Разгадай мою смерть
Шрифт:
Оставив сообщение для сержанта Финборо, я поехала в больницу Св. Анны. Мои горе и гнев требовали физического выплеска. Я направилась в психиатрическое отделение, где доктор Николс принимал амбулаторных больных, нашла дверь, на которой висела табличка с его фамилией, и практически вломилась в кабинет, опередив собиравшегося войти пациента. За моей спиной раздались негодующие возгласы медсестры-администратора, однако я пропустила их мимо ушей.
Доктор Николс явно не ожидал увидеть меня.
— У нее на автоответчике записана колыбельная! —
— Беатрис, прошу…
— Тесс слушала ее в тот вечер, когда вернулась из роддома, — перебила я. — Всего через несколько часов после смерти ребенка. Бог знает, сколько раз этот негодяй прокручивал ей колыбельную. Телефонные звонки не были слуховыми галлюцинациями! Кто-то подвергал мою сестру изощренной пытке!
Доктор Николс, ошеломленно глядя на меня, молчал.
— Тесс не была сумасшедшей, но кто-то очень старался свести ее с ума или по крайней мере убедить окружающих, что она ненормальная!
— Бедняжка, — потрясенно проговорил доктор. — Слушать колыбельную сразу после гибели собственного ребенка — сущий кошмар. Простите, а вы уверены, что здесь налицо злой умысел? Может быть, это просто чья-то ужасная ошибка? Что, если колыбельную записал на автоответчик кто-то из друзей Тесс, не знавших, что малыш умер?
Безусловно, подобное объяснение как нельзя лучше устраивало доктора Николса.
— Я так не думаю.
Он отвел глаза. Сейчас на докторе был мятый белый халат, придававший ему еще более неряшливый вид.
— Почему вы не выслушали Тесс, не расспросили как следует?
— Единственный раз, когда она пришла ко мне на прием, у меня, как всегда, было очень много больных плюс экстренные, и ни минуты лишнего времени…
Я сверлила взглядом доктора Николса, однако он упорно отворачивался.
— Мне следовало уделить больше внимания вашей сестре. Я искренне сожалею.
— Вы знали о фенциклидине?
— Да, полицейские сообщили мне о наркотике, но гораздо позже. Я рассказал, что фенциклидин вызывает галлюцинации, часто кошмарные. Под влиянием отрицательных эмоций их сила и яркость возрастают. Как указано в литературе, это вещество провоцирует суицидальные попытки. Должно быть, колыбельная стала последней каплей.
Здесь в отличие от частного кабинета не было собаки, но я чувствовала, что доктору для обретения уверенности очень хочется погладить мягкое мохнатое ухо.
— Это обстоятельство объясняет перемену в состоянии вашей сестры по сравнению с тем, какой я видел ее на приеме, — продолжал он. — Видимо, она услышала колыбельную, затем приняла наркотик, и сочетание… — Взглянув на меня, доктор запнулся. — Считаете, я ищу себе оправдания?
Меня удивила эта откровенная фраза, первая за время нашего разговора.
— На самом деле мне нет оправданий. Ваша сестра явно страдала галлюцинациями, и не важно по какой причине — под
Как и при нашей первой встрече, я уловила в словах доктора Николса стыд и раскаяние. Я пришла, чтобы излить гнев, но теперь в этом не было смысла. Уверовав в свою ошибку, он казнил себя и без моих обвинений.
Дверь распахнулась, на пороге показались администратор и рослый медбрат. Тишина в кабинете привела их в недоумение.
Я закрыла за собой дверь. Мне больше нечего было сказать.
Я быстро шла по коридору к выходу, словно стремясь обогнать собственные раздумья, ведь цель, которая позволяла мне отвлечься, исчезла. Теперь меня всецело занимала мысль о том, что ты чувствовала, слушая колыбельную.
— Беатрис?
Я буквально налетела на доктора Сондерса и только тогда осознала, что рыдаю — слезы лились по щекам, из носа текло, пальцы сжимали насквозь промокший платок.
— Перед смертью Тесс подвергли психологической пытке… — всхлипывала я. — Довели до самоубийства…
Доктор Сондерс молча прижал меня к груди, однако его крепкие объятия не давали мне ощущения безопасности. Физический контакт — даже с родственниками, не говоря уж о малознакомых людях, — всегда доставлял мне определенный дискомфорт, поэтому я скорее напряглась, чем успокоилась. Доктор же, который, очевидно, привык утешать расстроенных женщин, держался совершенно непринужденно.
— Позвольте еще раз пригласить вас на чашку кофе.
Я согласилась, потому что хотела побольше узнать о докторе Николсе, получить доказательства его некомпетентности и убедить полицию пересмотреть отношение к той информации, которую он дал. Кроме того, когда я обронила фразу о психологической пытке, доктор Сондерс не выказал ни малейшего скепсиса, что позволило мне отнести его наряду с Кристиной и Эмиасом к тому узкому кругу людей, которые верили моим словам и не считали их выдумкой.
Мы сели за столиком в самом центре оживленного кафе. Доктор Сондерс устремил на меня спокойный долгий взор. Я вспомнила, как в детстве мы с тобой играли в гляделки. «Просто смотри в зрачки, Би, в этом вся штука». Но я так и не научилась этому фокусу. Не могла смотреть в глаза, особенно когда передо мной сидел очень красивый мужчина. Даже в тогдашних обстоятельствах.
— Доктор Сондерс…
— Пожалуйста, называйте меня просто Уильям, — улыбнулся он. — Я не очень силен в тонкостях этикета. А всему виной родители, которые определили меня в прогрессивную школу. Моей первой формой стал белый халат; его я надел, уже получив диплом врача. А еще у меня есть привычка рассказывать о себе больше, чем интересно моим собеседникам. Извините, что перебил вас. Вы хотели о чем-то спросить?