Разлив Цивиля

Емельянов Анатолий Викторович

Трофим Матвеевич понимал, что все равно ему не переубедить парторга. Где-то в глубине души он даже чувствовал, что не так уж и неправ этот отнюдь не глупый парень. Однако же признаться себе в этом он не мог. Если в одном да в другом признавать правоту Павла — зачем тогда и весь этот огород городить, ночи не спать, себя не жалеть. Тогда просто надо сдать председательские дела. Сдать тому же Павлу. Быть на вторых ролях Трофим Матвеевич не привык.

Словно читая его мысли, Павел сказал, поднимаясь со своего места:

— И я не гений, и вы не гений. А еще и про то не надо забывать, что вокруг нас с вами — не одни дураки и совсем не лишне на них оглядываться, да

к ним прислушиваться… Ну, я тоже пошел на шоссе, — и шагнул в коридор.

— Сопляк! — вырвалось у Трофима Матвеевича, и хотя сказал он это тихо, почти шепотом, по Павел, наверное, все же услышал.

«Ну и пусть! А то, видишь ли, уже поучать начинает: на кого надо оглядываться и к кому прислушиваться… Это мы еще посмотрим, кто у кого должен учиться! Владимир Сергеевич — это бы тебе, товарищ Кадышев, помнить не мешало! — не вахтером в обкоме служит. А он вроде бы велел тебе у меня учиться…»

Вспомнив про заместителя заведующего отделом, Трофим Матвеевич пододвинул телефон и начал звонить в Чебоксары. Не скоро, не за один раз, но все же дозвонился. Рассказал Владимиру Сергеевичу про собрание, спросил, надо ли высылать обращение, поскольку в него пришлось внести поправки.

— Почему же не надо! — обрадованно ответил Владимир Сергеевич, — Площади в два раза и урожайность в два раза — это же как раз то, что надо, как раз то, за что ратует наш первый секретарь. Высылай и ни в чем не сомневайся… И правильно делаете, что используете пары. Ведь пар — это пока еще неподнятая целина Чувашии.

— Мы используем последние сто гектаров, — вставил Трофим Матвеевич.

— Вот и добавим в обращении: ни одного гектара чистых паров! Прекрасно, Трофим Матвеевич. Прекрасно!

Разговор с Владимиром Сергеевичем словно бы влил новые силы в Трофима Матвеевича. Все идет как надо, и скоро, очень скоро о колхозе «Сявал» узнают все.

Даже злость на Кадышева проходить начала. Теперь Трофим Матвеевич был готов даже признать его правоту. Ну, не на общем собрании, разумеется… Эх, Кадышев, Кадышев! Будь ты немного поумней — разве бы так надо было дело вести?! Со мной глаз на глаз спорь, доказывай, не соглашайся. Но разве допустимо спорить с председателем на общем собрании, на глазах всего колхоза? Неужто не понимаешь, что этим самым ты мои председательский авторитет подрываешь, а ведь твоя задача — укреплять его… Ну, ничего, ради общего дела я не пойду на то, чтобы сводить с тобой счеты. Вот соберу правление, и ты узнаешь, что Прыгунов — не мелочный человек, и еще пожалеешь, что вел себя с ним неблагодарно… Коня надо гнать не только кнутом, но и овсом. Кнутом не получается, попробуем овсом…

Трофим Матвеевич прошелся по кабинету и, может, впервые критически оглядел его.

Вроде и не бедно обставлен, а все равно вид какой-то мужицкий, крестьянский. Может, вот эти самодельные, вытканные правленческой техникой дорожки придают ему простецкий вид. Сейчас-то, конечно, не до того, а осенью надо будет купить современную мебель, в этот угол поставить дорогой радиоприемник, а в тот — телевизор. Ну и, конечно, вместо этих домотканых дорожек должны быть дорогие ковры, и чтобы были они обязательно толстыми, чтобы пружинили под ногой, расслабляя, успокаивая нервы. Тогда и посетители не полезут прямо к председательскому столу с грязными ножищами, а еще от порога будут поглядывать на те ковры с опаской. А приедут представители из обкома ли, откуда ли — тоже сразу почувствуют, что не в рядовой колхоз попали, а в известный на всю республику «Сявал»… Ну, пока еще не так чтобы известный. Но это только пока…

3

Павел

прошагал все село, вышел за околицу.

