Разум и чувства
Шрифт:
– Как вы себя чувствуете, милая? – спросила она голосом, полным сострадания, Марианну, которая в ответ только молча отвернулась.
– Как она, Элинор? Да, плохо дело! Она выглядит ужасно. Теперь послушайте, может быть это и не правда. Он скоро вроде собирается жениться – этот бездельник! Я сама не встречалась с ним, миссис Тайлор рассказала мне об этом полчаса назад. Я не могла в это поверить, и готова просто упасть в обморок, как только это услышала. Хорошенькое дело, сказала я. Он довел одну из моих хороших знакомых до болезненного состояния. Если это всё правда, то я желаю от всей души, чтоб его жена замучила его до смерти своими расспросами! И повторяю, моя дорогая, ты можешь в этом не сомневаться! Не зря я всегда не доверяла мужчинам такого типа. И если я снова когда-нибудь встречусь с ним, я его просто отделаю, обещаю вам! Но всё, что не делается – делается к лучшему, моя дорогая Марианна. Он не один
И пожилая леди на цыпочках вышла из комнаты, как будто опасаясь, что даже легкий шум может усугубить страдания ее молодой гостьи.
Марианна, к немалому изумлению Элинор, захотела спуститься к обеду. Элинор сначала пыталась возразить ей, но нет – сестра решила обедать с гостями, в надежде избежать лишних пересудов. Элинор была рада ее хладнокровию, хотя и сомневалась, что Марианна продержится до конца обеда. Она помогла ей расправить складки на платье и сидела рядом, чтобы помочь ей подняться, когда их пригласят в столовую.
За столом Марианна держалась спокойно и ела с аппетитом, вопреки тревожным ожиданиям ее сестры. К счастью, она не проронила ни слова и как будто не заметила повышенной и порой неуместной опеки миссис Дженнингс, которая из лучших побуждений старалась оградить ее от излишнего внимания. Иначе, кто знает, может быть, это спокойствие, возможно покинуло бы ее.
Элинор, отдавая должное доброте миссис Дженнингс, как ни бесцеремонны и неуклюжи были порой проявления ее заботы, была благодарна ей и отплачивала любезностью за любезность вместо сестры. Их хлопотливая хозяйка видела, как Марианна несчастна, и считала себя обязанной сделать все, чтобы облегчить ее печаль. А потому опекала ее с материнской нежностью, балующей любимую дочурку в последний день летних каникул. Марианну усадили на лучшее место у камина, ее угощали вкусненьким и развлекали свежайшими сплетнями. Печальное настроение Марианны передавалось и ее сестре, в другой ситуации ее бы уж точно позабавили методы лечения сердечных недугов от миссис Дженнингс – хорошая закуска и пылающий огонь в камине. Но, в конце концов, проверенные лекарства пожилой леди начали действовать на ее юную подопечную. Она оживилась, что-то невнятно сказала и, сделав знак сестре, не провожать ее, самостоятельно поднялась и торопливо вышла из комнаты.
– Бедняжка! – вздохнула миссис Дженнингс ей вслед. – У меня сердце разрывается, когда я смотрю на нее. Ах, господи, она даже вина не допила. И к вяленым вишням даже не притронулась! Ничего ей не хочется. Если бы я знала, чего ей хочется, то послала бы за этим на другой конец города! Поражаюсь, как приличный на вид мужчина – и вдруг устроил подлость такой красавице! Ну, да когда у одной невесты денег куры не клюют, а у другой за душой ничего, конечно, тут уж женихи недолго думают!
– Так эта леди… мисс Грей, кажется, вы сказали… она богата?
– Пятьдесят тысяч фунтов годовой ренты, моя дорогая. Вы когда-нибудь видели ее? Обворожительная модная девица, говорят, хотя и не очень красива. Помню, ее тетя была очень хороша собой, Бидди Хеншейв. Она удачно вышла замуж, и их семья теперь очень богата. Пятьдесят тысяч фунтов! И, кроме того, их не тратят, пока нет надобности! Говорят, что мистер Уиллингби разрывается на части ради нее. Нет сомнений! Носится вокруг нее в своей двуколке с охотничьими собаками! Вообще-то, об этом не стоит говорить, но когда молодой человек, кто бы он ни был, появляется, предлагает свою любовь хорошенькой девушке, и обещает жениться, ему не следует отказываться от своих слов только потому, что он беден, а другая богата. Но почему, в таком случае, он продал своих лошадей, заложил свой дом, распустил слуг, и начал какие-то изменения в делах? И все сразу. Я ручаюсь вам, что он только и ожидает, когда это дело выгорит. Такого не следовало бы делать заранее, но что еще можно ожидать в его годы!
– А вы не знаете, что она за человек, эта мисс Грейс? Может она, так сказать, добродушна и мила?
– Я не слышала ничего предосудительного о ней, право, я очень мало слышу что-либо о ней. Разве, что миссис Тейлор сказала этим утром, что однажды миссис Уолкер утверждала, что мистер и миссис Эллисон не будут сожалеть, если мисс Грей выйдет замуж, потому что она и миссис Эллисон никак не уживутся друг с другом.
