Разум
Шрифт:
Данный пример показывает, что исследователь, такой каков он есть сам по себе, мало пригоден для решения познавательных задач в приграничной полосе с будущим. Для повышения применимости он должен себя доработать, доучить, т. е. умощнить–поднять своё сознание до степени соответствия атакуемому вопросу. Это есть приведение отношения воспринимаемой способности сознания и понимаемого пространства к единице. Или иначе: среда предстанет перед мыслителем лишь в том очертании, которое сможет отобразиться в его сознании. И какое бы сознание ни было, в нём никогда не отразится вся истина. Значит, и всякий результат, независимо от количества вложенного труда, следует рассматривать как промежуточный. Анаксагор ведь нашёл закономерности: ничто не возникает из небытия и во всём есть часть всего. Почему бы ему не выяснить суть бытия и небытия? Почему бы не узнать, какая часть диска вмещается в шар? Если бы он задал такие вопросы, то какие–то ответы последовали, но суть даже не в ответах, а в продолжении линии рассуждений. Какова должна быть мировая закономерность–процесс, чтобы из чего–то исходного под действием какой–то потребности по какому–то принципу в какой–то этапной завершённости изваять–создать сначала диск, потом шар, а потом … на поиск следующей градации форм мыслительной потенции Анаксагора
Нельзя сказать, что ими ничего не сделано. Но если разделить теперешние достижения на тысячелетия, на миллионы участников, на несметные вложения в познание, то результат окажется плохо различим даже в Хаббловский телескоп. Хотя уровень апелляции к дискам уже минул, однако шаровое представление светил и тел вообще окончательно поселилось в умах учёных. Эта форма даже не обсуждается, более того имеется гора писаний с обоснованием неизбежности и единственности сферических очертаний. Вот например, рассуждения Пауля Эренфеста (1880 — 1933). Поскольку массивные тела шарообразные, то для определения распределения их поля можно применить формулу обратных квадратов.3 Из этой формулы П. Эренфест 50 делает вывод: «Уравнения, описывающие гравитационное или электрическое поле точечного источника, можно легко обобщить на случай пространства с другим числом измерений и найти их решения. Из этих решений видно, что в пространстве с N измерениями мы приходим к закону обратной степени N — 1. Так, в трехмерном пространстве N — 1 = 2 и справедлив закон «обратных квадратов»; в четырехмерном: N — 1 = 3 (закон «обратных кубов») и т. д. Нетрудно показать, что если бы гравитационное поле Солнца действовало на планеты, например, по закону «обратных кубов», то планеты, двигаясь по спиральным траекториям, довольно быстро упали бы на Солнце и оно поглотило бы их.» Такое утверждение было высказано в 1917 году. Авторитет учёного и науки в целом в данном случае сыграли злую шутку над самой идеей познания: сработал непререкаемый запрет на поиск иных структурных форм мира. Если планеты падают на звезду, электроны — на ядро, траектории срываются в штопор и всё это происходит быстро с полным поглощением — найдётся ли смельчак, который своими исследованиями согласится способствовать разрушению всего? А между тем, испуг напрасен! Начнём с того, что закон обратных квадратов вовсе даже не закон, а всего лишь порождение бесхитростного созерцания. Это такая формула, не наступить на которую невозможно. Как Анаксагор видел Землю плоской, ибо как же иначе, так Исмаэль Буйо 3 (1605 — 1694), а вслед за ним Э. Кант 4 и П. Эренфест знали точно: вся излучённая мощь способна унестись куда–то, только если она пройдёт через сферу конкретного радиуса R. Значит, проявление этой мощи, названное потенциалом поля, на разном удалении от тела окажется обратно пропорциональным площади сферы, т. е. потенциал Е = КR–2, где К — коэффициент пропорциональности. Так ли это? Вернее: всегда ли верно такое вольное представление? В работе Е. Полякова 23 показано на сколько сильно меняются законы классической физики при неоднородном времени. Так, изменяются частота фотонов, скорости распространения сигналов, распределение энергий, но главное — возникает градиент времени, властно вмешивающийся во все процессы. В материале В. Л. Андреева 1 приведено соображение, что гравитацион- ные силы не могут уходить в бесконечность, поскольку в таком случае при параде