрушительная любовь к гейшам?
Может, причина теперь не так важна. Когда с горы сходит лавина, не сидишь и не размышляешь о геофизических и атмосферных условиях, которые ее вызвали. Просто пытаешься убраться с ее пути к чертовой матери. Когда-нибудь выявят генетическую предрасположенность к моему недугу, но я не могу ждать, пока наука допрет до этого открытия. Пора действовать.
Если это означает в Японию не соваться, — смирюсь. Есть о чем писать в Китае, Корее, Вьетнаме. Азия — огромный регион, и журнал всегда найдет, кого послать в Японию.
Приняв такое решение, я принялся вычищать из башки мысли о Флердоранж. «Извини, детка, — сказал я ее образу, — Спиши на тяжелые времена». Повернул дверную ручку и представил, как она выходит из мозга, точно из комнаты.
Но воображаемая дверь не закрыта, в нее падает свет из коридора. В уме я все еще гоняюсь за Флердоранж.
Оставалось только ждать. Я убивал время, отжимаясь и делая приседания — вполне тюремные занятия. Чтобы взбодриться, вспоминал всех знаменитых личностей, которые побывали в заключении. Мохаммед Али, Ганди, Достоевский, Малколм X. Даже Пол Маккартни не избежал тюрьмы — кстати, именно здесь, в Японии, — за то, что при нем нашли марихуану. Он даже написал о своем заключении книжку, так и не опубликованную, под названием «Японский арестант». Ну, если уж такие тузы попсы не теряют после этого чувства юмора, мне и беспокоиться нечего.