Разум и чувство (другой перевод)
Шрифт:
Элинор постаралась не показать, как она расстроена. Она только молча порадовалась, что с ними нет Марианны, которая не сумела бы промолчать.
Достаточно подробно объяснив, насколько он беден, и избавившись таким образом от необходимости тратиться на серьги в подарок сестрам, мистер Дэшвуд повеселел. Он поздравил Элинор с приобретением такой влиятельной приятельницы, каковой, по его мнению, являлась миссис Дженнингс.
– Она, очевидно, является состоятельной и почтенной дамой. Ее дом и образ жизни говорят об изрядном доходе. Это знакомство уже успело сослужить вам службу, но сулит и немалые выгоды в будущем. Тот факт, что она пригласила вас в Лондон, бесспорно, говорит в вашу пользу, судя по всему, она привязалась к вам, а значит, когда она скончается, вы тоже не будете забыты в завещании.
– Как раз наоборот, по-моему, у нее нет никакого состояния. Она обладает лишь правом пожизненного пользования доходом с имущества, которое после ее смерти перейдет к дочерям.
– Не думаешь же ты, что она тратит весь свой доход. Благоразумные люди всегда находят способ экономить. А накопленными таким образом суммами она может распоряжаться по собственному усмотрению.
– Вероятнее всего, если она что-то и оставит, то своим дочерям, а не нам.
– Дочерей она удивительно удачно выдала замуж, поэтому лично я не вижу необходимости для нее содержать их и дальше. В то же время раз она отнеслась к вам с таким вниманием и заботой, то дала вам право и в дальнейшем рассчитывать на ее доброту, разумная женщина не может этого не признать. Ее участие к вам превосходит все разумные ожидания, и она, естественно, понимает, какие это порождает надежды.
– Только не у тех, кого это напрямую касается. Право же, любезный брат, в своей заботе о нашем благосостоянии и благополучии вы зашли слишком далеко.
– Да, конечно, – не стал спорить мистер Дэшвуд. – Люди так часто оказываются не в силах сделать то, что хотят. Лучше скажи мне, дорогая Элинор, что случилось с малышкой Марианной? Она выглядит нездоровой, похудела, побледнела. Она больна?
– Да, она не вполне здорова. Уже несколько недель она страдает от нервного расстройства.
– Мне искренне жаль это слышать. В ее годы любая болезнь моментально уничтожает красоту. А как недолго длилась пора ее цветения! Еще в прошлом сентябре я считал ее замечательной красавицей, способной с легкостью свести с ума любого мужчину. В ее красоте всегда было что-то чарующее. Фанни всегда говорила, что она выйдет замуж раньше и удачнее тебя. Ты только не подумай ничего плохого, Фанни тебя горячо и искренне любит, но просто такое у нее сложилось мнение. Теперь я вижу, насколько она ошибалась. Теперь Марианна может рассчитывать на жениха с пятьюстами-шестьюстами фунтами годовых, да и то если ей очень повезет. Уверен, ты составишь более приличную партию. Девоншир! Я очень плохо знаю те места, но, полагаю, очень скоро у меня появится возможность познакомиться с ними поближе. Фанни и я непременно будем в числе самых первых и искренне радующихся твоему счастью гостей.
Элинор со всей серьезностью попыталась убедить брата, что не существует ни малейших оснований рассчитывать на ее брак с полковником Брэндоном. Однако этот союз имел столько приятных сторон для него самого, что мистер Дэшвуд решил при случае непременно сойтись с этим джентльменом поближе и всеми доступными средствами способствовать его заключению. Он все-таки иногда испытывал слабые угрызения совести, поскольку сам ничего не сделал для сестер, однако они лишь пробуждали в нем желание, чтобы другие люди делали для них как можно больше. Брак с полковником Брэндоном и наследство миссис Дженнингс могли бы как нельзя лучше искупить его собственное пренебрежение своими обязанностями.
Брату и сестре повезло: они застали леди Мидлтон дома, а вскоре появился и сэр Джон. Новые знакомые обменялись бесконечным количеством учтивых замечаний и комплиментов. Сэр Джон всегда был готов дарить свое расположение каждому встречному, и, хотя мистер Дэшвуд, казалось, почти ничего не понимал в любезных сердцу сэра Джона лошадях, они быстро сошлись. Даже леди Мидлтон отметила хорошие манеры своего гостя и посчитала новое знакомство достойным продолжения. Мистер Дэшвуд удалился, совершенно очарованный хозяевами.
