Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан

Новиков Николай Михайлович

— Пожалуйста, будь осторожна. Впрочем, мы еще поговорим об этом более подробно. Я сам отвезу тебя к нему и буду ждать в машине.

— А я буду ждать тебя сейчас. Жутко интересно, зачем папа вызывает тебя именно сегодня. Может быть, ему доложили о нашей вчерашней встрече?

— Наше дело правое, мы победим! — провозгласил Савин, подняв вверх два толстых пальца в виде буквы «V».

— Хотелось бы в это верить, — недоверчиво покачала головой Марина.

Прошло два часа, и от прекрасного настроения Савина не осталось и следа.

Лизуткин огорошил его настоятельной

просьбой, да, собственно, приказом, встретиться с поляком Збигневом Скублинским, показать ему Москву, сводить в ресторан или пригласить домой на семейный ужин, словом, позаботиться, чтобы гость не скучал. Оказывается, больше некому заняться поляком, коммерческий директор должен был развлекать его, да, как назло, именно сегодня заболел. А Збигнев очень тепло отзывался о Савине, вспоминал их встречу в Варшаве.

И Савин помнил эту встречу. Збигнев напился тогда в ресторане до чертиков и принялся ловить в аквариуме золотых рыбок, чтобы на деле показать — богатый поляк может позволить себе абсолютно все! Едва замяли разразившийся скандал. Теперь — домой его приглашать? Особенно после того как эта тварь, Светлана, провела ночь неизвестно где и неизвестно с кем? Невозможно! И в ресторан идти — нет времени, они же договорились с Мариной…

Но ведь ни о том, ни о другом не скажешь Лизуткину! А каких-либо веских причин отказаться не было. Попытался было поведать о своей удаче, льготном кредите, о том, скольких сил и нервов стоила эта несомненная удача для фирмы, надеясь, что старик обрадуется и скажет что-то вроде:

«Голова ты у нас, Лева! Такое дело провернул! Ну что ж, ступай, отдохни малость, заслужил, заслужил отдых».

Не сказал.

Коротко улыбнулся, скороговоркой объяснил, что кредит — это хорошо, но сегодня главное — поляк, поэтому о его гарантии говорить не время, нужно продумать, как ублажить поляка. С ним завтра солидную сделку обсуждать, и, значит, человек должен быть в прекрасном расположении духа.

Старый партийный метод! И ведь работал в новых экономических условиях не хуже, чем прежде!

Савин знал об этом, не впервые работал с компаньонами, но тем не менее насторожился. Слишком уж ласковым, прямо-таки сладким был голос Лизуткина. За пять лет совместной работы Савин научился не по словам и взглядам определять настроение Хозяина, а по тембру его голоса и знал, когда оправдываться, когда возражать, а когда лучше помалкивать. Сегодня возражать не следовало.

Старик мог разозлиться, узнав о том, что его распоряжение не выполнено, но мог и простить, если на то имелись уважительные причины. А вот когда игнорировали его дружескую просьбу — забыть и простить не мог.

Все это показалось странным. Скрепя сердце Савин согласился поразвлекать поляка, надеясь, что удастся напоить его в ресторане и отвезти в гостиницу раньше восьми вечера.

Хорошо хоть Лизуткин дал ему своего лучшего охранника, молчаливого громилу Мишу Ковтуна. Цуцма и Шурик свободны вечером и выполнят его поручение. Нечасто им предлагают по тысяче долларов за то, чтобы набить кому-то морду!

Миша Ковтун — свидетельство тому, что Лизуткин ничего не знал о сегодняшнем плане и не стремился его сорвать. И

все же настроение было испорчено.

А еще и Марина, когда узнала, зачем отец вызывал ее босса, пришла в ярость, наговорила резких, обидных слов, как будто Савин был виноват в том, что поляка некому больше выгуливать. Перенервничала, ожидая его, вот и сорвалась. Кого еще обвинять, не папу же?! С огромным трудом ему удалось убедить Марину, что все нормально, даже если он и задержится с поляком — Цуцма и Шурик свое дело знают, никаких сбоев быть не должно. Не нужно ничего откладывать, все должно решиться сегодня, понимаешь, Мариночка, сегодня!

Но, убеждая ее, сам он никакой уверенности в успехе их предприятия не испытывал. Что-то сломалось в нем самом, исчезло ощущение уверенности и безопасности. Будто катился по скользкой ледяной горке и с ходу вылетел на горбатую гаревую дорожку…

Разговор с Мариной окончательно выбил Савина из равновесия, и, давая последние указания охранникам, он велел избить Данилова, что бы там ни сказала Марина. Пусть не путается под ногами этот несчастный бывший муж!

Но еще больше Савин разозлился дома, куда заехал, чтобы надеть вечерний костюм и свежую рубашку. Разве можно было спокойно смотреть на празднично одетую жену, тщательно подрисовывающую у трюмо чувственные — показалось, припухшие от поцелуев! — губы? Очень хочет кому-то понравиться в элегантном легком платье за пятьсот долларов! Он заплатил пятьсот долларов за то, чтобы она понравилась какому-то козлу?!

Весь день Савин старался не думать о жене, не вспоминать о том, что она не ночевала дома, — просто времени для этого не было, но сейчас не выдержал.

— Ты где это шлялась этой ночью? — сквозь зубы процедил он, подходя к Светлане.

— Тебя это интересует? — вопросом на вопрос ответила она, не поворачивая головы.

— Представь себе — да! — заорал Савин. — Кто тебе дал такое право, шлюха несчастная?!

— Пожалуйста, не ори, — Светлана с опаской посмотрела на мужа. — Если тебе интересно, отвечу. Я была у Лены, задержалась там и осталась ночевать.

— Задержалась?! От ее дома до нашего — десять минут езды, у тебя что, денег не было взять машину и вернуться домой?

— Во-первых, это не наш, а твой дом, из которого ты грозился меня вышвырнуть. Поэтому я особо и не стремилась возвращаться сюда. А во-вторых, что касается моих прав — никто не может запретить мне встречаться с подругой.

— Заткнись, сука! Лена?! Лена скажет что угодно, Лена прикроет, эта рвань завистливая! Ты всегда так старательно красишься, когда идешь к Лене?

Светлана хотела что-то сказать, но хлесткая пощечина свалила ее на диван. Испуганно прижавшись к спинке, она выставила вперед руки, пытаясь защититься от новых ударов.

— Как ты… как смеешь? — прошептали ее дрожащие губы.

Савин шагнул к дивану, больно хлестнул ее по рукам, отметая их в сторону, а потом еще раз ударил по лицу. На разбитой губе выступила капелька крови.

— Я смею! — орал Савин. — Я не позволю тебе позорить мое имя! Когда будешь свободной — делай что хочешь, а пока ты еще моя жена и, значит, веди себя соответственно!