Разговор с молодым другом
Шрифт:
— Леша, у тебя режим…
Я пытался отвоевать хотя бы еще полчасика, но всегда слышал неизменный ответ:
— Я же о тебе забочусь…
Глубокой осенью в составе второй сборной страны я уезжал в Польшу. На вокзале меня провожала Лиза. На прощание она тепло и сердечно сказала:
— Береги себя.
Прежде, наблюдая, как прощаются мои товарищи с женами, я всегда удивлялся этим однообразным напутствиям. Но сейчас почему-то было очень приятно слышать эти слова.
Первая встреча — в Варшаве с национальной сборной командой Польской Народной Республики. В раздевалке
— Сейчас, — говорил он, — мы еще не можем показать результатов международного класса. Спорт в республике только-только начинает выходить на широкую дорогу. Ведь в старой Польше им занимались единицы.
— От души желаю вам всем успехов, — сказал я ему. — Как вас зовут?
Он встал и, протягивая руку, представился:
— Мариан Зелинский.
Конечно, я тогда не предполагал, что знакомлюсь с будущим чемпионом мира. Мы побывали в Гданьске, Кракове, Познани, Люблине и других городах страны. Местом своих спортивных выступлений мы выбрали не залы и стадионы, а предприятия трудовой Польши: в Гданьске — судоверфь, в Познани — шахты.
Везде нас принимали очень тепло и сердечно. В Кракове, выступая на металлургическом заводе, я показал в троеборье 410 килограммов. Когда выступление было закончено, ко мне подошел молодой парнишка в рабочей спецовке.
— Юзеф Познанский, — представился он. Разговорились. Оказалось, что Юзеф работает модельщиком. Я сказал, что совсем еще недавно тоже работал по этой специальности. Услыхав это, он куда-то вихрем умчался, а через несколько минут прибежал и потащил меня в цех. Здесь у нас состоялась беседа с рабочими модельного цеха. Я рассказал им о Московском насосном заводе имени М. И. Калинина, о его людях, о социалистическом соревновании.
— Передавайте привет нашим русским братьям, — говорили на прощание рабочие.
Мы расстались. Но дружба на этом не кончилась. Я до сих пор получаю письма от Юзефа Познанского. Он пишет, что в 1958 году стал перворазрядником по штанге и чемпионом своего города в среднем весе, что он руководит секцией штангистов на заводе и в работе тренера-общественника широко использует мои советы. Не скрою, мне было приятно читать эти строки.
В дни, когда вторая сборная выступала в Польше, наши лучшие мастера находились в Австрии. Мы внимательно по газетам следили за их результатами. Интерес усиливался еще и тем, что туда прибыла возвращавшаяся с чемпионата мира в Милане сборная американских тяжелоатлетов.
Из Австрии поступали радостные вести. Николай Саксонов и Аркадий Воробьев установили два новых мировых рекорда: Саксонов в толчке для атлетов полулегкого веса — 137,5 килограмма, Воробьев в рывке для средневесов — 133,5. Еще большего успеха добился Трофим Ломакин, набравший в сумме 410 килограммов. Это было на 7,5 килограмма лучше результата чемпиона мира Стэнли Станчика, показанного им в Милане.
Через несколько дней обе сборные встретились в Москве. Вечером у меня на квартире собрались гости-Аркадий Воробьев, Трофим Ломакин, Роман Павлович. Лиза, став молодой хозяйкой, суетилась на кухне. Она вызвала меня в коридор и смущенно спросила:
— Может быть, по такому
— Конечно, сбегать, — услышав наш разговор, предложил Ломакин.
Поставили вопрос на голосование. Подавляющим большинством предложение было снято с повестки дня.
— Расскажите, ребята, какое впечатление произвели на вас американцы, — задал я вопрос друзьям, вернувшимся из Австрии.
— Техникой они особой не блещут, — начал Трофим. — Во всяком случае, ничего нового я лично не увидел. В четырех из семи весовых категорий мы их результаты перекрыли.
— Постой, постой, — перебил его Аркадий. — Ты уж и шапками всех закидал. Нельзя так. Тягаться с ними можно, но задача эта не из легких. Есть там очень способные ребята. Например, Томми Коно, Техника у него отличная. Правильно я говорю?
— Вообще-то правильно, — согласился Ломакин.
— Тебе, Леша, тоже есть над чем подумать, — продолжал Воробьев. — Ведь их тяжеловесы Девис и Бредфорд на чемпионате показали в троеборье соответственно четыреста тридцать два и четыреста двадцать семь с половиной килограммов. А в Вене Бредфорд даже четыреста сорок два с половиной. Соображаешь? А вообще-то они люди как люди, и выигрывать у них можно.
Я слушал и радовался. Радовался от души, что у моих друзей такое боевое, хорошее настроение перед Олимпийскими играми.
— Мальчики, — взмолилась Лиза, — да перестаньте вы, наконец, о штанге говорить.
— Правильно, — поддержал Аркадий. — Давайте споем!
Мы запели. Это были песни о Москве, нашем любимом городе, о любви, в которую нельзя не верить…
А на завтра снова учеба и тренировки. Предстояло очередное первенство страны — первенство 1952 года. Но выступил я на этом первенстве не очень удачно — вновь занял второе место с весьма невысоким для себя результатом — 420 килограммов. Впереди меня на семь килограммов был по-прежнему Куценко. Серебряная медаль не радовала, ведь результаты в рывке и жиме продолжали стоять на прежнем уровне.
— Может быть, неправильно сделали, что вернулись к прошлому? — начинал я сомневаться и теребить Романа Павловича.
— Не спеши. Будем продолжать тренироваться. Надо освоить все, что мы наметили, — спокойно отвечал он.
2 апреля я задержался в спортивном зале, обсуждая с Романом Павловичем план занятий на месяц. Уже поздно вернулся домой. Поднялся по лестнице, открыл дверь. Сразу бросился в глаза беспорядок в комнате и странная тишина. Помчался к соседке:
— Где Лиза?
— Увезли твою Лизу, парень.
Мы рассчитывали, что это случится неделей позже. Иначе я бы никогда не позволил себе опоздать. Поехал в родильный дом. Меня приветливо встретили и поздравили с сыном.
— Приходите завтра утром. А сейчас идите спать.
Какой там сон! Всю ночь я, кажется, проходил по комнате и только перед рассветом свалился на диван. Проснулся от сильного стука в дверь: это мать заехала из роддома.
— Спишь, медвежонок, а у тебя сын родился…
Я побежал за цветами…
Сына назвали Сашей. Первые дни я по ночам возился с ним, вставал качать, но вскоре Лиза уехала к матери, оставив меня на время одного.