Разгадай мою смерть
Шрифт:
Я молчала. Разве я могла улететь?
— Понимаю, ты переживаешь за мать, думаешь, что ей нужна твоя поддержка, — продолжал Тодд, — но и она считает, что тебе лучше поскорее вернуться домой, к нормальной жизни. — Он убрал руку с моего плеча, хлопнул ладонью по столу. Я обратила внимание и на это проявление эмоций, нехарактерное для Тодда, и на помехи, пробежавшие по экрану. — В последнее время я тебя не узнаю. Даже сейчас, когда я распинаюсь перед тобой, ты не удосуживаешься оторвать взгляд от чертова монитора!
Я обернулась и только теперь заметила побелевшее лицо и ссутуленные плечи Тодда.
— Прости, я не могу покинуть Лондон до тех пор, пока не выясню,
— Мы все знаем, что случилось на самом деле. Ты должна смириться. Жизнь продолжается, Беатрис, наша жизнь.
— Тодд…
— Понимаю, тебе очень тяжело без сестры, но ведь у тебя есть я. — К глазам Тодда подступили слезы. — Через три месяца мы станем мужем и женой.
Я молчала, пытаясь подобрать слова. Тодд вышел на кухню. Я не могла внятно объяснить, что не имею права выходить замуж, ведь брак — это обязательство перед будущим, а будущего без тебя я не представляла. Причина моего решения заключалась именно в этом, а не в том, что я не испытывала к Тодду страстной любви.
Я пришла на кухню. Тодд стоял спиной, и в этот момент я увидела, каким он будет в старости.
— Тодд, прости, но я не…
Он резко обернулся:
— Я люблю тебя, черт подери!
Он кричал на меня, как абориген на чужестранца, рассчитывая, что громкость объяснит смысл непонятных слов, надеясь криком вызвать во мне ответную любовь.
— Ты совсем не знаешь меня, иначе никогда бы не полюбил.
Это правда. Тодд не знал меня, потому что я этого не позволяла. Если у меня и была своя песня, я ни разу не пела ее для Тодда; никогда не проводила воскресное утро в постели вместе с ним. Это я всегда придумывала повод встать и куда-нибудь отправиться. Может, он и заглядывал мне в глаза, только я на него не смотрела.
— Ты заслуживаешь лучшего, — промолвила я и попыталась взять его за руку, но он ее отдернул. — Прости.
Тодд отшатнулся от меня. Однако мне действительно было очень больно тогда, и больно до сих пор. К сожалению, я не хотела замечать, что по безопасной окружной дороге двигаюсь только я, а Тодд все это время находился внутри нашей связи, одинокий и уязвимый. Я опять повела себя жестоко и эгоистично по отношению к близкому человеку, вместо того чтобы о нем заботиться.
До твоей смерти я считала, что у нас с Тоддом серьезные, зрелые отношения, но с моей стороны это было всего-навсего малодушием, пассивной позицией, обусловленной многолетней неуверенностью в себе и жизни, тогда как Тодд на самом деле заслуживал, чтобы его выбрали по любви и любили искренно.
Через несколько минут он ушел, не сказав куда.
Мистер Райт решил устроить «деловой ленч» и достал сандвичи, заказанные в кафе. Он ведет меня по безлюдным коридорам в переговорную, где есть стол. Огромный офис, в котором сидим только мы, почему-то кажется уютным.
Я не рассказала ему о том, что во время своего расследования разорвала помолвку и что Тодд, у которого в Лондоне не было ни одной знакомой души, ушел в метель и провел ночь в гостиничном номере. Я упоминаю лишь про акции компании «Хром-Мед».
Мистер Райт просматривает распечатку телефонных звонков, предоставленную полицией, и спрашивает:
— В двадцать три тридцать вы набирали номер сержанта Финборо, верно?
— Да. Оставила сообщение с просьбой перезвонить мне. Поскольку до половины десятого утра он так и не позвонил, я не стала ждать и отправилась в больницу Святой Анны.
— Вы заранее туда собирались?
— Да. В прошлый раз старшая акушерка обещала найти карту Тесс и просила прийти.
К
Кому: Беатрис Хемминг, на Айфон
Уважаемая мисс Хемминг.
Уверяю Вас, мы не выплачиваем участницам эксперимента никакого вознаграждения. Все они принимают участие в проекте совершенно добровольно и безвозмездно. Если Вы пожелаете обратиться в Комитет по этике, то сами убедитесь, что во время нашего научного исследования соблюдаются самые строгие этические нормы.
С наилучшими пожеланиями,
Сара Стонакер,
пресс-секретарь профессора Розена
Я немедленно написала ответ.
От: Беатрис Хемминг, с Айфона
Кому: [email protected]
В проекте принимала участие моя сестра. После эксперимента ей заплатили триста фунтов. Ее звали Тесс Аннабел Хемминг (Аннабел — в честь бабушки), ей был двадцать один год. Ее убили после того, как она родила мертвого ребенка. Похороны Тесс и малыша состоятся в четверг. Если бы Вы знали, как страшна тоска.
Место для написания письма было самое подходящее. Я представляла, как боль и смерть, запертые в палатах наверху, просачиваются сквозь этажи и невидимым туманом осаждаются здесь, в больничном кафетерии, в чашках с травяным чаем и капуччино. Наверняка за этим и соседними столиками было написано не одно эмоциональное письмо, подобное моему. Я сильно сомневалась, что пресс-секретарь передаст его профессору Розену.
Мне не оставалось ничего другого, кроме как расспросить сотрудников больницы о деньгах.
За пять минут до назначенного времени я поднялась в лифте на четвертый этаж и вошла в родильное отделение.
Старшая акушерка встретила меня с удрученным выражением лица, хотя, возможно, выбивающиеся из-под колпака кучерявые рыжие волосы придавали ей озабоченный вид постоянно.
— К сожалению, нам так и не удалось найти медицинскую карту вашей сестры, а без нее мы не смогли выяснить, кто из нашего персонала присутствовал на родах.
Я ощутила облегчение, но сочла, что сдаться сразу — значит проявить трусость.
— Может быть, кто-нибудь припомнит?
— Боюсь, что нет. В последние три месяца мы испытываем острую нехватку персонала и привлекаем к работе большое число временных врачей и акушерок. Полагаю, в тот день дежурил кто-нибудь из них.
В разговор вступила молоденькая медсестра с панковским кольцом в ноздре, сидевшая за столом на сестринском посту:
— В нашей компьютерной базе хранится общая информация — дата и время поступления и выписки пациенток, а в случае с вашей сестрой, к несчастью, еще и сведения о смерти младенца, но больше ничего — ни анамнеза, ни данных о закреплении за определенным врачом. Вчера я лично справлялась в психиатрическом отделении. Доктор Николс сказал, что вообще не видел медицинскую карту вашей сестры и что персонал родильного отделения «совсем разболтался». Доктор был не на шутку сердит, хотя обычно ведет себя очень спокойно.