Раздолбай
Шрифт:
– Это из-за того, что у тебя нет отца?
Они останавливаются на перекрестке. Светофор отбрасывает красный свет на влажный асфальт.
– В детстве в основном из-за этого и дрался. Все считали своим долгом ткнуть меня носом, мол, «безотцовщина». А я не понимал, почему нельзя бить тех, кто делает мне больно. А потом я всех перерос и они просто стали бояться со мной связываться.
– Получается, что ты не такой уж и задира, как все говорят.
– А что говорят?
– Да всякое разное. Болтали про то, что ты расписывал стену
– Да-а, было такое, – усмехается Рома. – Но я маленький был, не от большого ума пакостил.
– Еще слышала, что в средних классах из-за тебя девочки подрались.
– Я тогда узнал, что за валентинку можно получить поцелуй, и решил собрать на лице отпечатки губ всех девчонок. Первые две ничего не заметили, потому что целовали в щеки с разных сторон, а другие мою задумку не оценили…
Зара прыскает.
– Видел бы ты себя! Такой довольный, прямо как братец Лис из сказок дядюшки Римуса.
– Ну так это мое тотемное животное. Не знала, что ли?
Посмеиваясь и болтая, Рома не замечает, как они доходят до дома Зары. Прощаясь, она говорит напоследок:
– Я тут подумала… неважно, что было в прошлом. Оно уже написано, его не изменить ни в нашей памяти, ни в памяти людей, которые обидели нас или которых обидели мы. Все, что мы можем, это построить новые воспоминания куда лучше предыдущих.
– Сложно как-то, – поведя бровями, отвечает Рома. – Но мысль хорошая. Ладно, иди, а то папа тебя потеряет.
Когда мама вернулась из очередной командировки, Лисов бродил по дому и бездельничал. Он умел готовить яичницу, омлет и простые блюда вроде макарон или гречки, но когда готовила мама, вкус был совершенно другим, а меню – разнообразнее.
– Давай я с тобой схожу, – предлагает Рома, пока мама собирается в магазин.
– Нет. Ты учись, не отвлекайся. Два года не так много, как кажется. – Мама застегивает куртку, поправляет шапку и треплет сына по щеке. – Я скоро вернусь и проверю, что ты там успеешь сделать.
– Телефон-то возьмешь? – вытащив смартфон из кармана, Лисов протягивает его матери.
– Все время забываю, где он лежит. А может, это ты его специально в кармане прячешь? – с хитрой ухмылкой мама щиплет Рому за бока. Он, посмеиваясь, отмахивается. – Ладно, лисенок. Быстрее уйду, быстрее приду.
– Пока. – Он выглядывает на лестничную площадку, взявшись за дверную ручку, и говорит вслед: – Не таскай тяжести, слышишь?
– Да-да, сама знаю. – Не оборачиваясь, мама машет рукой.
Он идет в гостиную, чтобы сесть за уроки, но звонок в дверь его отвлекает.
– Что-то забыла? – Лисов открывает дверь и натыкается на Яну.
– Привет, Ромка. – Она приветливо улыбается. – Можно зайти?
– Заходи, че. – Пока она снимает обувь и
– Слышала, у тебя проблемы с уроками, а мне одной их скучно делать. Решила прийти и с тобой позаниматься.
Тряхнув светло-розовым рюкзаком, Яна вопросительно смотрит на Лисова. Он проводит ее в гостиную, и они усаживаются за стол.
– Ты же вроде не очень хорошо учишься. – Рома потирает шею.
От волос Соболевой пахнет пионами. После прогулки под прохладным осенним ветром ее щеки раскраснелись, но губы поблескивают в свете люстры. Волосы растрепанные.
– Уж получше тебя. – Яна достает из рюкзака заколку в виде малинового банта и закрепляет волнистые локоны. – Показывай, на чем остановился.
Лисов лениво раскрывает тетради и косится на учебник.
– А почему у тебя футболка наизнанку надета?
Рома нащупывает ярлычок и с досадой вздыхает.
– Привычка такая. Когда нервничаю или мысли не на месте, забываю выворачивать одежду.
– Всю?
– Нет, только футболки.
Скрипят ножки стула, и Соболева оказывается ближе. Ее локоть задевает его. Рома невольно задерживает дыхание и косится на нее.
– Ну, с русским языком я помогать не буду, сама в нем не очень, – Яна вертит раскрытой ладонью. – Английский, география, физика, химия – все мимо. Сложные предметы всегда откладываю напоследок. Их все равно лень делать, так зачем тратить время на прокрастинацию?
– Логично.
– А теперь от худшего к лучшему: информатика, история, биология, обществознание и ОБЖ.
Лисов фыркает, подперев голову кулаком.
– Что?
– История – лучший предмет из всего этого перечня. А то, что ты хорошо понимаешь ОБЖ, неудивительно.
– Почему? Это я про оба твоих высказывания, если что.
– Ну, историю я люблю с детства. Она интересна, если не зубрить бесконечно даты, а смотреть вглубь предмета, а что до ОБЖ… – Рома прерывается, замечая интерес Соболевой, и чуть улыбается. – Ты же дочка участкового, ты такие штуки, наверное, щелкаешь как орешки.
– Может быть, – отвечает она и подмигивает.
К щекам Ромы приливает краска. Он отодвигает учебники по «ненужным» предметам, складывает в стопку тетради, отвернувшись от Яны.
– И что ты делаешь? – спрашивает она.
– А что я делаю?
– Почему медлишь? – Соболева кладет руку поверх его. Ее рука вдвое меньше его ладони. – Ты же не думаешь, что я на самом деле пришла сюда заниматься?
– Теперь не думаю. – Лисов ухмыляется и склоняется к ней.
Дыхание обоих учащается. Губы вот-вот соприкоснутся. Яна сжимает его ладонь, они переплетают пальцы. Приятное покалывание разливается по телу. Чувствительность кожи обостряется, сердцебиение разгоняет кровь. Они едва касаются друг друга губами. Затылок Ромы прошибает мурашками. Яна подается вперед. Поцелуй такой же сладкий, как все ее кремы, шампуни или чем она там пользуется.