Разум и чувства
Шрифт:
– Да, если бы мы могли это сделать, сударыня, – сказала Элинор, – мы бы совершили благое дело и без помощи полковнику Брэндону!
Поднявшись Элинор, она пошла к Марианне, которая, как она и ожидала, грустила в своей комнате у догорающего камина.
– Я хочу побыть одна, – сказала Марианна, заметив сестру.
– Да, я пожалуй, пойду, но только если ты ляжешь спать, – ответила Элинор.
Марианна попыталась возразить, но старшая сестра настоятельно, хотя и нежно убедила ее лечь, и не ушла, пока не увидела, что она, положив голову на подушку, уснула. Затем Элинор снова спустилась в художественную гостиную, где сидела миссис Дженнингс
– Моя дорогая, – сказала она, – Я только сейчас вспомнила, что у меня в доме есть отличное старое вино «Констанция», это лучшее, что я когда-либо пробовала. Поэтому я захватила бокальчик и для вашей сестры. Мой бедный муж! Как же он его любил «Констанцию»! И когда бы его не мучил приступ подагры, он говаривал, что лучшего лекарства от нее, чем это вино, в мире нет. Возьмите это для вашей сестры.
– Сударыня, – ответила Элинор с улыбкой, сопоставив диагнозы, при которых это средство прописывали больным и влюбленным. – Вы так добры! Но, Марианна уже легла и сейчас, я надеюсь, крепко спит. Думаю, что ничто так не восстановит ее силы, как хороший отдых. Если вы не возражаете, я бы выпила его сама.
Миссис Дженнингс, пожалев, что не пришла на пять минут раньше, была удовлетворена тем компромиссом, который предложила Элинор, которая подумала, чтоб не расстраивать добрую хозяйку и раз это средство помогло от приступов подагры, то оно может подойти и для ее неспокойного сердца. Не хуже, чем для ее сестры.
Полковник Брэндон приехал, когда Элинор и миссис Дженнингс сидели за чаем. По его изучающему взгляду, Элинор догадалась, что он уже в курсе всех последних событий. Миссис Дженнингс считала иначе, сразу же после его появления в комнате, она прошла к столику Элинор и прошептала:
– Полковник ничего еще не знает, судя по его суровому виду. Расскажите же ему всё сама, моя дорогая.
Он запросто поставил стул поближе к ней, и с видом полной осведомленности, спросил о ее сестре.
– Марианне нездоровится, – ответила Элинор, – Она неважно себя чувствовала весь день, и мы уложили ее в постель.
– Возможно, потому… – он осекся, – что я слышал сегодня утром… что, возможно, это более правда, чем я мог бы поверить сразу…
– Что же вы слышали?
– Что джентльмен, которого для краткости назову просто «мужчина», который я знаю, был помолвлен… Но, как я могу вам это рассказывать, когда вы все уже сами отлично знаете!
– Вы имеете в виду, – ответила Элинор с натянутой спокойствием, – что мистер Уиллингби женится на мисс Грей. Да, мы это хорошо знаем. Похоже, что сегодня был день всеобщего образования, так как с самого утра нам это все «раскладывают по полочкам». Ах, мистер Уиллингби так не предсказуем! Где же вы всё это услышали?
– В большом магазине на Пэлл-Мэлл, где у меня были дела. Две женщины ждали свой экипаж, и одна из них пригласила другую к себе на вечер по случаю бракосочетания, и таким громким голосом, что я не мог не услышать имя Уиллингби, Джон Уиллингби, четко! В первое мгновение я замер от удивления, а потом мне всё стало ясно. Из их разговора я понял, что все уже улажено, и скоро будет его свадьба с мисс Грей. Что это уже не секрет, и все состоится через несколько недель, со многими приготовлениями и подготовками, и т. п. Одну вещь я точно помню, так как она точно определила этого человека. Как только церемония должна была закончиться, они тут же отправлялись в Комб-Магну, его место жительства. Мое замешательство! Вы себе представить не можете,
– Это так. А, разве, вы не слышали также, что мисс Грей имеет пятьдесят тысяч фунтов годового дохода? По-моему, здесь всё предельно ясно?
– Да, вполне возможно, но Уиллингби, способен и на…, я сейчас подумаю… – он остановился и дальше не стал продолжать, – А как же ваша сестра?
– Она очень переживает. Я только надеюсь, что это продлится недолго. Это было самое жестокое оскорбление её в жизни. До вчерашнего дня я еще верила Уиллингби и на что-то надеялась! Но теперь я окончательно убедилась, что он никогда не имел в отношении Марианны серьезных намерений. Он оказался просто двуличным человеком.
– Ах так, – сказал полковник Брэндон, – теперь понятно! Но ваша сестра, если я вас правильно понял, уже не питает иллюзий.
– Вы знаете, она глубоко разочарована – сказала Элинор, – и должны понять, как бы она хотела бы наказать его за все!
Он не ответил ничего и после чая и партии в карты, об Уиллингби уже никто и не вспомнил. Миссис Дженнингс, с большим удовольствием наблюдавшая как беседовали, всё ждала, когда же полковник обрадуется этой новости, как дитя. Но, к ее удивлению, Брэндон в этот раз был более серьезным и озабоченным, чем всегда.
Марианна проснулась с тем же невыносимым ощущением тоски, с которым она ложилась спать.
Элинор не отходила от нее ни на минуту и с готовностью выслушивала сестру, уговаривая ее не прятать свою боль в тайниках души. И до того, как накрыли стол к завтраку, они уже несколько раз снова и снова пережили случившееся. Марианна каждый раз по-новому видела роль Уиллингби во всей этой истории, то представляла его таким же пострадавшим и невиновным, как и сама, а иногда, сердилась на него и ничем не могла оправдать его поступок. В какой-то момент она становилась совершенно безразличной ко всему на свете, затем – давала сама себе обет безбрачия и, наконец, обещала себе стойко преодолеть трудности. Только в одном Марианна была постоянна, она старалась избегать миссис Дженнингс и сохраняла молчание в ее присутствии. Сердце Марианны с трудом верило, что миссис Дженнингс сумеет разделить ее горе.
– Нет! Нет, не может этого быть, – причитала она, – Она не может чувствовать! Ее доброта – не от симпатии ко мне, а ее мягкие манеры – не от нежности. Все, что ее интересует – это сплетни, и я – всего лишь источник для них!
Элинор не стала спорить с сестрой, хотя часто это делала, когда была с ней не согласна. Во всей этой истории только две вещи теперь имели для нее принципиальное значение: собственный непредвзятый взгляд на ситуацию и деликатность. Также, как и добрая половина всех людей на свете, Марианна, с ее прекрасными внешними данными и чувствительным сердцем, была не практична и не рассудительна. Она ожидала от других людей такого же отношения и восприятия, как и ее собственное, и судила об их поступках в зависимости от впечатления, которое они на нее производили. Вот при таких обстоятельствах, две сестры оказались в одной комнате наверху после завтрака, который окончательно расстроил миссис Дженнингс. Насколько Марианна была поглощена своим несчастьем, настолько же миссис Дженнингс пыталась ей помочь. С зажатым в одной руке письмом и довольной улыбкой миссис Дженнингс вошла в их комнату, надеясь обрадовать Марианну: