Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

РАЗМЫШЛЕНИЯ В КРАСНОМ ЦВЕТЕ: КОММУНИСТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА КРИЗИС И СОПУТСТВУЮЩИЕ ПРЕДМЕТЫ

Жижек Славой

Шрифт:

Применительно к сегодняшней ситуации идеологической борьбы это означает, что нужно с глубоким подозрением относиться к тем левым, которые утверждают, что мусульманские фундаменталистско-популистские движения, по сути, являются «нашими», освободительными антиимпериалистическими движениями, и что тот факт, что они формулируют свою программу, прямо заявляя о неприятии Просвещения и универсализма и иногда даже впадая в открытый антисемитизм, является всего лишь заблуждением, вытекающее из их увлеченности борьбой («когда они говорят, что они против евреев, они на самом деле имеют в виду, что они против сионистского колониализма»). Нужно безоговорочно сопротивляться соблазну «понять» арабский антисемитизм (там, где мы действительно с ним сталкиваемся) как «естественную» реакцию на плачевное положение палестинцев: не должно быть никакого «понимания» того факта, что во многих, если не во всех, арабских странах Гитлера до сих пор считают героем, что в учебниках для начальной школы фигурируют все традиционные антисемитские мифы — от пресловутой подделки «Протоколов сионских мудрецов» до утверждений, что евреи используют кровь христианских (или арабских) младенцев в жертвенных целях. Утверждение, что антисемитизм смещенным образом выражал сопротивление капитализму, никоим образом не оправдывает этот антисемитизм: смещение здесь является не вторичной операцией, а фундаментальным жестом идеологической мистификации. Это означает, что в долгосрочной перспективе единственным способом борьбы с антисемитизмом является не проповедь либеральной терпимости и т. д., а выражение основополагающего антикапиталистического мотива прямым, несмещенным образом. Как только мы принимаем эту логику, мы делаем первый шаг по пути, в конце которого находится вполне «логичный» вывод о том, что, поскольку Гитлер тоже, говоря о евреях, «на самом деле имел в виду» капиталистов, его следует отнести к нашим стратегическим союзникам по глобальной антиимпериалистической борьбе с англоамериканской империей как основным врагом. (И эта цепочка рассуждений не является простым риторическим упражнением: нацисты действительно помогали антиколониальной борьбе в арабских странах и Индии, а многие неонацисты действительно сочувствуют арабской борьбе против Израиля. Именно это обстоятельство превращает уникальную фигуру Жака Верже [54] , «адвоката

террора» в универсальное явление, поскольку он олицетворяет собой возможность «солидарности» между фашизмом и антиколониализмом). Думать, что однажды в будущем мы убедим фашистов, что их «настоящим» врагом является капитализм и что они должны отбросить особую религиозную/этническую/расистскую форму своей идеологии и объединить силы с эгалитарным универсализмом, было бы фатальной ошибкой. Поэтому нужно четко и ясно отвергнуть опасный лозунг «враг моего врага — мой друг», который заставляет нас отыскивать «прогрессивный» антиимпериалистический потенциал в фундаменталистских исламистских движениях. Идеологический мир движений, вроде Хезболлы, основывается на размывании различий между капиталистическим неоимпериализмом и светским прогрессивным освобождением: в идеологическом пространстве Хезболлы эмансипация женщин, права гомосексуалистов и т. д. — это всего лишь свидетельства упадка нравов западного империализма… Бадью признает, что «эти движения имеют внутреннее ограничение, поскольку они привязаны к своей особой религии» — вопрос в том, насколько прочным является такое ограничение: преодолеют ли его, как, по-видимому, полагает Бадью, эти движения на пресловутом «втором, более высоком» этапе своего развития, когда они станут более универсальными? Бадью прав, говоря, что проблема здесь не в религии как таковой, а в ее особом характере — и не является ли теперь этот особый характер фатальным ограничением этих движений, идеология которых открыто направлена против Просвещения? Точнее, нужно уточнить, что внутренним ограничением этих движений является не их религиозность как таковая, независимо от того, насколько «фундаменталистской» она является, а их практически- идеологическое отношение к универсалистскому освободительному проекту, основанному на аксиоме равенства. Чтобы пояснить эту мысль, вспомним трагедию общины Canudos в Бразилии конца XIX века: это была, бесспорно, «фундаменталистская» община, которую возглавлял «советник», выступавший за теократию и возвращение к монархии, но в то же самое время она была воплощением коммунистической утопии без денег или законов, с общинной собственностью, эгалитарной солидарностью, равенством мужчин и женщин, правом на развод и т. д. — это измерение начисто отсутствует в мусульманском «фундаментализме», каким бы «антиимпериалистическим» он ни казался. Мойше Постоун выразил эту мысль вполне ясно: Пагубность [иракской] войны и администрации Буша в целом не должна затмевать того факта, что в обоих случаях прогрессивные силы сталкиваются с тем, что можно считать дилеммой — конфликт между агрессивной глобальной имперской силой и крайне реакционным антиглобалистским движением в одном случае и брутальным фашистским режимом в другом… Поэтому антисемитизм может казаться антигегемонистским. Именно поэтому столетие тому назад немецкий социал-демократический лидер Август Бебель назвал его социализмом дураков. Принимая во внимание его последующее развитие, его, возможно, также следовало бы назвать антиимпериализмом дураков… Вместо того чтобы анализировать эту реакционную форму сопротивления, пытаясь показать, что она способна поддерживать более прогрессивные формы сопротивления, многие западные левые либо игнорировали его, либо рационализировали его как неудачную, хотя и понятную, реакцию на израильскую политику в Секторе Газа и на Западном берегу реки Иордан… Они противостояли Соединенным Штатом не ради более прогрессивной альтернативы.

