Размышления о жизни Христа

де Каулибус Иоанн

Ну вот, о добродетели смирения пока достаточно.

Вернемся в Назарет и посмотрим, что делает и как живет Господь Иисус, наше зерцало, ибо это наша главная задача. Не забудь представить себе, что ты сама там при всем присутствуешь, как я не раз тебе говорил. Вглядись в эту маленькую семью, благословенную превыше всех прочих; в высокой бедности она ведет низкую и смиренную жизнь. Блаженный старец Иосиф зарабатывал, сколько мог, плотницким ремеслом. Госпожа за плату трудилась иглой и веретеном. Делала она и все прочие работы по дому, а их много, как ты прекрасно знаешь: готовила еду мужу и Сыну, убирала, стирала, потому что служанки у нее не было. Поставь себя на ее место, почувствуй, сколько ей приходилось работать руками. И на место Господа Иисуса: ведь Он ей помогал всем, чем мог, и верно трудился. Ибо Он, как Он сам говорит, пришел послужить, а не для того, чтобы Ему служили (Мф 20, 28). Наверное, Он помогал накрывать на стол, стелить постели и делать прочие незаметные домашние дела. Посмотри, как смиренно Он выполняет все низкие надобности по дому, но и на Госпожу смотреть не забывай. Смотри, как они изо дня в день едят втроем за одним столом; едят не лакомства и разносолы, а бедный трезвый обед; как они потом разговаривают: их речи не пустые и праздные, они полны мудрости и Святого Духа. Это трапеза ума не меньше, чем подкрепление тела. Разойдясь после обеда, каждый становится на молитву в своей спаленке: дом у них не просторный,

а маленький. Поразмышляй о них, находящихся в их тесных спаленках. Посмотри, как Господь Иисус вечером после молитвы укладывается на земляном полу – каждую ночь в течение многих лет – так смиренно, так неудобно, как последний бедняк из народа. Заставь себя, постарайся въяве увидеть Его в этом положении – тебе бы надо делать это каждый вечер.

О Боже непостижимый! (Ис 45, 15). Для чего Ты так истязал это невиннейшее тело? Одного такого ночлега должно было хватить для искупления целого мира. Тобою двигала безграничная любовь, Ты горел рвением спасти заблудшую овцу (Лк 15, 6) и отнести ее на Своих плечах на небесные пастбища. Ты, Царь царей и Бог вечный, утоляешь всякую нужду, в изобилии даешь всем все нужное, чего требует устройство всякой твари – но для себя Ты предназначил иное: сам Ты столько долгих лет соблюдал такую бедность, терпел такую нужду, нес такие тяготы – бодрствуя и ложась спать, постясь и трапезуя, и во всех прочих Твоих делах. Где вы, ищущие телесного покоя, желающие красивого, интересного, разнообразного? Если мы стремимся к подобным вещам, значит, мы учились в школе не у этого Учителя. Но неужели же мы мудрее Его? Сам Он учил нас словом и примером смирению, бедности, притеснению тела и труду. Так последуем же за верховным Учителем: Он не желает нас обманывать, да и не может лгать. Имея, – по учению апостола, – пропитание и одежду, будем довольны тем (1 Тим 6, 8), сообразуясь с необходимостью, не с преизобилием, и прилежа постоянно, беспрерывно, бодро упражнениям во всех прочих добродетелях и духовной науке.

Глава XVI. О Крещении Господа Иисуса (Мф 3; Ин 1)

Когда Ему исполнилось двадцать девять лет, которые Он прожил в тяготах и презрении, Господь Иисус говорит матери: «Пора Мне идти, да объявлю и прославлю Отца Моего, и покажу Себя миру, и исполню дело спасения душ, для которого Отец Мой Меня сюда послал. Не печалься, Моя добрая мать, что скоро покину тебя». И встав на колени, Учитель смирения просил благословить Его. Она тоже преклонила колени и со слезами обняла Его и сказала с великой нежностью: «Сын мой благословенный, иди, и да будет с Тобой благословение Отца Твоего и мое. Помни обо мне и возвращайся поскорее».

Так почтительно простившись с нею и с воспитателем своим Иосифом, Он пустился в путь из Назарета в сторону Иерусалима к Иордану, где крестил Иоанн. Это место было в восемнадцати милях от Иерусалима.

Господь мира идет один: учеников у Него еще не было. Посмотри на Него внимательно: вот Бог идет один, босиком по таким длинным дорогам; поставь себя на Его место и по сочувствуй Ему изо всех сил. О Господи, куда Ты идешь? Разве Ты не выше всех царей земли? О Господи, где же Твои бароны и графы, герцоги и воины, лошади и верблюды, слоны и колесницы, возницы и слуги, и вся пышная свита? Где Твое сопровождение, где охрана, как принято у прочих царей и больших людей? Где трубный звук, барабанный бой, где царские знамена? Где квартирьеры, скачущие вперед приготовить ночлег и все удобства? Где почетная стража, торжественная процессия, без которых не обходимся мы, мелкие черви? Господи, разве не полнятся небеса и земля славой Твоей? Что же Ты идешь так бесславно? Разве не Тебе служили тысячи тысяч и предстояли тьмы тем (Дан 7, 10)? Отчего же Ты шагаешь в таком одиночестве, стирая босые ноги о землю? – Ты еще не в царствии Твоем, вот в чем причина, по-моему: ибо царствие Твое не от мира сего (Ин 18, 36). Ты уничижил Себя Самого, приняв образ раба (Флп 2, 7), не царя. Ты сделался, как один из нас, странник и пришлец, как все отцы наши (Пс 38, 13). Ты сделался рабом, дабы мы сделались царями. Ибо Вы пришли, чтобы ввести нас в царствие Твое, и на наших глазах пролагаете путь, которым мы можем взойти в Твое царствие.

Только отчего мы не хотим замечать этот путь? Отчего не следуем за Тобой? Отчего не смиряем себя? Отчего так жадно рвемся к почестям и знакам отличия, так цепко держимся тлена и суеты? Конечно, оттого, что наше царство от мира сего; мы не желаем видеть себя пришлецами и странниками, и потому вновь и вновь терпим бедствия. О суетные сыны человеческие! Отчего мы принимаем ложь за истину, призрак за реальность, шаткое за прочное, временное за вечное, отчего избираем их и так пылко рвемся обладать ими? Без сомнения, Господи Благий, если бы нам удалось всей душой и умом устремиться к Царствию Вашему, если бы мы помнили, что наше жительство – на небесах (Флп 3, 20), если бы твердо были убеждены, что мы пришельцы и странники (1 Пар 29, 15), мы легко бы за Тобой последовали. Из этих видимых вещей мы взяли бы лишь необходимое и налегке побежали бы за ароматом мастей Твоих (Песн 1, 2–3). Нас не обременял бы груз и не задерживал бы обоз; все преходящее мы с легкостью презрели бы как уже прешедшее.

Итак, вот шагает Господь Иисус смиренно, долгими переходами, пока не достигает Иордана. Когда же Он пришел к Иордану, нашел там Иоанна, крестящего грешников, и многолюдную толпу сбежавшихся отовсюду послушать его проповедь. Для них он был как бы Христос. Господь Иисус сказал ему: «Прошу тебя, окрести Меня вместе с ними». Иоанн взглянул на Него и узнал Его духом, и испугался и отвечал почтительно: «Господи, мне надобно креститься от Тебя» (Мф 3, 14). Но Иисус сказал ему в ответ: «Оставь теперь: ибо так надлежит нам исполнить всякую правду (Мф 3, 15). Не говори так, не открывай Меня народу, ибо еще не пришло Мое время. Но крести Меня. Ибо сейчас время смирения, и Я желаю исполнить всякое смирение».

