Разбойничья злая луна
Шрифт:
– А-а-а… – почтительным эхом отозвались воины и, забыв о субординации, полезли к холсту.
Оперативнее всех оказался колдун: он просунул голову между двумя вождями – живым и нарисованным. Округлившиеся глаза его метались от копии к оригиналу и обратно. Ему ли было не знать эту татуировку, если он год за годом с любовью и трепетом ударял молоточком по акульему зубу, доводя облик Таароа до совершенства! Да, он украл у Валентина формулу, но не механически же, в конце-то концов! Формуле явно недоставало клювика, и он этот клювик
До такой степени мог быть ошарашен лишь криминалист, встретивший двух людей с одинаковыми отпечатками пальцев.
Что до Таароа, то он, растерянно вскрикивая, ощупывал свой расплющенный доблестный нос, словно проверяя, на месте ли он. Пока ещё было непонятно, угодил ли Фёдор старому вождю или же, напротив, нанёс ему тяжкое оскорбление, но что потряс он его – это уж точно.
А события между тем развивались. Оплетёнными татуировкой ручищами Таароа отодвинул толпу от портрета и, одним взглядом погасив гомон, заговорил.
О, это был оратор! Таароа гремел во всю силу своих могучих лёгких, перекладывая периоды великолепными паузами. Жесты его были плавны и выразительны, а в самых патетических местах он взмахивал грозной «Рапапарапой», рискуя снести головы близстоящим.
Вождь что-то собирался сделать с Фёдором. Причём он даже не угрожал и не призывал к этому, он говорил об этом как об уже случившемся событии. Но вот что именно собирался он сделать? Глагол был совершенно незнаком и поэтому жуток. В голову лезло чёрт знает что.
Толик уже клял себя за то, что пустил дело на самотёк, полностью доверившись художественному чутью Фёдора, а Лёва всерьёз прикидывал, куда бежать. Странно было видеть, что сам Фёдор Сидоров нисколько не обеспокоен, напротив, он выглядел ужасно польщённым. У Толика внезапно забрезжила догадка, что Фёдор понимает, о чём идёт речь, – не зря же он в конце концов интересовался разными там легендами и ритуалами.
– Чего он хочет? – шёпотом спросил Толик Фёдора.
– Да усыновить собирается, – ответил авангардист как можно более небрежно.
– Усыновить?!
По местным понятиям это было нечто вроде Нобелевской премии.
То ли Таароа стал излагать мысли в более доступной форме, то ли, зная общее направление речи, друзьям было легче ориентироваться, но теперь они понимали почти всё.
Вождь вдохновенно перечислял предков, отсчитывая их по хвостикам и завиткам татуировки, оказавшейся вдобавок генеалогическим древом. Указывая на проломленный нос, он цитировал балладу о «Рапапарапе» и утверждал, что искусника, равного Фёдору, не было даже в Гавайике. Видимо, имелись в виду Гавайские острова [8] .
8
Гавайика – легендарная
Затем он дипломатически тонко перешёл на другую тему, заявив, что Таура Ракау тоже великий человек, ибо никто не способен столь быстро делать прочные вещи из дерева. Жаль, конечно, что ему – свыше – запрещено покрывать их резьбой (выразительный взгляд в сторону медной проволоки), но можно себе представить, какие бы запустил Толик узоры, не лежи на нём это табу.
Кроме того, Таура Ракау отважен. Другой вождь давно бы уже сбежал с этого острова, где – по слухам – обитает жуткий тупапау в облике свирепой женщины с глазами, как у насекомого.
В общем, он, Таароа, намерен забрать Фёдора с собой на предмет официального усыновления. Если, конечно, августейший собрат не возражает.
Толик не возражал.
Такого с Фёдором Сидоровым ещё не было – в катамаран его перенесли на руках. Воины заняли свои места и в три гребка одолели добрый десяток метров. Фёдор сидел на корме, и на лице его, обращённом к берегу, было написано: «Мужики, какого рожна? Я же говорил, что вы ничего не понимаете в искусстве!»
12
Валентин из приличия выждал, пока «Пуа Ту Тахи Море Ареа» минует буруны, и присел на корточки. Извлёк из-под руры тростинку, быстро набросал на песке уравнение – с клювиком, в том виде, в каком оно было вытутаировано, – и оцепенел над ним. Но тут на формулу упала чья-то тень, и Валентин испуганно вскинул руку, нечаянно приняв классическую позу «Не тронь мои чертежи!».
– Нашёл место и время!.. – прошипела свирепая женщина с глазами, как у насекомого (Наталья была в светофильтрах).
– Ната, – заискивающе сказал Валентин, – но ты же сама настаивала, чтобы я разобрался и…
– Настаивала! Но ведь нужно соображать, где находишься! Я чуть со стыда не сгорела! Ты же всё время пялился на его живот!..
– Видишь ли, Ната, у него там уравнение…
– Какое уравнение? Тебе для этого целый пляж отвели!..
Толик тем временем изучал заработанное Фёдором каноэ. Это было не совсем то, на что он рассчитывал. Ему требовался всего лишь образец рыболовного судна – небольшого по размерам, простого в управлении, которое можно было бы разобрать по досточкам и скопировать.
Стало ясно, почему Таароа тянул с оплатой. Старый вождь не хотел ударить в грязь лицом, и теперь за произведение искусства он платил произведением искусства. Каноэ – от кончика наклонённой вперёд мачты до «ама», поплавка балансира, – было изукрашено уникальной резьбой. Не то что разбирать – рыбачить на нём и то казалось кощунством.
Сзади подошёл Лёва и стал рядом с вождём.
– Мужики, это хороший челнок, – заметил он, явно пародируя Фёдора. – Это сильный челнок. На нём, наверное, и плавать можно…