54

Жак Верже (род. 1925), французский адвокат, убежденный коммунист и антиколониалист. Прославился своей защитой арабской националистки Джамили Бухаред, обвиненной в терроризме против французских колониальных властей, впоследствии ставшей его женой. Защищал в суде Клауса Барбье. Предлагал свои адвокатские услуги Слободану Милошевичу и Саддаму Хусейну. — Прим. ред.

Напротив, баасистский режим в Ираке — режим, репрессивность и зверства которого намного превосходили кровавые военные режимы в Чили и Аргентине 1970-х, — ни в коей мере нельзя было считать прогрессивным или даже потенциально прогрессивным [55] .

Но даже в случае с явно фундаменталистскими движениями нельзя безоговорочно доверять СМИ. Талибан регулярно преподносят как фундаменталистская исламистская группа, правящая при помощи террора, — но когда весной 2009 года они заняли долину Сват в Пакистане, New York Times сообщила, что они устроили «классове восстание, которое использовало глубокий разрыв между небольшой группой богатых землевладельцев и их безземельными арендаторами»: в долине Сват, по рассказам тех, кто бежал оттуда, Талибан получил контроль, изгнав почти полсотни землевладельцев, которые обладали наибольшим влиянием.

55

Moishe Postone, «History and Helplessness: Mass Mobilization and Contemporary Forms of Anticapitalism,» Public Culture, 2006 18:1,18 number 1/history and helplessness mass mo.

Боевики организовали крестьян в вооруженные банды, которые стали их ударной силой… Способность Талибана использовать классовый раскол придает новое измерение и вызывает тревогу, поскольку Пакистан остается во многом феодальной страной.

Махуб Махмуд, американский адвокат и в прошлом одноклассник президента Обамы, сказал, что «народ Пакистана психологически готов к революции». Воинствующие сунниты используют с выгодой для себя глубокий классовый раскол, долгое время вызревавший в Пакистане. «Боевики, со своей стороны, обещают не только простой запрет на музыку и школьное обучение», — сказал он. — «Они также обещают исламский суд, работающее правительство и экономическое перераспределение. [56]

56

Jane Perlez and Pir Zubair Shah, «Taliban Exploit Class Rifts to Gain Ground in Pakistan», New York Times, April 16 2009.

Томас Алтизер [57] [58] разъяснил значение и последствия этих новых данных (новых для западного уха): «Теперь же оказывается, что Талибан является по-настоящему освободительной силой, нападающей на древнее феодальное правление в Пакистане и освобождающей крестьянское большинство от этого правления… Будем надеяться, нам предложат теперь настоящую критику администрации Обамы, которая гораздо опаснее администрации Буша как потому, что она обладает свободой действий, так и потому, что она является гораздо более сильной администрацией». (Идеологическая пристрастность статьи из New York Times все же опознается по тому, как в ней говорится о «способности Талибана использовать классовый раскол», как если бы «истинная» программа Талибана заключалась в чем-то другом — в религиозном фундаментализме — и они просто «использовали» тяжелое положение бедных безземельных крестьян. К этому нужно прибавить просто две вещи. Во-первых, такое разграничение между «истинной» программой и инструментальной манипуляцией навязано Талибану извне: словно бедные безземельные крестьяне не рассматривают свое плачевное положение в «фундаменталистском религиозном» ключе! Во-вторых, если, «пользуясь» плачевным положением крестьян, Талибан своими действиями «вызывает тревогу, поскольку Пакистан остается во многом феодальной страной», что мешает либеральным демократам в Пакистане и в США точно так же «воспользоваться» этим плачевным положением и попытаться помочь безземельным крестьянам? Печальный вывод из того факта, что этот очевидный вопрос не был поднят в репортаже из New York Times, состоит в том, что феодальные силы в Пакистане являются «естественным союзником» либеральной демократии…). Политическим следствием этого парадокса является глубоко диалектическое противоречие между долгосрочной стратегией и краткосрочными тактическими союзами: хотя в долгосрочной перспективе сам успех радикально-освободительной борьбы зависит от мобилизации низших классов, которые сегодня нередко находятся в лапах фундаменталистского популизма, когда дело касается борьбы против половой дискриминации и расизма, проблем с заключением краткосрочных альянсов с эгалитарными либералами быть не должно. Феномены, вроде Талибана, показывают, что старый тезис Вальтера Беньямина, что «всякое возвышение фашизма свидетельствует о неудавшейся революции», не только остается верным сегодня, но и, возможно, уместен как никогда. Либералы любят указывать на сходство между левым и правым «экстремизмом»: гитлеровский террор и лагеря подражали большевистскому террору, ленинская партия жива сегодня в аль-Каиде — да, но что все это значит? Его также можно прочесть как указание на то, что фашизм в буквальном смысле замещает левую революцию: его возвышение — это провал левых, но одновременно свидетельство существования революционного потенциала, недовольства, которое левые не смогли мобилизовать. И разве то же самое не относится к сегодняшнему так называемому (некоторыми) исламофашизму? Не является ли радикальный ислам точным коррелятом исчезновения светских левых в мусульманских странах? Кто сегодня, когда Афганистан преподносят в виде образцовой фундаменталистской страны, помнит, что 30 лет тому назад это была страна с сильной светской традицией вплоть до коммунистической партии, которая пришла к власти независимо от Советского Союза?

57

Томас Алтизер (род. 1925), американский радикальный теолог, стремящийся в своих работах дать позитивное истолкование ницшеанского тезиза о «смерти Бога». — Прим. ред.

58

Томас Алтизер, личная беседа.

Куда исчезла эта светская традиции? В Европе то же можно сказать о Боснии: в 1970-1980-х Босния и Герцеговина была (мульти)культурно самой интересной и живой из всех югославских республик со всемирно признанной школой кинематографии и уникальным стилем в рок-музыке; в сегодняшней Боснии существуют по настоящему сильные фундаменталистские силы (вроде мусульманской фундаменталистской толпы, которая напала на гей-парад в Сараево в сентябре 2008 года). Главная причина этого регресса — безвыходное положение, в котором оказались боснийские мусульмане в войнах 1992–1995 годов, когда они были брошены западными державами на растерзанье сербам. (И, как показал Томас Франк, то же самое касается и Канзаса, этой американской версии Афганистана: тот самый штат, который до 1970-х годов являлся базой радикального левого популизма, сегодня составляет основу христианского фундаментализма [59] — не служит ли это подтверждением тезиса Беньямина, что всякий фашизм является признаком

неудавшейся революции?)

59

Thomas Frank, What's the Matter with Kansas? How Conservatives Won the Heart of America, New York: Metropolitan Books 2004.