Обрати здесь внимание на смирение – именно здесь уместно порассуждать о нем. Ты должна знать, что у смирения есть три ступени, как говорит нам глосса к этому месту. Первая ступень – подчиняться большему и не превозноситься перед равным. Вторая ступень – ставить себя ниже равного и не считать себя больше меньшего тебя. Третья и высшая ступень – ставить себя ниже меньшего. На эту ступень здесь встал Христос и тем исполнил всякое смирение. Ты видишь, насколько возросло Его смирение по сравнению с прежним нашим примером. Здесь Он поставил Себя ниже раба, Себя унизил, а раба Своего оправдал и возвеличил. И в другом отношении выросло Его смирение. Подумай сама: до сих пор Он вел Себя смиренно, как бесполезный и ничтожный человек, а здесь Он пожелал явиться грешником. Ибо грешникам проповедовал Иоанн покаяние, грешников крестил, и господь Иисус пожелал креститься вместе с ними и у них на глазах. Бернард говорит об этом так: «Смешавшись с народными толпами, Он пришел к Иоанну креститься. Пришел как один из народа Тот, кто единственный был без греха (Ин 8, 7). Кто поверил бы, что Он – Сын Божий? Кто принял бы Его за всемогущего Бога? Слишком сильно смирил Ты Себя, Господи, слишком глубоко скрыл под покровом

смирения. Но от Иоанна Ты утаиться не сможешь» [54] . Вот что пишет Бернард.

54

Bern., Epiph., serm. I, n. 6 (LTR, 4, p. 299).

Можно, конечно, то же самое сказать и об обрезании – что и там Он хотел явиться грешником. Однако здесь больше, потому что здесь – перед толпой народа, а там было втайне от посторонних глаз.

Но ведь Он намеревался вскоре Сам приняться за проповедь; разве не стоило опасаться, что Его не станут слушать как грешника? Но нет: Учитель смирения не стал из-за этого уклоняться от глубочайшего унижения. Он Сам захотел явиться тем, чем не был, презренным и отверженным, чтобы наставить нас.

А мы, наоборот, хотим казаться тем, чем на деле не являемся, чтобы нас хвалили и славили. Если в нас, как нам кажется, есть что-то хорошее, мы выставляем его напоказ, а недостатки скрываем, потому что мы дурные грешники. В чем наше смирение? Послушай на этот счет не меня, а Бернарда: «Есть смирение, которое создает и разжигает любовь; и есть смирение, которое рождает в нас истина; в нем нет жара. Первое – чувство, второе – познание. Если ты заглянешь внутрь себя при свете истины и без притворства, если станешь судить о себе беспристрастно, ты, без сомнения, смиришься. Истинное самопознание сделает тебя ничтожным в твоих глазах, хотя в глазах других ты, наверное, еще не сможешь вытерпеть презрения. Внутренняя работа истины сделает тебя смиренным, но этого недостаточно; нужен еще прилив любви. Истина показала тебе тебя самого правдиво и здраво, просветив тебя словно вспышкой молнии; если бы так же тебя воспламенила любовь, ты, несомненно, захотел бы, чтобы все увидели тебя таким, каков ты есть, и думали о тебе так же, как ты сам, ибо это – истина. Впрочем, когда я говорю «каков ты есть», я не имею в виду все, что есть в тебе: часто бывает неполезно рассказывать всем все, что мы сами о себе знаем. Сама истина любви и любовь к истине запрещает нам обнажать то, что повредит ближнему; иногда ему лучше остаться в неведении.