– Мне будет о чем рассказать Фанни, – радовался он на обратном пути. – Леди Мидлтон – настоящая светская дама, Фанни наверняка будет счастлива свести с ней знакомство. Миссис Дженнингс также весьма благовоспитанная дама, хотя и уступает в элегантности и светском лоске своей дочери. Твоя сестра может без колебаний нанести
Глава 34
Миссис Джон Дэшвуд полностью доверяла суждениям мужа, поэтому на следующий день нанесла визиты миссис Дженнингс и ее старшей дочери. Она получила возможность убедиться, что даже первая, то есть женщина, у которой гостят ее сестры, вполне достойна ее внимания. А уж леди Мидлтон определенно оказалась самой очаровательной женщиной в мире!
Леди Мидлтон тоже нашла новую знакомую весьма приятной особой. Холодный эгоизм, столь характерный для обеих женщин, словно притягивал их друг к другу. Их сближению также способствовали одинаково благопристойные манеры и душевная черствость.
Те же манеры, которые привлекли к миссис Джон Дэшвуд благосклонное внимание леди Мидлтон, пришлись не по вкусу миссис Дженнингс. В ее глазах новая знакомая была всего лишь маленькой заносчивой женщиной, которая встретилась с сестрами мужа без малейшей приязни и не знала, о чем с ними говорить. Из четверти часа, которые она провела в доме на Беркли-стрит, семь с половиной минут прошли в молчании.
Элинор очень хотелось узнать, в городе ли Эдвард, но она решила сама не обращаться с таким вопросом. А Фанни ничто на свете не могло заставить упомянуть в присутствии Элинор его имя, во всяком случае, пока у нее нет возможности сообщить Элинор о его предстоящей свадьбе с мисс Мортон, да и планы ее супруга в отношении полковника Брэндона остаются весьма неопределенными. Миссис Джон Дэшвуд была совершенно уверена, что они до сих пор привязаны друг к другу, поэтому всячески стремилась ослабить эту привязанность. Однако информация, которую она скрыла, очень скоро достигла ушей Элинор из другого источника. Явилась Люси, пытаясь найти у Элинор сочувствие: она не может увидеться с Эдвардом, хотя он приехал в Лондон вместе с миссис и мистером Дэшвуд. Он не осмеливается приехать в Бартлет-Билдингс, так как опасается, что все откроется. И хотя их обоюдное желание увидеться после долгой разлуки невозможно описать, они могут лишь переписываться.
Затем сам Эдвард сообщил о своем приезде. Дважды, вернувшись после утренних визитов, они находили на столе его карточку. Элинор в душе была очень довольна тем, что он приехал, и еще более довольна, что он не застал их дома.
Чета Дэшвуд была настолько покорена Мидлтонами, что решила дать в их честь обед, хотя они и не были склонны кому-нибудь что-нибудь давать. Несколько дней спустя они пригласили сэра Джона с супругой к себе на Харли-стрит, где они сняли на три месяца неплохой дом. Сестры Дэшвуд и миссис Дженнингс также были приглашены, кроме того, Джон Дэшвуд заблаговременно заручился согласием полковника, который принял приглашение не без удивления, однако с удовольствием, поскольку всегда был рад оказаться в обществе сестер Дэшвуд. Им предстояло познакомиться с миссис Феррарс, однако Элинор так и не удалось узнать, будут ли на приеме ее сыновья. Впрочем, ожидание встречи с самой миссис Феррарс также заставляло ее с интересом ожидать предстоящего обеда. Теперь она могла встретиться с матерью Эдварда без волнения и тревоги, которую прежде ей внушала мысль об этой встрече, и даже с изрядной долей безразличия. Тем не менее желание увидеть своими глазами миссис Феррарс и составить о ней собственное мнение ничуть не угасло.
Интерес, с которым Элинор ждала предстоящего обеда, еще более возрос, когда она узнала, что обе мисс Стил тоже приглашены. Правда, удовольствия ей это известие не доставило.
Сестры Стил настолько угодили леди Мидлтон своим усердием и старанием, что она не менее охотно, чем сэр Джон, пригласила их провести неделю или две на Кондуит-стрит. И это притом, что манеры Люси были далеки от светских, а ее сестру нельзя было даже назвать благовоспитанной. Когда стало известно о приглашении Дэшвудов, оказалось, что им особенно удобно начать свой визит незадолго до дня, на который был назначен обед.