– А, кто такие Эллисоны?
– Ее опекуны, моя дорогая. Но сейчас она уже выросла и может выбирать жениха сама. Ну и хорошенький же
– Сударыня, не беспокойтесь. Она не будет не во что играть. Марианна вряд ли выйдет из своей комнаты до вечера. Я попробую, если смогу, уговорить ее отправиться пораньше в постель.
– Да, я думаю, это было бы лучше всего для нее. Пусть ей подадут ужин, и дайте ей лечь. Господи! Нет сомнений, что она так подурнела и расхворалась в последние две недели только из-за Уиллингби. А я смотрю, что-то моя девочка голову повесила! А письмо, которое она сегодня получила, окончательно добило ее. Бедняжка! Если бы я раньше слышала хоть что-нибудь об их разрыве, я бы не позволила себе шутить по этому поводу, даже ради всех своих денег. Но как я могла предположить такое? Я думала, что это обычная тайная переписка влюбленных. Господи, Боже мой! Как будут удивлены Сэр Джон и мои дочери, услышав это! Если бы я подумала раньше, то могла бы заехать сегодня к ним на Кондуит-Стрит и рассказать обо всем. Но теперь я увижу их только завтра.
– Я думаю, не надо специально просить миссис Палмер или сэра Джона не говорить о Уиллингби в присутствии моей сестры. Их естественная доброта сама подскажет им, как себя вести, когда они увидят мою сестру. И чем меньше вообще будут говорить об этом деле, тем легче будет все перенести, поверьте мне.
– О Боже! Да, здесь я согласна. Я, должно быть, замучила вас своими разговорами на эту тему! Что же касается вашей сестры, то я больше не скажу ни слова ей о Уиллингби. Вы видели, я хранила молчание за обедом. И молчать, как я, будут все: сэр Джон, мои дочери, так как они обе очень разумны и рассудительны. Особенно, если я им намекну, как я часто это делаю. Что же касается меня, то, правильно, чем меньше мы будем упоминать об этом, тем скорее все уляжется, как говорится, «дуновенье ветра пронеслось и скрылось, что ж говорить теперь о нем?»
– В данном случае разговоры могут принести только вред, – заметила Элинор. – Очень часто к трагическим последствиям приводят ни сам печальный случай, а общественное мнение. Но я просто обязана свершить этот акт правосудия над Уиллингби! Он не оставил о себе ни одного хорошего воспоминания!
– Совершенно справедливо! – подтвердила миссис Дженнингс, – И не старайтесь его защищать! Пусть у него теперь никогда не будет удачной помолвки, после того, как он возил ее с собой в Алленхэм и показывал каждую комнату, в которой они собирались жить!
Элинор, ради своей сестры, не могла больше говорить об этом. Она надеялась, что тема разговора не перейдет к обсуждению Уиллингби, так как репутация Марианны страдала от этого больше, чем его, если вся правда выйдет наружу. После короткого молчания, миссис Дженнингс, со свойственной ей всегда веселостью, заговорила снова.
– Хорошо, моя дорогая! Все это правда, что было сказано о пролетевшем дуновении ветерка. Вся эта ситуация на руку полковнику Брэндону. Он может теперь получить Марианну, так как он и мечтал. Помяните мое слово, вот увидите, они точно поженятся в середине лета. Господи! Как же он обрадуется всем этим новостям! Я думаю, что сразу же приедет сегодня вечером! Считаю, что лучшей партии для вашей сестры вы и не найдете! Две тысячи фунтов годового дохода, без долгов и выплат! Ну, разве что на маленького ребенка… Право, я совсем забыла о его внебрачной дочери, но думаю, что она много не возьмет. А с другой стороны, какое это имеет значение? Делафорд очень красивое место, там старинный дом с хорошей мебелью, и сад, весь поросший зеленью и лучшие фрукты в Англии, а какая там сладкая шелковица у самой изгороди! Боже мой! Мы с Шарлотой однажды так ее наелись, ну, когда заезжали туда! Рядом есть чудесная голубятня, старый пруд и даже свой канал, и все, что только душеньки угодно! Более того, там недалеко церковь, всего четверть мили, так что как говорится «не поленись пойти за дом, в беседку сесть, что у болота, и будешь видеть ты притом дорогу, а на ней кареты». О! Какое это красивое место! Своя скотобойня недалеко в деревне, да и дом приходского священника в двух шагах – хоть камень брось, не промахнешься! Всё так близко! На мой вкус, там в сто раз лучше, чем Бартон-Парке, поскольку им приходится ездить за мясом аж за три мили, и никаких соседей вокруг, кроме вашей матери. Хорошо, но я должна срочно обрадовать нашего полковника. Как говорится, опустив одно плечо, обязательно поднимешь другое. Осталось только выбросить этого Уиллингби из ее сердца! Ах, если бы это было нам по силам!