Разговор с молодым другом
Шрифт:
Начинается последнее движение — толчок. Здесь все должно было решиться. Мы оба начинаем со 160 килограммов — почти предельного для нас веса, — чтобы оставить себе две попытки. Оба берем вес.
— На штанге сто шестьдесят пять килограммов! — разносит репродуктор.
Вторая попытка неудачна для обоих. В третьей первым выхожу я и фиксирую вес. Зал дружными аплодисментами приветствует этот успех. Теперь все дело за Новиковым. Ценой невероятного усилия он берет штангу на грудь, но при этом касается коленом пола. Нарушение правил. Дальше работать нет смысла. Он кладет штангу на помост и первым подходит
— Поздравляю с победой!
Вернувшись в Москву, я прежде всего поехал к Роману Павловичу.
— Ну, брат Алексей, расскажи, что ты там чувствовал на пьедестале почета?
— Да ничего. Приятно было — не скрою.
— Приятно, это ты прав, конечно. А все-таки, смотри, не заболей теперь высотной болезнью.
— Это еще что за болезнь такая?
— Очень обыкновенная. Ты теперь вон на какую высоту забрался. А на высоте, знаешь, частенько случается — голова начинает кружиться.
— Что вы, Роман Павлович, — сказал я совершенно уверенно и твердо, — со мной этого никогда не случится.
— Ну вот и хорошо. Помни, ты теперь чемпион Советского Союза. Это не только гордо звучит, но и ко многому обязывает. Продолжай упорно тренироваться, учись… Впереди столько нерешенных задач!
18 августа 1953 года в спортивном клубе «Крылья Советов» проходили состязания на первенство общества. Это был тот самый зал, куда несколько лет назад я вошел ничего не знающим новичком. Зал, в котором на протяжении многих лет, не жалея сил и времени, я изучал технику и тактику борьбы, учился побеждать вес.
В этот памятный августовский день среди многочисленных зрителей были мои учителя и наставники, старшие товарищи. Я видел на местах почетных гостей Александра Михайловича Базурина, Романа Павловича Мороз, Григория Ирмовича Новака и Якова Григорьевича Куценко.
— На штанге сто тридцать восемь килограммов, — объявил судья, и голос его на этот раз показался мне взволнованным. — Это на пятьсот граммов больше всесоюзного рекорда, установленного в тысяча девятьсот сорок девятом году заслуженным мастером спорта Яковом Куценко.
Я шагнул вперед. Новое, неизведанное еще чувство охватило вдруг меня. В памяти, как кадры фильма, пронеслись выступления на спортивных площадках Москвы, Берлина, Варшавы, Праги, Бухареста. Отчетливо представил все неудачи, которые долго преследовали меня. Но теперь, когда позади были месяцы и годы тяжелых раздумий, когда были найдены ошибки и столько времени потрачено на их исправление, я верил в успех.
Подхожу к штанге. В зале тишина. Только, как сверчок, трещит киноаппарат. Я поднимаюсь и оглядываю зал. Машет рукой Роман Павлович. Впрочем, может быть, мне это только показалось. Стараюсь забыть обо всем. Теперь все внимание на штанге. Берусь за гриф. Сильно тяну снаряд на себя. И раньше чем штанга взметнулась вверх, раньше чем судьи сказали свое единодушное «есть», я почувствовал, что на этот раз — успех! В сумме троеборья в тот день я повторил высшее достижение страны, набрав 447,5 килограмма.
Домой пришел поздно. Жена открыла дверь и бросилась обнимать.
— Слышала, все слышала по радио. Поздравляем тебя вместе с сыном.
— Спасибо, дорогие.
— Да, Леша, — засуетилась вдруг Лиза, — это тебе, — и протянула лист бумаги.
Это
Глава 5. Настроение улучшается
(Соперник становится другом. «Единоличник». На африканском берегу. Впервые на чемпионате мира. Встреча с Паулем Андерсеном. Рекорды под занавес.)
С утра под новый, 1954 год в Москве разыгралась метель. А к ночи небо зазеленело, как лед, звезды словно примерзли к небосводу, и колючий мороз пронесся по городу.
Мы с Лизой шли на новогодний бал в наш техникум. Снег под ногами скрипел, точно мы наступали на битое стекло. Я взглянул на жену и рассмеялся: вся в инее, с намерзшими бровями и необычайно крупными белыми ресницами она походила на Снегурочку.
— Не замерзла, Лиза?
— Держусь еще…
Вот и здание техникума. Огромные окна глядят на улицу тусклыми рыжими пятнами. Кажется, будто дом вымер. Но открываем дверь и сразу попадаем в атмосферу тепла и веселья. Кружатся в вальсе пары. Повсюду смех, шутки. К нам подбегает староста группы рыжеволосый гигант Сергей Варенцов. Я давно уже агитирую его занятая тяжелой атлетикой, но Сергей не поддается.
— Леша, выручай, — просит он, — Дед Мороз заболел.
Пришлось согласиться. Меня ведут гримироваться. Лизу тут же «украли», я одним глазом только увидел, как замелькало ее платье среди танцующих. Роль Деда Мороза должен был исполнять студент выпускного курса Олег Баронов. Ростом и фигурой мы с ним были похожи. Поэтому Сергей и решил уговорить меня стать вместо «выбывшего из игры» Баронова.
Пока шло переодевание, я заметил в углу гримировочной свой любимый музыкальный инструмент. «Ну, — думаю, — использую его обязательно». Время близилось к полуночи. Закончилась новогодняя речь, праздничные тосты, и вдруг раздался призывный звук трубы — «слушайте все». И через мгновение Дед Мороз с трубой в руках вышел «на люди».
— Приветствую вас и поздравляю, товарищи студенты, — сказал я басом, подражая Баронову. — Ну-ка, расскажите, какими подарками Новый год встречаете, успешно ли тройки из обихода изгоняете?
Тут из толпы выдвинулся вперед однокурсник Лева Баер. Учился он плохо, но слыл отчаянным весельчаком и балагуром. Лукаво подмигнув товарищам, он прокричал:
— Чего спрашиваешь, дедушка! Ты лучше расскажи, как сам накануне Нового года пару по химии схватил!
Я понял, что Лева не узнал меня, и, спокойно отняв бороду и сняв колпак, сказал изумленному Леве:
— Двоек не получаем. Мы вам с Олегом Бароновым не чета.
Товарищи дружно рассмеялись.
Снова грянула музыка. На кружащиеся пары хлынул ливень конфетти. Ко мне подошел преподаватель химии Лев Иванович Пушнов.