Там, где сельская дорога выходит на шоссе, уже собралось много народу, подошли подводы. А вот и подъехали к повороту груженные удобрениями машины. Работа закипела. Мешки с суперфосфатом начали перегружать в телеги, в бестарки, брички. Подводы одна за другой потянулись в село.

Со стороны шоссе подошел трактор с доверху груженной тележкой на прицепе. Из кабины вылез Гриша, подошел к Павлу.

— Вагон с суперфосфатом закончили, однако народу на станции маловато, и чтобы не было задержки…

— Все ясно, — понял Гришу Павел. — Ты поезжай прямо к дворам, а я прихвачу пять-шесть молодцов из тех, что грузят на подводы, и вон с той машиной — на станцию… Давай-давай, торопись и других торопи. Сегодня же все три вагона должны быть выгружены…

Павел уехал на станцию и проработал там весь день. Возвращался в Сявалкасы последним рейсом близко к полуночи. Возвращался голодным, усталым, но очень довольным. Ему все еще не верилось, что все три вагона очищены иод метелку, что вся эта гора удобрений со станции перевезена в Сявалкасы. И если бы не такая дружная работа всех, кто с ним был в этот день, — как знать, может, и в самом деле нм бы не успеть. Легко сказать: три пульмановских вагона!

Автомашину, в кабине которой ехал Павел, от шоссе буксировал своим трактором Гриша. При свете фар видно, что весь трактор залеплен грязью, видно, как из-под гусениц она льется сплошным, непрерывным потоком, а местами весь трактор по самое пузо окунается в черную жижу, и кажется: еще немного, еще чуть-чуть, и засосет, затянет весенняя хлябь и трактор, и машину, что у него на прицепе… Нет, не просто было перебросить по такой вот дороге три вагона за один день!

А еще и тому радуется Павел, что нынче он работал не сам по себе и не с кем-то из своих товарищей-трактористов, а со всеми вместе. Чувство артельной работы, наверное, извечно живет в человеке и потому, может быть, всегда радует.

Свет фар напомнил ему непроглядные зимние бураны в казахстанской степи. Там всю зиму они тоже возили удобрения. Возили за девяносто километров. Только там все было по-другому.

Здесь удобрения ценятся на вес золота, колхозники нынче подметали вагоны вениками. И если бы понадобилось — они готовы были бы притащить туки в котомках и грязи бы не побоялись. Там, в Казахстане, все станции завалены удобрениями, там из них образовались целые горы. Там, на целине, при нехватке рабочих рук они попросту пропадают; здесь есть кому их взять, но нечего взять, ведь эти три вагона — манна небесная…

А сейчас в газетах шумят, чтобы туки в первую очередь применять на черноземах, что они якобы дадут большую отдачу. Интересно, что за умный человек додумался до такой глупости! Почему меньшей будет отдача земель Центральной России, в том числе и наших чувашских подзолов? И уж по крайней мере они бы здесь не пропали, как пропадают на той же целине.

Совхоз, в котором работал Павел, получал самые высокие урожаи по области. Кондиционные семена? Высокая агротехника? Ничего похожего. Просто генерал сам не спал и всю зиму не давал спать механизаторам. В жгучие морозы, в непроглядные бураны они возили удобрения и прямо с саней разбрасывали по полям. Бывало, что на один гектар попадало по тонне. Ведь на станции не разбирали, чьи это удобрения, возили и свою долю и тех соседей, кого не брала управка. А начальник станции был даже рад, что хоть есть один совхоз, помогающий очищать железнодорожные пути, — удобрения-то всю зиму прибывали и прибывали…