Разговоры мужчин среднего возраста

Квартет И

КАМИЛЬ. И тут самое удивительное. Этот поворот вызывает у нее еще больший интерес...

ЛЕША. Да, потому что ты, как выясняется, такой тонкий, сом­невающийся...

И вы оказываетесь там, где и должны были, но сильно обогатив­шись духовно.

ЛЕША. А этот мой выплеск становится еще одним приемом... ну не скотина?

КАМИЛЬ (успокаивающе). Скотина однозначно.

СЛАВА. А ведь это все - абсолютная формальность, ритуал, ко­торый вы оба должны соблюсти. Зачем?

КАМИЛЬ. А тебе бы как хотелось - чтобы переспать с женщи­ной было...

ну, я не знаю... как стрельнуть сигарету - «девушка, простите, у вас не найдется потрахаться?» А она - «извините, я бросила». Или, допустим: «у меня последняя, хотела для мужа... нет, если вам очень надо...» И ты так: «нет-нет, послед­нюю... что вы!» Но у кого-то обязательно находится.

САША. А представляете, приходишь в ресторан, а мэтр говорит: «Извините, у нас места остались только в зале для нетрахающихся.
– Ну, здравствуйте! А если нам захочется потрахать­ся?
– Ну, подойдете к барной стойке, там можно».

КАМИЛЬ. Лучше бы так было? Без условностей, без фальши. Ну, нет же, да?

СЛАВА. Ну, так нет, конечно... но, просто, не хочется врать. Есть же, например, пары, которые договариваются говорить друг другу правду. Если, там, у кого-то что-то случилось на стороне.

САША. Представляю себе таких договорившихся - ложатся спать, вечер был прекрасный, и жена мужа спрашивает: «ска­жи честно, ты мне когда-нибудь изменял?» А он ей так: «да, позавчера, с секретаршей». И она в ту же секунду разбивает об него тумбочку. А он лежит весь в обломках и так: «Ты чего? Мы же договаривались».

ЛЕША. И тут выясняется, что, во-первых, они не договорились, что она не бьет его после этого тумбочкой по голове, а во-вторых, что эти вопросы задаются с единственной целью - чтобы в оче­редной раз услышать «нет». И неважно, правда это, или неправда.

СЛАВА. Леонид Барац, «Энциклопедия семейных отношений», том четвертый.

КАМИЛЬ. А если посмотреть шире - всегда ли нужно говорить правду? В детстве же нас учат, что всегда. А если немцы спраши­вают у тебя, где наши танки? Надо им это говорить? Или надо учить детей так: говорите правду всем, кроме немцев. Вот, спра­шивают тебя немцы: «Херр прохожий, как пройти на Тверская-штрассе?», а ты их отправляешь в Ясенево. И они идут - «сви­ньей», естественно, - и проваливаются на Патриарших под лед, и тонут... под тяжестью доспехов.

САША. Или, видишь свою одноклассницу через 20 лет, и она так кокетливо: «Ну, как я выгляжу?». А ты ей правду: «Херо­во. Постарела, растолстела, морщины, помада слишком яркая. И дура еще, такие вопросы задаешь - ты ж смотрелась сегодня в зеркало». Так что говорить детям? «Говорите правду всем, кро­ме немцев и постаревших одноклассниц?»

ЛЕША. А пригласил тебя знакомый актер на свой спектакль. И что, сказать: «Старик, а спектакль-то - говно. И ты в нем хуже всех»?

СЛАВА. Вот что я вам скажу: говорить правду нужно. Всем. Кро­ме: немцев, постаревших одноклассниц, плохих актеров, еще в трехсот сорока семи случаях, а также кроме пассажиров падаю­щего самолета, которые очень скоро сами все поймут.

КАМИЛЬ. А сложнее всего сказать правду самому себе... когда не понимаешь, чего ты на самом деле хочешь. Вот, например, вопрос: «то, что я живу с женой, и у нас ребенок, квартира... хо­лодильник Электролюкс... это я так хочу, или просто так надо... а на самом деле я хочу все это бросить и стать свободным чело­веком? Это ж какой кайф! Или все-таки, нет, я же их люблю?» Ну, вот, попробуйте честно оценить ситуацию, а?

ЛЕША. А я в детстве

придумал, что приходят фашисты - такие, с овчарками, - но не для того, чтобы вот это «матка, курка, яйка, млеко, дафай, дафай», а с благородной целью - помочь мне разобраться в моем внутреннем мире. Ставят меня к стен­ке и говорят: «кого ты больше любишь - Марину Штурманову из 8 «В» или Яну Мищенко из 9 «Б»? Если скажешь правду, мы тебя отпустим, а нет - расстреляем». А они почему-то зна­ют правду... И я, естественно, честно говорил - ну, что Яну Мищенко. Хороший способ. До сих пор пользуюсь. (Разлива­ет коньяк по рюмкам).

СЛАВА. Кам, ты не переживай. Ты же хочешь разобраться?

КАМИЛЬ. Ну, да.

СЛАВА. Значит, все в порядке. Потому что кризис среднего воз­раста - это когда уже ничего не хочется. И тогда ты начинаешь хотеть чего-то хотеть.

ЛЕША. Это еще ничего. Вот когда тебе уже не хочется хотеть чего-то хотеть, вот это - кризис.

САША. Да это не кризис. Это пиздец.

ЛЕША (поднимая рюмку, вопросительно). За...?

СЛАВА. За безаллегорий.

Выпивают. Свет гаснет. Через пару секунд луч света выхва­тывает сидящего в кресле Славу. Больше никого на сцене не осталось.

СЛАВА. Нет, у меня кризис легче проходит. Наверное, потому, что я единственный из нас не женатый, и меня хотя бы этот во­прос не мучает - семья, не семья. (Тряхнул головой). Вообще, меня в женатом состоянии напрягает не то, что нет других жен­щин, а то, что нет этой возможности. Я, может быть, ею бы и не воспользовался, но возможность-то должна быть... Вот, напри­мер, запретили бы тебе есть вилкой. Причем в формулировке «никогда». «Никогда больше не будешь есть вилкой!» Да, каза­лось бы, и черт с ней, можно ложкой, палочками, руками... Но тебе сказали - нельзя, и сразу захотелось именно вилкой. И, главное, вот они - вилки, лежат. Открыл ящик - полно. Длин­ные, короткие, трехзубые, двузубые, серебряные, мельхиоро­вые... Да тебе даже и алюминиевая сгодилась бы... если у тебя уже три года не было ни одной вилки. Но нельзя. А еще вчера было можно. Что изменилось-то?

ГЛАВА ВТОРАЯ «Мечты не сбываются, или Сковородкой по морде»

– (Голос из-за кадра). Ну, поговори еще... что-то от себя, какие-то мысли.

– О чем?

– Ну, не знаю... Вот, чего бы ты сейчас хотел?

– (Задумался). Я бы хотел влюбиться...

– О! В кого?

– А лучше бы ее вообще не существовало...

– В смысле?

– Ну, чтоб ничего лишнего... она такая, как тебе хочется... и никаких подробностей...

– Но ее же хочется... чтобы была.

– Да нет. Не надо. Ты поймешь еще.

Все персонажи на сцене накрывают на стол. Моют овощи, фрукты и зелень, нарезают хлеб, сыр, колбасу, достают из холодильника соки, воду и т. д. Слава наименее активен - берет одну банку с оливками и неловко пытается ее открыть, пока Леша не отбирает у него консервный нож, а затем и банку.