Кроме того, насколько оправдан термин «исламофашизм», предложенный, среди прочих, Фрэнсисом Фукуямой и Бернаром-Арни Леви? Проблематичным его делает не только религиозность (почему тогда не назвать западный фашизм «христианским фашизмом»? Самого по себе фашизма достаточно; он не нуждается в уточнениях), а само обозначение сегодняшних «фундаменталистских» исламских движений как «фашистских». Нет никаких сомнений в том, что в этих движениях и государствах присутствует (более или менее открытый) антисемитизм и что между арабским национализмом и европейским фашизмом и нацизмом есть историческая связь, но антисемитизм не играет в исламском фундаментализме ту же роль, которую он играет в европейском фашизме, роль внешней силы, ответственной за распад собственного (некогда) «гармоничного» общества. И все же есть одно важное различие, которое не может не бросаться в глаза. Для нацистов врагом были евреи как кочевой народ без государства и корней, разлагающий общество, в котором они живут, так что для них создание государства Израиль было ключевым решением (по крайней мере одним из таковых решений) — неудивительно, что перед тем, как решиться на уничтожение всех евреев, нацисты проигрывали идею предоставления им земли для создания государства (будь это Мадагаскар или сама Палестина). Для сегодняшних «антисионистских» арабов проблемой является именно государство Израиль: наиболее радикальные из них призывают к уничтожению государства Израиль, то есть возвращения евреев к их безгосударственному/кочевому статусу.

Как известно, антикоммунисты называли марксизм «исламом XX века», секуляризуя абстрактный фанатизм ислама.

Жан-Пьер Тагиефф, либеральный историк антисемитизма, перевернул эту характеристику: ислам оказывается у него «марксизмом XXI века», продолжающим после падения коммунизма его насильственный антикапитализм. Но если принять во внимание беньяминовскую идею фашизма как заполнения места неудавшейся революции, «рациональное ядро» таких инверсий легко может быть принято марксистами. Наиболее катастрофическим выводом, который можно извлечь из этой констелляции, является вывод, сделанный Мойше Постоуном и некоторыми его коллегами: так как всякий кризис, который открывает пространство для радикальных левых, приводит к появлению антисемитизма, нам лучше поддерживать успешный капитализм и надеяться, что никакого кризиса не наступит. Доведенное до своего логического завершения, это рассуждение означает, что, в конце концов, антикапитализм как таковой является антисемитизмом… Этому рассуждению нужно противопоставить девиз Бадью «mieux vaut un desastre qu'un desetre» [60] : нужно взять на себя риск верности Событию, даже если Событие оборачивается «мрачной катастрофой». Разница между либерализмом и радикальными левыми состоит в том, что, хотя они обращаются к одним и тем же элементам (либеральный центр, популистские правые, радикальные левые), они определяют их положение в радикально иной топологии: для либерального центра радикальные левые и правые — это две формы появления одного и того же «тоталитарного» избытка, тогда как для левых единственной подлинной альтернативой является альтернатива между ними самими и либеральным мейнстримом, а популистские «радикальные» правые служат всего лишь симптомом неспособности либерализма справиться с левой угрозой. Когда мы слышим сегодня политика или идеолога, предлагающего нам выбор между либеральной свободой и фундаменталистским угнетением и торжествующе задающего (чисто риторический) вопрос: «Вы хотите, чтобы женщины были исключены из общественной жизни и лишены своих элементарных прав? Вы хотите, чтобы каждому, кто критикует или смеется над религией, был вынесен смертный приговор?», подозрение у нас должна вызвать сама самоочевидность ответа — кому бы захотелось этого? Проблема в том, что такой упрощенный либеральный универсализм давно лишился своей невинности. Именно поэтому для настоящего левого конфликт между либеральной вседозволенностью и фундаментализмом в конце концов является ложным — порочный круг двух крайностей, порождающих и предполагающих друг друга. Здесь нужно совершить гегельянский шаг назад и поставить под вопрос сам стандарт, при соотнесении с которым фундаментализм обнаруживает всю свою ужасность. Либералы давным-давно утратили свое право судить. Слова Хоркаймера должны быть применимы к сегодняшнему фундаментализму: те, кто не хочет (критически) говорить о либеральной демократии и ее благородных принципах, также должны молчать и о религиозном фундаментализме. Точнее, следует настаивать на том, что ближневосточный конфликт между государством Израиль и арабами — это глубоко ложный конфликт: даже если все мы погибнем из-за него, этот конфликт все равно скрывает свои истинные причины. Что же там происходит?