Однако если ты, скованный любовью к себе, станешь держать при себе истинное о себе суждение, то всякому ясно, что ты меньше любишь истину, предпочитая ей собственные удобства и почет от окружающих» [55] . И ниже: «Если душа твоя не спит, то рано или поздно Истина, обследовав сердце твое и самые потайные закоулки внутри тебя, заставит тебя понять, кто ты есть на самом деле. Тогда ты станешь смирен – внутренним, принудительным смирением. Приложи волю, сделай из нужды добродетель, потому что не бывает добродетели без участия воли. Только тогда тебе захочется и снаружи выглядеть таким, каким ты видишь себя изнутри. В противном случае бойся, как бы не сбылись о тебе слова Писания: «Он льстит себе в глазах своих, будто отыскивает беззаконие свое, чтобы возненавидеть его (Пс 35, 3). Неодинаковые весы, неодинаковая мера – мерзость пред Господом» (Притч 20, 10). – Ведь что же получается? Втайне, про себя, ты, взвешенный на весах истины, оцениваешь себя низко, – а открыто ты лжешь нам всем, норовя продать себя нам дороже, чем ты стоишь, а ведь ты сам знаешь себе истинную цену. Побойся Бога, оставь это мерзкое дело, не надо, чтобы воля возносила того, кого унизила истина. Ибо это значит противиться истине, воевать против Бога. Лучше обрети покой в Боге, подчинись истине, и не просто подчинись – полюби ее. Неужели Богу не покорится душа моя? (Пс 61, 2) [56] . Но мало подчиниться Богу; ради Бога надо подчиняться и всякой твари человеческой: аббату как начальнику, приорам как им поставленным. Я тебе больше скажу: подчиняться надо не только вышестоящим; подчинись равным, подчинись меньшим. Ибо так, – сказал Он, – надлежит нам исполнить всякую правду (Мф 3, 15). Пойди и ты к меньшим, если хочешь стать совершенным праведником, поставь себя ниже низшего, слушайся младшего» [57] .

55

Bern., Cant., serm. XLII, n. 6 (LTR, 2, p. 36–38).

56

Синодальный перевод: «Только в Боге успокаивается душа моя: от Него спасение мое».

57

Bern., Cant., serm. XLII, n. 8 (LTR, 2, p. 38).

И еще пишет Бернард: «Кто праведен, кроме смиренного? Когда Господь склонился под руку раба Своего Крестителя, а тот побледнел от страха перед Его величием, Он сказал ему: “Оставь: ибо так надлежит нам исполнить всякую правду” (Мф 3, 15). Тем самым Он установил, что совершенство праведности – в совершенном смирении. Значит, праведен смиренный» [58] . Вот что пишет Бернард.

Как проявляется праведность в смиренном? А так: он воздает каждому свое, что ему следует по праву [59] . Он не присваивает чужого, чтит Бога, а себя ни во что не ставит. Ты лучше поймешь это, если сравнишь его с человеком, неправедно превозносящимся: тот приписывает благие дары Божьи себе самому. О таких Бернард говорит: «Из великих благ обычно рождается зло. Когда мы награждены исключительными благами Господними, мы пользуемся дарами, словно они не дарованные, а наши, и не воздаем хвалу Богу. Вот почему люди, которые у нас считаются самыми великими по полученным ими дарованиям, у Бога считаются самыми малыми – они больше всех не вер нули того, что было им дано. Впрочем, это я вас щажу. Я воспользовался более мягкими словами: “великие” и “малые”. Но я не выразил того, что на самом деле думаю. Я смягчил разницу, я и обнажу ее: я должен был сказать “лучшие” и “худшие”. Поистине, человек тем хуже, чем он лучше, если то, в чем он лучше других, он приписывает себе: это, без сомнения, хуже всего. Другой, может быть, скажет: “Ладно, признаю, благодатию Божиею есмь то, что есмь (1 Кор 15, 10)”; но при этом будет стараться захватить себе славу за дарования, полученные по благодати. Разве он не вор и не разбойник? (Ин 10, 1). Пусть услышит, ему сказано: “Твоими устами буду судить тебя, лукавый раб!” (Лк 19, 22). Раб, который узурпирует себе славу господина своего – разве он не лукавейший?» [60] Это был Бернард.

58

Bern., Cant., serm. XLVII, n. 7 (LTR, 2, p. 65).

59

Определение справедливости, данное в первой строке Юстинианова кодекса Римского права: jus est voluntas suum cuique tribuens. Латинское iustitia переводится на русский и как «праведность», и как «справедливость».

60

Bern., Cant., serm. LXXXIV, n. 2 (LTR, 2, p. 303–304).