планет или спутников более сильное притяжение Солнца, по сравнению с притяжением затенённого объекта, неизменно отклонило бы установившиеся орбиты и привело бы тем самым к потере устойчивости всей Солнечной системы. Обоснованно полагается очаговость гравитационного воздействия: каждое тело формирует вокруг себя своё поле тяготения, в которое чужое поле не допускается. Тогда внешнее поле вынуждено устанавливать связи не с каждым телом поштучно, а уже с их совокупными полями. Такая связь превращает упорядоченное пространство тяго- тения в искривлённое по случайному закону переменчивости. Искривление же воспринимается внешним наблюдателем, как появление неоднородности времени и, как следствие, к видоизменению законов сохранения, что вносит неопределённость в трактовку распределения силовых взаимодействий. В том числе и в понимание закона обратных квадратов. Получается, что в случае единичного объекта его поле в невозмущённой области может соответствовать простейшему варианту затухания в виде Е = КR–2. В практических ситуациях, когда рассматриваются системно связанные объекты, закон обратных квадратов может привести к заметным погрешностям, вплоть до получения неверного результата. И не удивительно отсутствие удовлетворительного объяснения неслипания обломков в пылевых облаках, в поясах астероидов и особенно в танце спутников Сатурна Эпиметея и Януса, которые из–за близости орбит предпочитают раз в четыре года поменяться орбитами вместо того, чтобы совместиться в одно небесное тело. До сих пор не найдено обоснование устойчивости и профиля планетных траекторий
На фоне поверхностной трактовки сил тяготения неоправданно заносчиво выглядят словесные реверансы типа: легко обобщить, не трудно показать, из этих решений видно, упали бы на Солнце, поглотило бы их … Сама исходная формула Е = КR–2 имеет интуитивное, весьма расхожее или иначе: бытовое толкование, но из неё делаются не просто конкретные выводы, а окончательные, устанавливающие табу, запрет на сомнения и тем более на дальнейшее раскрытие темы. Ведь такие категории, как изотропность и однородность, многокоординатность и наличие дополнительных измерений, странное поведение тел при затмениях, устойчивость пылевых и диффузных галактических облаков … и многое другое 47 в тот период широко обсуждалось 43, 46 и казалось бы, обязано найти отражение в таких решающих вопросах, как шарообразность, гравитация, надёжность небесных систем и структура пространства. Но вместо этого: легко видеть, не трудно показать … Почему же учёный с высоты своего легковидения не обосновал исходную зависимость? Потому, что это не только не легко, а даже весьма трудно, а в рамках материалистического мировоззрения и вовсе невозможно.31, 34
Как жрецы подминают под себя царскую власть, так математики довлеют над мировоззрением.43
Страна нанимает учёных для раскрытия тайн природы, для поиска путей выживания, для сохранения планеты, а они, учёные, своё прокормочное положение прикрывают моделями, т. е. вместо знаний выдают мираж, фикцию. Безусловно, из общей неприглядной картины есть много исключений.11, 47 Однако это всё же исключения, в то время как основная палитра науки уж'e привела к упадку, деградации и к необходимости бороться за выживание. Наука превратилась в репрессивный атрибут деятельности популяции.
Можно ещё понять приверженность Ньютона, Гука, Гаусса, Римана, Максвелла и других физиков до середины 19 века идее очевидности мира, но почему виртуозы математической эквилибристики Лоренц, Эйнштейн, Планк, Фридман, Фейнман, Шрёдингер, Гейзенберг … не предприняли даже попытки выйти за пределы трёхмерности пространства, однородного времени и пресловутой материальности вселенной? Стоило однажды Максвеллу зафиксировать в уравнениях скорость света, как волна ступора накрыла светлейшие умы. До сих пор не нашлось смельчака возмутиться нелепым ограничением даже не столько свободы мировой закономерности, сколько единственным средством коммуникации миров, ответственным за устойчивость мироздания. Ведь, если убрать из теперешней науки пошлость в виде С = const, то от науки ничего не останется. Она сразу скатится на уровень Галилея. Тогда на что потрачены столетия, судьбы, средства и что собой представляет популяция, если горстка заговорщиков может увести её в небытие?
