Разделяющий нож: Приманка. Наследие
Шрифт:
Эта же западня для Дара, хоть и распространялась всего на сотню шагов, пережила своего создателя. Она была компактной, могучей, устрашающей... и знакомой.
«Знакомой? Где же я видел что-то подобное раньше?»
Какое воздействие на Дар и переживало своего создателя, и сохраняло его природу, не растворяясь в том, на кого было направлено, даже после своего осуществления?
«Так действует разделяющий нож».
В гораздо меньших масштабах, конечно, но едва ли менее всеохватывающе. Дару освященного ножа его создатель придает сложную форму сосуда для будущей смерти дарителя, и этот растворяющийся Дар, однажды полученный
Должно быть, Дор отдает часть себя каждому ножу, который делает, подумал Даг. Их соплеменникам это известно, поэтому они и окружают мастеров, изготовляющих разделяющие ножи, такой заботой. Сколько же сил требует такое мастерство? Ведь отдавать приходится снова и снова. Неудивительно, что Дор так мало может отвлекаться на любые другие цели.
Даг обратил внутреннее зрение на сотканную Злым сеть. Огромная, пугающая конструкция была сложной, подавляла своим могуществом – ничего подобного сам Даг никогда не мог бы создать... но была ли она при этом выше его понимания?
Интуитивное прозрение далось легко, как полет во сне.
«Я вижу, как ее можно сломать!»
Даг усмехнулся и открыл глаза.
Вернее, попытался усмехнуться, попытался открыть глаза...
Он лишился глаз, лица, тела; его разум стал единым целым с Даром и плавал в пустоте, отрезанный от внешнего мира. Серые щупальца тянулись к нему, как голодные рты, как черви, стремящиеся высосать и поглотить.
«Я угодил в ловушку...»
Фаун аккуратно уложила дюжину новых восковых свечей, которая была ее долей результата дневных трудов, в сундучок Дага, закрыла крышку, вышла из шатра под навес и стала смотреть между деревьями на свинцовые воды озера под обещающим дождь небом. Она рассеянно почесала место, куда ее в голую руку укусил москит, и отмахнулась еще от одного, жужжавшего над ухом. Вот и еще одна причина скучать по Дагу, хоть это и казалось глупым и эгоистичным. Фаун вздохнула... и напряглась.
Пульсирующее эхо боли в левой руке и боку, которое было ее постоянным спутником вот уже три дня, как с цепи сорвалось. Фаун окатила волна ужаса, и в первый момент она не могла бы сказать, ее собственный это ужас или Дага, хотя тяжело дышать, несомненно, стала она сама. Ритм сердцебиения, переданный свадебным браслетом, сделался хаотичным, неровным и стал стихать... «Нет, не умирай!»
Ритм послушался, но прежним не стал. «Да защитят нас отсутствующие боги, что это?» Фаун с трудом сглотнула, опустила навес своего шатра и торопливо пошла по дороге вдоль берега, переходя иногда, пока позволяло дыхание, на бег. Впрочем, ей не хотелось, припустившись испуганным олененком, привлекать к себе удивленные взгляды.
Фаун прошла мимо штаба дозорных, рядом с которым одна из помощниц Омбы выгуливала двух усталых лошадей, покрытых пеной и забрызганных грязью. Только гонцы со срочными известиями так загоняли коней, но Фаун подавила надежду – или страх – узнать новости об эскадроне Дага: ведь Громовержец говорил, что сегодня для этого все равно будет еще слишком рано. Учитывая, что военачальник ожидал получить известия о многих смертях, Фаун не хотела бы, чтобы новости прибыли так быстро.
Она взбежала на крыльцо медицинской хижины – нет, медицинского шатра, поправила себя Фаун, – постояла мгновение, чтобы отдышаться, и толкнула дверь.
Подмастерье
– Что тебе нужно, крестьянка?
Фаун не обратила внимания на его тон.
– Хохария сказала, что я могу прийти к ней... если что-нибудь изменится с моей свадебной тесьмой. Только что что-то произошло.
Отан оглянулся на дверь внутреннего помещения.
– Она работает с Даром. Тебе придется подождать. – Подмастерье неохотно кивнул на свободный стул у стола и вернулся к своим травам. В маленьком очаге готовилось какое-то пахучее варево, отчего в жаркой комнате становилось еще жарче.
Фаун нервничала, сидя на стуле, и терла свою левую руку, хотя прикосновение ее пальцев и не меняло ощущений. Прежняя пульсация была для нее источником страха, но теперь Фаун хотела бы, чтобы она вернулась. И почему горло ведет себя так, словно Фаун не хватает воздуха?
Через несколько минут, которые показались Фаун вечностью, дверь во внутреннее помещение открылась, и оттуда вышла полногрудая женщина, держа на руках мальчика лет трех. Малыш явно лихорадил, глаза у него были осоловелые, он капризничал и сосал палец. Следом вышла Хохария, кивнула Фаун и прошла вместе с женщиной в ту комнату, где Отан возился с травами. Оттуда донеслись тихие голоса – Хохария давала подмастерью указания, потом вышла и жестом пригласила Фаун к себе, закрыв за ними дверь.
Войдя, Фаун молча протянула Хохарии левую руку.
– Сядь, девочка, – вздохнула целительница, указывая на стол с двумя стульями в углу комнаты. Хохария поморщилась, усаживаясь напротив Фаун, и потерла спину.
«Как, интересно, она лечила того малыша?» – подумала Фаун. И дорого ли это обошлось Дару Хохарии? Сможет ли она сейчас помочь Фаун?
Пока целительница, прикрыв глаза, ощупывала руку Фаун, та, заикаясь, рассказала о том, что только что случилось. Собственные слова звучали для Фаун путано и непонятно, и она испугалась, что единственный вывод, который сможет сделать Хохария, – это что Фаун сходит с ума. Однако целительница слушала, не перебивая.
Наконец Хохария выпрямилась и покачала головой.
– И раньше все было странно, а теперь еще страннее; только без дополнительной информации будь я проклята, если могу хотя бы предположить, что произошло.
– Какая от тебя помощь! – это был полуокрик, полустон, и Фаун испугалась, что обидела целительницу, но Хохария только снова огорченно покачала головой, соглашаясь с Фаун.
Хохария открыла было рот, чтобы что-то сказать, но замерла, повернув голову к двери. Через мгновение по крыльцу прогрохотали сапоги и скрипнула открывающаяся входная дверь.
– Громовержец, – пробормотала Хохария, – и еще...
Во внутреннюю дверь постучали.
– Хохария! – донесся голос Громовержца. – Срочное дело!
– Входите.
В комнату протиснулся Громовержец – а за ним высокая Дирла. Фаун охнула и подскочила. Дирла была так же покрыта грязью, как конь, на котором она, должно быть, прискакала; волосы ее были растрепаны, от одежды несло потом, загорелое лицо осунулось от усталости. Впрочем, глаза девушки блестели.
– Они разделались со Злым, – объявил Громовержец, и Хохария так радостно завопила, что Дирла не сдержала улыбки. Громовержец бросил на Фаун загадочный взгляд. – Три ночи назад, примерно через два часа после полуночи.