Разрушь меня. Разгадай меня. Зажги меня (сборник)
Шрифт:
Уорнер вздрогнул, но сразу обрел прежнее спокойствие.
– А почему тебя это интересует?
– У него же задание не спускать с меня глаз. А его нет. Теперь ты и его убьешь? – Я чувствовала себя глупо и от этого осмелела. Слова падали изо рта без парашютов.
– Я убиваю, только когда приходится.
– Великодушно.
– Более чем.
Я грустно засмеялась. Он не улыбнулся.
– Остаток дня твой. Настоящая работа начнется завтра. Адам тебя приведет. – Он долго смотрел мне в глаза, пряча улыбку. – А пока постарайся никого не убить.
– Ты
– Ты сама в это не веришь.
– Как можно сравнивать мое… мою болезнь с твоей ненормальностью?
– Болезнь? – Уорнер рванулся вперед, вдруг охваченный волнением. Я едва не отпрянула. – У тебя дар! – заорал он. – Талант! Экстраординарная способность, которую тебе лень осознать! Твой потенциал…
– Нет у меня потенциала!
– Ошибаешься. – Он прожег меня взглядом. В этот момент Уорнер ненавидел меня – за то, что я ненавижу себя.
– Ну, ты убийца, тебе видней, – отозвалась я.
Его улыбка взрывоопасна, как динамит.
– Иди спать.
– Иди к дьяволу.
Поиграв желваками, Уорнер направился к дверям.
– Я над этим работаю.
Глава 19
Меня душит мрак.
Мои сны кровавы и кровоточащи, кровь заливает меня, не могу больше спать. Единственный сон, дававший мне покой, больше не снится, и я не знаю, как его вернуть. Я не знаю, как найти белую птицу. Я не знаю, пролетит ли она за окном хоть когда-нибудь. Сейчас, стоит мне закрыть глаза, я вижу только смерти. Снова и снова пуля разносит Флетчеру голову, Дженкинс умирает на моих руках, Уорнер стреляет Адаму в лоб, за окном поет ветер, но его песня скорее напоминает высокий, фальшивый вой, а я не решаюсь велеть ему замолчать.
Я по-прежнему мерзну в своей одежде.
Матрац подо мной набит рваными тучами и свежевыпавшим снегом: слишком мягкий, слишком удобный. Слишком напоминает о ночи в комнате Уорнера, а мне невыносимо это воспоминание. Я боюсь спать под этим одеялом.
Не могу не думать, как там Адам, вернется ли он, намерен ли Уорнер наказывать Адама всякий раз, как я проявлю непослушание. Впрочем, мне действительно незачем так беспокоиться.
Строчка, написанная Адамом в моей записной книжке, может быть частью плана Уорнера, задумавшего свести меня с ума.
Сползаю на твердый пол и разжимаю кулак, проверяя, на месте ли мятый бумажный комок, который сжимаю уже два дня. Это единственная надежда, которая у меня осталась, а я даже не знаю, реальна ли она.
У меня не осталось возможностей.
– Что ты тут делаешь?
Я еле сдержала крик, наткнувшись, споткнувшись и едва не грохнувшись на Адама, лежавшего на полу рядом с кроватью. Я его не заметила.
– Джульетта. – Он не отодвинулся ни на дюйм, глядя на меня спокойными, невозмутимыми глазами – просто два ведра речной воды в полночь. Мне захотелось выплакаться в эти глаза.
Отчего-то я ответила правду:
– Я не могу спать на этой кровати.
Он не спросил почему. Поднялся, кашлем маскируя стон, – я сразу
– Ложись, – все, что он мне сказал. Теперь он говорит со мной очень тихо.
Весь день, каждый день, целую вечность я желала, чтобы он это сказал.
Всего одно слово, но я отчего-то залилась краской. Я легла, хотя в крови выли сирены, и положила голову на подушку. Он накрыл меня одеялом. Я смотрела, как сгибаются его руки, – лунный свет немного рассеивал ночной мрак, обрисовывая силуэт Адама тонким серебристым карандашом. Он лег на пол, оставив между нами лишь несколько футов. Ему не нужна подушка. Он обходится без одеяла. И спит без футболки. Мне сразу стало душно. Наверное, я никогда не смогу ровно дышать в его присутствии.
– Не кричи больше, – прошептал он.
Каждый вдох становится спасительным.
Стиснув спрятанный в ладони возможный союз с Адамом, засыпаю спокойно, как никогда в жизни.
Мои глаза – два окна, распахнувшиеся от вихря хаоса в этом мире.
От холодного ветерка кожа покрылась пупырышками. Я села, протирая глаза. Адама уже не было. Поморгав, я забралась на кровать, положив туда подушку и одеяло.
Я взглянула на дверь, гадая, что ждет меня за ней.
Я взглянула на окно, гадая, увижу ли когда-нибудь пролетающую птицу.
Я взглянула на часы на стене, вспоминая, как снова жить по часам. Интересно, который час по-настоящему, если в этом здании половина седьмого утра?
Я решила принять душ. Эта мысль наполнила меня ликованием, немного устыдившим меня.
Я открыла дверь в ванную и увидела в зеркале Адама. Проворными руками он натянул футболку прежде, чем я успела заметить детали, но я все же разглядела то, чего не видела в темноте.
Он весь покрыт синяками.
У меня подкосились ноги. Я не знала, как ему помочь. Я очень хотела ему помочь.
– Извини, – быстро сказал он. – Я не знал, что ты проснулась.
Он одернул футболку за край, будто она недостаточно длинная, чтобы я притворилась слепой.
Я кивнула неизвестно чему, рассматривая кафель под ногами. Я не знала, что сказать.
– Джульетта. – Голос Адама обнял все буквы моего имени так нежно, что я несколько раз умерла в ту секунду. На его лице отразилось душевное волнение. Он покачал головой. – Прости, – сказал он так тихо, что я решила – послышалось. – Это не… – Адам стиснул зубы и нервно провел рукой по волосам. – Все это не то чтобы…
Я поднесла ему раскрытую ладонь. Блокнот превратился в мятый ком возможностей.
– Я знаю.
Облегчение проступило в каждой его черте, глаза стали единственным заверением, какое мне было нужно. Адам меня не предавал. Я не знаю, ни почему, ни как, ни что, ничего, кроме того, что он по-прежнему мой друг.
Он стоит передо мной и не хочет моей смерти.
Я шагнула вперед и закрыла дверь.
Я открыла рот, чтобы заговорить.
– Нет!
Я замерла с открытым ртом.