Мог ли Эренфест выдвинуть иное обоснование шарообразности космических тел? Если бы мог, то его нельзя было бы удержать от возможности прославиться, и он непременно изложил бы своё открытие. Однако он сделал только то, на что способен, что вытекало из его мировоззрения. Его действия исходили из его же сути. Этим ещё раз подтверждается вторичность поступков по отношению к первичности взглядов на мир. Если бы Эренфест знал о несовершенстве себя как инструмента познания и смог бы применить свои знания при исследовании гравитации, то, возможно, наука сегодня отражала бы натуру в большей мере и не возникло бы гнетущее ощущение беспомощи людской перед разгулом стихий.
Но почему всё–таки шар? Спросим у растения: какова форма Луны? Оно для ответа привлечёт полный свой рассудок и какие бы ни были его старания, ничего иного, что не содержалось бы в мировоззрении, сочинить не сможет. Для растения, как существа с линейным восприятием среды, Луна представится в виде светлой линии–полосы. Ни клён, ни тополь, ни бамбук, ни трава, ни кусты своим умом заметить что–либо ещё, кроме того, что им по уму, не в состоянии. Не доросли они до понятий круг, диск, шар. Такие формы для них расположены в далёком будущем. А пока — полоса.
Зададим тот же вопрос животному. Это существо значительно умнее растения, поскольку его развитость может охватить события сразу на двух координатных направлениях. Для него Луна покажется диском. Почему же он не видит полосу? Видит! Но она ему не интересна в силу естественного образа из прошлого. Почему не видит шар? Потому, что он по отношению к смотрящему находится в будущем. Для животного шар — объект невозможный, его попросту не существует. И если ему придётся контактировать с шаром, то предмет такого контакта для человека отобразится трёхмерной фигурой, а для восприятия собаки, например, тот же предмет покажется плоским. Так происходит всегда: сознание данной развитости способно различить всякие объекты из ниже лежащих миров и вовсе неспособно отобразить хотя бы что–то из выше расположенных областей. По мере развития обстановка будущего, как из тумана, выплывает в настоящее восприятие умнеющей особи.
А как человек отображает Луну? Для него полоса и диск относятся к атрибутам прошлого. Он их различает, но взгляд–мысль на них не останавливается в силу обыденности впечатления. Он уже развился на столько, что способен в своём воображении дорисовать небесный контур до объёмной компоновки и увидеть выпуклые формы. Он закрепил их в сознании, уверовал в их истинности, окончательности, единственности, правильности, естественности и проникся пониманием надёжности собственного отображения всего, где бы оно ни находилось. Всё, что проще шара — тривиально, неинтересно, не стоит внимания, всё, что сложнее шара не может существовать, иначе его можно было бы рассмотреть и уразуметь. А коль ни рассмотреть, ни даже заподозрить его наличие не удаётся, значит, ничего интригующего нет. Шарообразность исчерпала собой все конструктивы мира. И если в этот момент намекнуть человеку о наличии продолжения зримой картины за пределы его постижимости … до сих пор таких намёков не было, потому душевный комфорт исследователя в людском обличье возмущениям не подвергался. Под стать мыслительному покою, равнодушию или точнее: лени, и результат. В телескопы так далеко заглянули, что виден собственный затылок, а всего–то и различили шары–спутники, шары–планеты, шары–звёзды, шары–галактики, шары–скопления, шары–атомы, шары–ядра, шары–протоны … Не пора ли схватиться за голову: почему это вечная вселенная на протяжении всей своей вечности только и доразвивалась до примитивного шара?