Разум Вселенной
Шрифт:
— По-моему, это было вполне логично. А где еще ты мог заканчивать порученную тебе Всеволодом Александровичем тему?
Ярослав странно посмотрел на Юрия.
— Дело в том, что я вел совершенно другую тему, — сказал он, запинаясь.
— Не предупредив Брандта?
— Да.
— И Штейна?
— Я никому ничего не сказал. Все думали, что я занимаюсь культурами кроветворной ткани после космического облучения.
— А что же ты делал все это время? — в полном недоумении спросил Юрий.
— Ну... работал над совсем другой
— Вот это уж действительно мальчишество, — рассердился Юрий. — И чем же это кончилось? Брандт узнал о твоей работе?
— Да, я сегодня ему о ней рассказал.
— И что же он?
— Он сказал примерно то же, что и ты. Что это мальчишество и что он не потерпит такого самоуправства в своей лаборатории.
— И он правильно реагировал. Всякий руководитель на его месте сказал бы то же самое. А почему ты именно сегодня решил ему испортить настроение? Что-нибудь случилось?
— Конечно, случилось. Ты знаешь, что сегодня на Комитете космической медицины приняли к испытанию метод Брандта?
— Какой метод Брандта? — переспросил Юрий. Кровь отхлынула у него от головы.
— Тот самый метод, который было поручено разрабатывать тебе для лечения лучевой болезни. Введение ДНК из здоровой кроветворной ткани для лечения лейкемии.
— Да, да, я теперь припоминаю, — сказал Юрий. — Мне говорила Зоя. Рентгенизация, чтобы ослабить лейкемическую кроветворную ткань, потом кровопускание, чтобы вызвать интенсивный восстановительный процесс в кроветворных органах, и потом введение ДНК.
— Вот именно. Рентгенизация, кровопускание и введение ДНК в различных комбинациях. Космическая лейкемия у мышей стала излечиваться.
Юрий с трудом перевел дух. Его трясло от волнения.
— Не понимаю, — сказал он растерянно. — И ДНК внедряется в кроветворные клетки?
— Да, это не вызывает никаких сомнений. Они пользовались меченой ДНК по твоему способу.
— И так будут лечить Андрея? — проговорил с усилием Юрий.
— Да, ближайшая цель этих экспериментов, как сказал Всеволод Александрович, спасти жизнь Андрею. «Мы, — говорит, — не можем остаться равнодушными к судьбе нашего товарища, который попал в такую беду».
Ярослав бессознательно воспроизвел интимно доверительные интонации голоса Брандта. Юрий поморщился.
— И неужели он решился предложить этот метод для испытания? Прямо от космической лейкемии мышей в клинику? — спросил он.
— Нет, решающие данные были получены в Сухуми, на обезьянах. Там нашлось несколько обезьян, у которых развилась лейкемия после облучения, проведенного два года назад. Штейн и Грибунина ездили в Сухуми и испытали на них свой метод. Испытание прошло успешно. Они привезли мазки совершенно нормальной крови.
— Непостижимо, — сказал Юрий.
— Думай как хочешь. И я считаю — непостижимо. И знаешь почему?
— Почему?
— Не было настоящего контроля. Действовали три фактора — рентгенизация,
— Но ведь рентгенизацию довольно часто применяют для лечения лейкемии.
— Но в комбинации с кровопусканием — никогда. Может быть, в этом все дело. Тогда ДНК не имеет никакого отношения к полученному эффекту.
— Да, конечно, — вяло согласился Юрий. Мысли его путались, точно его сильно ударили по голове.
— Значит, метод Брандта рекомендован для клинического испытания? — спросил он наконец.
Ярослав усмехнулся.
— Решение принято довольно туманное. Насколько я мог понять из сообщения Всеволода Александровича...
— А он сообщил о решении?
— Да, сейчас же по возвращении из Института космической медицины он собрал всех сотрудников и рассказал о заседании.
— Какое же все-таки вынесли решение?
— Всеволод Александрович сказал, что в проекте, который был подготовлен им вместе со Штейном, говорилось о желательности дальнейших испытаний метода на обезьянах... по мере получения лейкозных животных. Но академик Свиридов воодушевился и предложил рекомендовать метод для испытания в клинике. Поскольку рекомендация направлена в министерство, такое решение, собственно, никого ни к чему не обязывает. Но Свиридов человек влиятельный, и не исключено, что в ближайшее время метод будет испытан, хотя Брандт и Штейн сами заявили, что считают клинические испытания преждевременными. Я сразу подумал об Андрее. Конечно, лейкоз — болезнь неизлечимая. Но уж лучше оттянуть время в расчете на разработку более надежного метода, чем испытывать сомнительный. А ведь Андрей в университетской клинике. И его излечение было бы для Брандта очень важно, чтобы продемонстрировать практические перспективы нового института. Тогда я и выступил. И конечно, свалял дурака. — Что же ты сказал?
— Я сказал, что, может быть, продолжая разработку метода лечения лейкозов препаратами ДНК, надо обратить внимание на биологические средства лечения. И сразу увидел, что сел в галошу. Я ведь не знал, что сегодня, на том же заседании Комитета по космической медицине только что провалили ваш метод. Но давать обратный ход уже было нельзя. Всеволод Александрович спросил, какие для этого основания. Тогда я напомнил о своей дипломной работе, сказал, что сходные данные уже появились в мировой литературе...
— И что же Брандт?
— Он ушел отсюда час назад. «Я, — говорит, — и слушать не хочу о ваших фантазиях. Хватит, — говорит, — с меня и одного случая. Я удивляюсь, как современная молодежь решается действовать на свой риск и страх, вопреки всем планам и заданиям. Нет, — говорит, — такого самоуправства я терпеть более не намерен».
— Постой, постой, а что ты, собственно, ему демонстрировал?
— Да я ничего и не демонстрировал. Сказал только в двух словах о существе своих наблюдений.