Разбойный приказ

Посняков Андрей

– М-да, – Пронька задумался. Случайная встреча с пропойцей сильно поколебала его желание выпить.

– Если хочешь чего хорошего выпить, иди на постоялый двор, у них мальвазея имеется, недешевая, правда.

– Недешевая? – Прохор шмыгнул носом. – Жаль. У меня всего-то «полпирога».

– Ну, на полчарки хватит. И то дело. Все лучше, чем наш перевар жрать.

Корчемный служка презрительно сплюнул. Сам он, как достоверно знал Прохор, не употреблял ни капли – берегся.

Простившись с приятелем, молотобоец потерянно побрел по Белозерской улице. И

чем дальше шел, чем тоскливее становилось у него на душе. Ну одно к одному! Монаха ударил, теперь питух этот… А, ладно!

Миновав распахнутые ворота, Прохор вошел в гостевую комнату постоялого двора и, перекрестившись на висевшую в углу икону с изображением седобородого Николая Угодника, нос к носу столкнулся с Митькой Умником! То есть не нос к носу – глаза в глаза, так будет вернее.

Пронька улыбнулся, махнул рукой… Митька приложил палец к губам и отрицательно качнул головой. От кого-то хоронится? Ах, ну да…

Немного постояв в дверях, Прохор отмахнулся от подбежавшего служки и, словно раздумав, вышел. Встал, прислонившись спиною к стене, и стал ждать. Скрипнула дверь, и вырвавшийся из гостевой горницы тусклый свет сальных свечей тоненьким лучиком упал на черную землю. Мелькнула тень.

– Я здесь, Митрий.

– Вижу. Ну, здрав будь, друже! Рад встрече.

– Я тоже… Ты, я знаю, в бегах? С сестрицей?

– Откуда знаешь? Неужто к нам заходил?

– Заходил… почти.

Пронька кратко рассказал о том, что видел и что услышал от стрельца.

– Вот, значит, как… – тихо, словно бы сквозь зубы, промолвил Митрий. – Вообще я хотел было повиниться, пасть в ноги архимандриту, судебному и прочим старцам… Но…

– Я бы на твоем месте лучше отсиделся где-нибудь, – шепотом заметил Прохор. – Засудят вас, тебя – в железа, а сестрицу… Эх, да что там… Она с тобой?

– Да, в горнице, наверху. Эту ночь, верно, проведем здесь. Василиска предлагает на Спасский погост податься.

– На Спасский погост? А где это?

– На Шугозерье.

– Да-а, неблизко. – Пронька присвистнул и вдруг обрадованно хлопнул приятеля по плечу. – Знаешь что, Митяй?

– Что? С чего это ты так обрадовался?

– Да с того… Мы, ну, узкоглазовцы, завтра поутру в Сарожу за крицами едем.

– В Сарожу? – Митрий хлопнул глазами. – Так это ж почти полпути… ну, треть…

– А я о чем? – весело расхохотался Прошка. – Так что не вешай голову и смотри веселей.

Митька улыбнулся, застенчиво, как и сестра.

– Вот славно, что ты едешь… Постой-ка, ты вообще как здесь?

– Да так… – Пронька замялся. – Зашел вот, вина выпить…

– Экий питух, – осуждающе покачал головой Митрий. – Вина ему… Что ж, ну, пойдем выпьем. С «полпирога» у меня есть.

– И у меня «полпирога»! На две чарки хватит, эва!

Они вошли в гостевую и уселись там же, в дальнем углу, где до этого сидел Митька. Сальная свеча треща горела на столе рядом, но толком ничего не освещала, а лишь еще больше сгущала тьму. Лиц сидевших за столом – не столь уж там много сидело – не было видно вовсе, мелькали только руки, выхватывавшие со

стола чарки с напитками и нехитрую закусочную снедь. В отличие от корчмы, кругом было чисто – пол выметен, ни на столе, ни под столом не валялось ни объедков, ни пьяниц, по крайней мере насколько можно было разобрать в полутьме.

– Я тут не зря сижу, – держа чарку в руках, шепотом повествовал Митрий. – Ловлю попутных, да пока вот никого не поймал. Уж думал – одному, с Василиской. А чего, дошли бы!

– Если б к лихим людишкам не попались, – усмехнулся Прошка. – Их в лесах, говорят, тьма. Понабегли с юга. С тебя-то что взять, а вот Василиска…

– Вот и я за нее боюсь…

– И ты еще не знаешь, как тебе повезло. Ты не только до Сарожи, ты почти до Спасского погоста попутных нашел. Один московский гость едет в Толвуйский погост по Кузьминскому тракту!

– По Кузьминскому? – Митрий так обрадовался известию, что чуть было не опрокинул чарку, а в ней, между прочим, еще плескалось вино, вкусное, недешевое.

– По Кузьминскому, – засмеялся Прохор. – Это ж по пути?

– Да это не по пути, это рядом!

– Ну, вот видишь! Благодари Господа.

Обернувшись, парни дружно перекрестились на Николая Угодника.

– Ты только смотри, Прохор, – тихо продолжил разговор Митрий. – Нас ведь, наверное, ищут…

– Да не «наверное», а точно. Своими ушами слышал!

– Тем более… А вдруг опознают на тракте? Как бы и тебе, и сотоварищам твоим это боком не вышло.

– А, не выйдет! – Пронька беспечно махнул рукой. – Переоденем Василиску в парня… Или, нет, лучше тебя – в девку. У Устина, кузнеца нашего, кажись, две сродственницы в Толвуйском погосте есть. Ежели что, скажем – на богомолье ездили, а посейчас вот – обратно с оказией.

– Ой, Проша, – Митрий вздохнул. – Знаешь, как таких, как мы с тобой, в немецких книжках обзывают?

– Как же?

– Авантюристы! Вот как.

– А-ван… Ну и словцо – не выговоришь, одно слово – немцы.

– Как московит рассуждаешь.

– Ла-адно.

За «московита» – а словцо было ругательное, еще с новгородских свободных времен осталось – Прошка хотел было обидеться, да не стал: не до пустых обид сейчас.

Выпив по чарке, стали прощаться до утра. Обнялись даже. Прохор поднялся с лавки… И в этот самый момент в гостевую ввалились трое знакомых стрельцов с большого посада. При саблях, с бердышами, а один даже с тяжелым ружьем – пищалью.

– Эва! – выкрикнул кто-то. – Здрав будь, Кавзя! Никак на войну собрались? Что, свеи Тявзинский мир порушили?

Один из стрельцов – тот, кого назвали Кавзей, – прищурившись, старательно всматривался в полумрак залы. Не дойдя взглядом до вжавшегося в угол Митьки, стрелец вдруг улыбнулся и махнул рукою, видать, узнал приятеля:

– И тебе поздорову быть, Федор. Не хочу пугать, но кого-то женка весь вечер искала.

– Что, вправду?

– Да врать не буду!

– Ой, ой…

Один из мужиков, до того поклевывавший носом, – по виду мелкий торговец – быстро вскочил на ноги и двинулся к выходу.