60

Лучше катастрофа, чем небытие (франц.) — Прим. ред.

Чтобы добраться до истинного измерения новостей, иногда достаточно прочесть вместе два несопоставимых репортажа — смысл возникнет из самой их связи как искра, возникающая при коротком замыкании. 1 марта 2009 года прошли сообщения [61] о том, что израильское правительство запланировало построить более 70.000 новых жилищных единиц в еврейских поселениях на оккупированном Западном берегу; в случае осуществления этих планов, количество поселенцев на палестинских территориях может вырасти до 300.000 человек — шаг, который не только снизит вероятность создания жизнеспособного палестинского государства, но и помешает повседневной жизни палестинцев. Представитель правительства опроверг эти сообщения, сказав, что эти планы имели ограниченное значение: действительное строительство новых домов в поселениях требовало одобрения со стороны министра обороны и премьер-министра.

61

Tobias Duck, «Israel drafts West Bank expansion plans,» Financial Times, March 2 2009.

Но возведение 15.000 жилищных единиц по этому плану уже было одобрено; плюс почти 20.000 единиц планировалось построить в поселениях, располагающихся далеко за пределами «зеленой линии», которая отделяет Израиль от Западного берега, то есть на территориях, которые Израиль не может рассчитывать сохранить в случае заключения в будущем мира с палестинцами. Вывод очевиден: несмотря на клятвы верности в создании двух государств, Израиль занят тем, что создает ситуацию, которая сделает создание двух государств фактически невозможным. В тот же день, когда новости об этом появились в СМИ (2 марта), Хилари Клинтон выступила с критикой ракетных обстрелов из Сектора Газа, назвав их «циничными» и заявив: «Нет никаких сомнений в том, что любая страна, включая Израиль, не может спокойно смотреть на то, как ее территория и народ подвергаются ракетным ударам». Должны ли тогда палестинцы спокойно смотреть, как территории Западного берега забирают у них день за днем? Когда израильские миролюбивые либералы преподносят свой конфликт с палестинцами в нейтральных «симметричных» терминах, признавая, что экстремисты, отвергающие мир, имеются у обеих сторон, нужно задать простой вопрос: что происходит на Ближнем Востоке, когда на непосредственном военно-политическом уровне ничего не происходит (то есть когда нет никакой напряженности, нападений, переговоров)? В это время идет медленная, но верная работа по изъятию земли у палестинцев на Западном берегу: постепенное сжатие палестинской экономики, дробление земель, создание новых поселений, выдавливание палестинских земледельцев (от поджогов урожая и религиозного осквернения до индивидуальных убийств) — и все это делается с опорой на множество кафкианских юридических правил. Сари Макдиси в своей книге «Палестина изнутри: повседневная оккупация» [62] показывает, что, хотя израильская оккупация Западного берега и проводилась войсками, по сути, речь следует вести о «бюрократической оккупации»: ее основные формы — анкеты и заявления, документы, подтверждающие права собственности, и прочие разрешения. Именно это микроуправление повседневной жизнью обеспечивает ползучую израильскую экспансию: нужно получать разрешения на выезд вместе с семьей, на обработку собственной земли, на земляные работы, на работу, на обучение в школе, на получение медицинского обслуживания… Мало-помалу палестинцы, родившиеся в Иерусалиме, лишаются права жить в нем: им не дают зарабатывать себе на жизнь, отказывают в разрешениях на проживание и т. д. Палестинцы часто используют проблематичное клише, описывая Сектор Газа как «самый большой концлагерь в мире», но в прошлом году это название оказалось особенно близко к истине. Эта фундаментальная реальность делает все «призывы к миру» непристойными и лицемерными. Государство Израиль, как крот, медленно, но верно и незаметно для СМИ, проделывает работу, которая приведет к тому, что однажды мир проснется и увидит, что нет больше никакого палестинского Западного берега, что земли уже свободны от палестинцев и что нам остается только принять этот факт. В последние месяцы 2008 года, когда нападения незаконных поселенцев с Западного берега на палестинских земледельцев стали почти ежедневными, государство Израиль попыталось ограничить такие эксцессы (Верховный суд принял решение о выводе некоторых поселений и т. д.), но, как замечали многие наблюдатели, эти меры кажутся половинчатыми, противодействуя политике, которая на более глубоком уровне является долгосрочной политикой государства Израиль, грубо нарушающей международные соглашения, подписанные самим же Израилем. Ответ незаконных поселенцев израильским властям обычно звучит так: мы делаем то же, что и вы, только более открыто — тогда с какой стати вы осуждаете нас? Государство же обычно отвечает: потерпите, не гоните, мы делаем то, чего вы хотите, только в более умеренном и приемлемом виде… Та же история длится с 1949 года: принимая мирные условия, предлагаемые международным сообществом, Израиль продолжает считать, что план мирного урегулирования не сработает.

