Размах крыльев ангела
Шрифт:
– Да, Маша, – машинально подтвердила Мария. – А в Питере ты что делаешь? Ты когда приехала? Где остановилась?
– Ты только не ругайся, Маша, – умоляюще пришепетывала заполошная Светка. – Я ведь никуда и не уезжала. Ну, то есть я уехала, съездила и опять приехала. Давно уже. Мы с Ваней квартиру сняли. Ты знаешь, я ведь его так люблю! И он меня тоже любит.
– Да слава богу, но почему такие тайны-то? – рассердилась Маша.
– Ты только не подумай ничего, это все я. Я боялась, что ты ему не разрешишь со мной…
– Света, что ты за ерунду городишь? Как я могу ему что-то разрешать или запрещать? Он взрослый парень, самостоятельный.
– Ну, Маш, я же знаю, как ты ко мне относишься. Ты считаешь меня глупой и доступной. Как будто я за женихами бегаю и легкой жизни ищу. Ты ведь мне не можешь простить, что я тогда с твоим мужем… Ну, это самое… А у нас не было ничего, мы просто целовались…
– Светик, с чужими женатыми дяденьками даже целоваться не нужно, чтобы ты знала. – Маша еле сдерживала смех. – А вообще-то, я давно уже не сержусь, и учить тебя я не могу.
– Нет, ты не думай, у меня теперь все по-другому. Я ведь сразу в него влюбилась, с первого взгляда, и он тоже…
Ну да, влюбился и называл ее страусом – с глазами и без мозгов.
– …и я боялась, что ты ему не разрешишь. Ты прости, я ему наврала, что ты меня к своему мужу ревнуешь до сих пор. Ну, сказала, чтобы он тебе про меня не рассказывал, потому что ты и к нему ревновать будешь и жизни не дашь. Я ведь тогда домой не полетела, мы билет сдали…
– Да знаю я, ты через пять дней полетела.
– Откуда ты знаешь? Что, Ваня сказал?
– Да нет, – Маша пожала плечами, – просто ты через пять дней со свежим питерским тортом домой заявилась. Значит, что? Значит, эти пять дней ты была в Питере. А я тут голову ломаю…
– Здорово как ты догадалась! – восхитилась Светлана. – Ага. Я прилетела и все маме рассказала. Какой Ваня хороший и как он меня к себе зовет. Мама отпустила. Ты не думай, я на работу устроилась, а потом я учиться пойду. Ваня хочет, чтобы я училась.
– А ты чего хочешь?
– Я? Я хочу, чтобы Ваня был доволен. Вот мы с ним и решили, что я пока буду в магазине кассиршей работать, а зимой на подготовительные курсы пойду. А на будущий год в институт буду поступать. Ты не смейся, я знаешь как хорошо считаю, и по математике у меня всегда пятерка была.
– Горе ты мое, – Маша обняла Светку, прижала к себе. – Я ведь чувствовала, что с ним что-то происходит, я знала. Он после знакомства с тобой такой странный стал. Эйфоричный какой-то. Все время рот до ушей, глаза блестят. Я, правда, подумала, что он опять курит что-то… Ох!
Маша осеклась, совсем не была уверена, что о пагубных Ванькиных пристрастиях Светка должна узнавать от нее.
– Это ты про анашу? Не, он больше этим не балуется. Он мне сам все рассказал, что был такой грех, и слово дал, что завязал. А я с этим строго, так и сказала: узнаю про наркотики, сразу
– Он ведь ко мне приходил, денег просил, я и подумала…
– Не, это нам за квартиру нужно было вперед платить. Но мне мама прислала, все нормально. А глаза у него сверкали, потому что мы целыми днями из кровати не вылезали. Знаешь, какой он горячий! И фантазер…
Маше не хотелось выслушивать, какой Ванька горячий фантазер в кровати, неловко было.
– Света, я на самом деле очень рада за вас. Ты меня прости.
– Это ты меня прости. Я Ваньке, когда он очнется, сразу скажу, что ты хорошая и что я ему все наврала про тебя.
По коридору мимо ниши проспешили куда-то две медсестрички. Маша со Светкой услышали, как одна вполголоса шепнула другой:
– Ты этого Середу видела, которого днем привезли? Черепно-мозговая из пятой палаты? Ни кожи ни рожи, хлюпик такой, а к нему сразу две девчонки приехали. Вон, на диване обнимаются и плачут.
Маша только хмыкнула.
– Дуры, – обиженно отозвалась шепотом Светка, – сами они ни кожи, ни рожи.
Они сидели молча, обнявшись, пока в нишу к ним не наведался давешний веселый доктор в смешной шапочке.
– Ну что, девушки, пойдемте, покажу вам вашего Середу, как обещал. Пришел в себя ваш больной. Но я вас пускаю только на пять минут, посмотреть, а потом обе по домам и спать. Разговаривать с ним не разрешаю, только смотреть и улыбаться.
Бледный, но вполне живой Иван лежал на высокой кровати, весь опутанный проводами и шлангами. Голова его была перевязана. Но зато глаза открыты. Иван долго всматривался в них обеих, а потом тихо произнес:
– Девочки…
И закрыл глаза.
Вернувшись домой, Мария достала свой «черный список» и с радостью вычеркнула из него сразу двух подозреваемых – Светку и Ивана.
К возвращению с дежурства Вадика она успела кое-как навести порядок, тщательно отмыла кровь с пола. На работу не пошла, конечно, зато съездила в больницу к Ваньке. Ивана перевели в палату, к нему пускали. Верная влюбленная Светка сидела на краешке кровати, преданно смотрела пострадавшему в глаза и нежно держала за руку. Вся тумбочка была завалена фруктами, коробочками с соком, на подоконнике примостились кастрюльки. Маша почувствовала себя лишней. Лишней и виноватой.
– Ванечка, ты вспомни! У тебя от удара потеря памяти, наверно, случилась. Ты ведь видел его, видел, да? Того, который тебя ударил?
– Мария Константиновна, – негромко повторял Иван в который уже раз, – да не видел я никого. Нет у меня потери памяти. Я же вас, девчонки, помню? Помню. Меня из милиции сегодня уже спрашивали, приходили. Я дверь открыл, вошел, а кругом все перевернуто. Я еще подумал тогда – во Машка дает… Простите, то есть Мария Константиновна.
– Да что уж там, – только махнула рукой Мария.