Разговорчики в строю
Шрифт:
Люба медленно выложила на стол несколько карт рубашкой вверх и попросила открыть любую. Брови гадалки взметнулись вверх, но она не произнесла ни слова. Колода стала медленно накрывать весь стол. А Люба все молчала…
– Ну, чего там видно, - не вытерпел Юра.
– Ждет тебя дорога.
– Ну вот, - обиделся он.
– Дорога, казенный дом, кровь и слезы, долгая разлука, да?
Она не заметила его пренебрежительного тона.
– Очень скоро твоя жизнь изменится.
– У меня будет много денег?
– Свеча колыхнулась от сильного выдоха, но не погасла.
–
– Неужели придется ехать в Петербург?
– Зачем?
– Заниматься наукой.
Она посмотрела на карты.
– Ты работаешь со смертельно опасными вещами?
– Нет, это исключено.
– Тогда твой путь не в Питер.
– Это что, из-за этого мужика, которого мечами вот тут затыкали, мой прогноз неблагоприятный?
– Он постучал пальцем по карте.
– Слишком много совпадений.
– Ну и что дальше?
– На новом месте ждут тебя трое младших и трое старших, и все они опытнее тебя. Ты сможешь пройти весь путь, - она посмотрела на колоду сверху вниз, - если сумеешь найти баланс между младшими и старшими.
– Что за старшие и младшие?
– Карты не говорят этого.
– Еще тебя будет мучить тоска, но ты не должен дать ей загрызть тебя. Находясь вдалеке от близких, ты будешь страдать. Можешь пить водку, но должен знать меру, иначе заболеешь.
– Алкашом стану, что ли?
– Да.
– И это все?
– Все.
– Люба молчала. Он тоже.
– Дай мне руку.
У гадалки оказались теплые, мягкие пальцы. Она закрыла глаза.
– У тебя влажная ладонь. Ты взволнован.
– Наверное.
Она неожиданно сильно сжала ему руку. Он едва не вскрикнул от боли.
– Зачем?
Гадалка открыла глаза.
– Весть придет к тебе завтра. Ближе к ночи.
Неожиданно свет в комнатке включился. У выключателя стоял Сухарев.
– Юрик, когда эта самая весть придет, трахни бабу - все пройдет.
Мужики заржали. Выясняется, никто не спал и все, развесив уши, слушали Любкину чушь.
– Поверь мне, старому зэку.
Мудрецкий поболтал флягой в воздухе и швырнул ее на топчан.
Не сговариваясь, четверо молодых мужиков смотрели на пустую посудину, и в глазах - такая тоска, такая тоска!!!
– Чего делать будем?
– кисло спросил у остальных Валетов.
Мудрецкий пошарил по карманам и вытащил немного деньжат.
– Вот деньги. Надо бы сходить чего-нибудь найти в поселке. Сейчас полно выпивки.
– Да к кому ни зайди - за стол затащат, - вспомнил Резинкин собственные похождения по примерно такому же поселку, в котором вырос.
– Быстро не обернемся.
– А надо быстро. Вот давай возьми Простакова и вдвоем идите, найдите чего-нибудь. Вам час туда, час обратно.
– Да вы что!
– воскликнул Валетов.
– Товарищ лейтенант, по сугробам-то! Как же час-то? Это час мы летом ходим, а сейчас, зимой, они только к завтрашнему вечеру вернутся.
Ситуация была не из легких. Хотелось пить. Во-первых,
Усевшись в «бээмпуху», Резинкин с Простаковым врубили дальний свет и ломанулись в ночь за спиртягой. Фрол, стоя около открытых ворот, провожал их, махая шапкой, и слезы - тающие снежинки - катились у него по лицу.
Вернувшись в кунг, он спросил у старшего по званию, через сколько тот надеется получить в свои руки горючее для организма. Мудрецкий высказал мысль, что вполне хватит и одного часа, после чего отключился на лежаке. А Валетов остался один смотреть на огонь, ожидая, когда поднесут.
Хозяйка дома включила музыкальный центр и предложила танцы. Холодец, хватаясь за собственную спину, которую за время сказки ему лихо накатали, повалился на диван и, обняв супругу, сообщил, что из него сейчас не выйдет даже очень хренового танцора. Жена погладила его по голове и сказала, что в жизни танцы - не главное.
Стойлохряков, не думая ничего такого, пригласил в пару к себе жену Евздрихина. Сашенька с удовольствием согласилась, и они начали медленно переминаться в комнате. Делая неловкие движения, Петр Валерьевич сотрясал люстру, что придавало празднеству некий колорит. Поглядев на жену Стойлохрякова, Евздрихин должен был ответить тем же, пригласив Веру на танец, но он не мог удержаться и взял за руку Лизочку. Когда они вышли следом за Стойлохряковым и его партнершей на небольшой пятачок, то места в комнате не осталось. Будь еще здесь и третья пара, она бы имела все шансы быть загнанной в угол и растоптанной двумя слонами: Стойлохряковым и Лизочкой.
После сказки Царевич шутливо обнимал Снегурочку и частично исчезал в ней, что ж говорить о маленьком Евздрихине, которого просто-напросто не было видно в пышных телесах медсестры. Но кто бы знал, насколько он при этом был счастлив. Да, знала бы его жена, танцующая сейчас со Стойлохряковым на пионерском расстоянии. Евздрихин при всем его желании не мог танцевать с Лизочкой корректно: после того, как клал руки на плечи этой могучей женщины, он оказывался просто-напросто к ней вплотную, если не сказать в ней.
Примерно около часу ночи прапорщик утанцевал медсестру на кухню, а через некоторое время гости услышали оттуда глухой удар и тихий стон. Раскрасневшаяся Лиза вошла в зал, едва не опрокинув продолжавшего танцевать Стойлохрякова с женой Евздрихина, подошла к своему месту и тихо объявила, что идет домой. Прапорщик показался за ней следом и робко занял свое место, держась рукой за бок. Выдохнув, он взял бутылку и сделал несколько глотков из горла. После чего во всеуслышание объявил о его намерениях проводить даму до дома, вопросительно посмотрел на свою жену. Та, находясь в объятиях подполковника, вымолвила, что не возражает, чем доконала собравшуюся свалить с мероприятия пышную девушку.