62

Saree Makdisi, in Palestine Inside out: An Everyday Occupation, New York: Norton 2008.

Дикие поселенцы иногда похожи на Брунгильду из последнего акта «Валькирии» Вагнера, которая укоряет Вотана за то, что, действуя вопреки его явному приказу и защищая Зигмунда, она всего лишь осуществляла истинное желание самого Вотана, от которого он вынужден был отказаться под давлением извне: точно так же незаконные поселенцы всего лишь осуществляют истинное желание государства, от которого оно вынуждено было отказаться под давлением со стороны международного сообщества. Осуждая открытые насильственные эксцессы «незаконных» поселений, государство Израиль способствует созданию новых «законных» поселений на Западном берегу, продолжает душить палестинскую экономику и т. д. Достаточно взглянуть на постоянно меняющуюся карту Восточного Иерусалима, где палестинцы постепенно окружаются, а их пространство разрезается на куски. Осуждение внегосударственного антипалестинского насилия скрывает истинную проблему государственного насилия; осуждение «незаконных» поселений скрывает незаконность «законных». Кроме того, когда западные либеральные защитники мира на Ближнем Востоке противопоставляют (среди палестинцев) демократов, преданных миру и компромиссу, и Хамас, радикальных фундаменталистов, они не в состоянии увидеть происхождение этих двух противоположностей: долгие и систематические усилия Израиля и США по ослаблению палестинцев, включавшие в себя подрыв ведущих позиции Фатха и даже финансовую поддержку Хамаса, происходившую пять или шесть лет тому назад.

Поделиться:
Популярные книги

Черный дембель. Часть 4

Федин Андрей Анатольевич
4. Черный дембель
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Черный дембель. Часть 4

Граф Суворов 8

Шаман Иван
8. Граф Суворов
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Граф Суворов 8

Имперец. Том 1 и Том 2

Романов Михаил Яковлевич
1. Имперец
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Имперец. Том 1 и Том 2

Чехов

Гоблин (MeXXanik)
1. Адвокат Чехов
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Чехов

Путь молодого бога

Рус Дмитрий
8. Играть, чтобы жить
Фантастика:
фэнтези
7.70
рейтинг книги
Путь молодого бога

Хозяин Теней 3

Петров Максим Николаевич
3. Безбожник
Фантастика:
попаданцы
аниме
фэнтези
фантастика: прочее
5.00
рейтинг книги
Хозяин Теней 3

Князь Мещерский

Дроздов Анатолий Федорович
3. Зауряд-врач
Фантастика:
альтернативная история
8.35
рейтинг книги
Князь Мещерский

Венецианский купец

Распопов Дмитрий Викторович
1. Венецианский купец
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
альтернативная история
7.31
рейтинг книги
Венецианский купец

Начальник милиции. Книга 3

Дамиров Рафаэль
3. Начальник милиции
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Начальник милиции. Книга 3

Аристократ из прошлого тысячелетия

Еслер Андрей
3. Соприкосновение миров
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Аристократ из прошлого тысячелетия

Взводный

Берг Александр Анатольевич
5. Антиблицкриг
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Взводный

Проданная невеста

Wolf Lita
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.80
рейтинг книги
Проданная невеста

Адаптация

Уленгов Юрий
2. Гардемарин ее величества
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Адаптация

Я — Легион

Злобин Михаил
3. О чем молчат могилы
Фантастика:
боевая фантастика
7.88
рейтинг книги
Я — Легион