Разум
Шрифт:
Человечество на данном этапе роста едва–едва прикоснулось к первой части ОРС, т. е. к феномену объединения, который вместился в термин гравитация. Люди наполнили мироздание мертвящей косностью, превратили в заброшенный крематорий по сжиганию глупой материи, которая перед смертью корчится в судорогах невесть откуда нахлынувших ядерных и химических превращений. Они лишили всё, что ни есть, всякой инициативы, всякого смысла в собственном бытии, поселили в космосе кладбищенское равнодушие и безнадёжность. Почему летят, куда стремятся, зачем куражатся взрывами, всплесками, сингулярностями, светимостями, блесками, что заставляет собираться в галактики, туманности, облака, что расположено за пределами плотных масс …? Вселенная в человечьем представлении — это куча хлама, которая изредка под насилием придуманной гравитации нехотя сожмётся, надоест — распрямится, по пути, от нечего делать, превращая что–то во что–то. Сумбурность, хаотичность, а точнее: бессмысленность людского уклада излучается в космическую даль. Уныние и безысходность вверху, как отражение людской несостоятельности.
Может ли быть такое, что бы вечность оказалась потраченной на достижение угнетающей мрачности? Способен ли существовать мир без примиряющей идеи? Допустимо ли очаговое удовлетворение?
Но даже, если бы удалось впустить в обиход нового уродца- штамповщика вездесущих сил, то срочно понадобилось бы расчистить место на небосводе и между пространством и материей втиснуть калеку. И как только это произошло бы, снова посыпались бы неприличные вопросы: кто породил, зачем, каковы полномочия, кто главнее …? А может всё же согласиться с тем, что иначе быть не может: мир разумен! Хотя бы даже по критерию человека: если среда за пределами самог'o человека сотворила то, что напрочь не по силам человеку: породить новую жизнь, то не станет дерзкой смелостью заподозрить и весомое превышение возможностей творящей среды. А можно ли творить без разума? А может ли разум действовать без смысла, без цели, без созидания, без перспективы?
Итог приведенных рассуждений таков: в мире отсутствуют не разумные объекты. Разумность накладывает на объекты требование комплектности, суть которого заключена в приведении во взаимное соответствие формы и содержания. Разумность — это основное свойство сознания. Нельзя быть разумным, не имея сознания. Нельзя иметь сознание и быть неразумным. Разум и сознание неразделимы. Сознание невозможно без формы, ибо, не имея формы, становятся неопределёнными очертания сознания. Без границ многие сознания сольются–совместятся, что противоречит ненарушаемому принципу индивидуального развития. Главнейшей заботой каждого сознания является изготовление–изваяние–придумывание–взращивание–делание–облачение себя в собственную форму. Неповторимость сознаний отображается в неповторимости форм. Как невозможны равные сознания, так невозможны одинаковые формы. Различие персон мира является основой его устойчивости, т. е. существующести.31 Сознание, лишённое формы, познавать мир не способно. Тогда форма выступает в двух важнейших ипостасях: как средство обозначения индивидуальности и как инструмент исследования среды. Между формой и содержанием никогда не бывает согласных отношений: они всегда конфликтные. Антагонизм проистекает из разного предназначения: сознание неуничтожимо, развивается вечно от меньшей развитости к большей, а форма выступает в качестве этапного обменного материала. Она на некотором интервале роста удовлетворяет запросам сознания и потому остаётся в данном воплощенческом виде. Однако по мере освоения среды сознание умощняется и когда–то наступает момент не способности формы отображать мир по велению сознания.
Разрешение такого конфликта всегда протекает одинаково: сознание отказывается от старой формы и в процессе рождения облачается в другую форму, которая по истечению определённого времени будет заменена на очередную, и так всегда, вечно, везде. Из этой закономерности нет исключений. Если известно, что где–то имеется что–то, то оно обязательно содержит сознание и форму. Отрыв одного от второго свидетельствует о неблагополучии исследователя, а результаты его поиска приведут к трагедии, что и произошло при зашоренном потакании примитивнейшей из мировых гипотез — материализма. Каждому учёному, терзающему плоть, известно высказывание Анаксагора: явное — окно в неявное. Если на небе глаза видят явную форму в виде галактик, звёзд, планет …, то что мешает мыслителям измыслить мысль–сознание, волею которого порождена данная форма? Почему бы небесную наличность не вписать в тот пока неизвестный процесс, который вызвал к бытию столь очевидное небесное нагромождение? Ведь не может появиться материя, если нет того, кому она нужна. Даже человек сам собой и своим наличием подтверждает вторичность формы по отношению к сознанию. Человеческий феномен подсказывает невероятно настойчиво: что видно, то не главное, не основное, оно не исчерпывает предмет. Суть объекта заключена в невидимом. Нельзя познать нечто, не познав суть. Казалось бы, это очами вид–ное и очами не видное обязано отобразиться в уме человеческом и навести на подозрение, что принятая картина расцвечена ложными красками. Современное естествознание — это всё та же тень от берёзы. Сама сущность–берёза людскому уму пока недоступна. Это свойство ума–сознания — этапный признак. Изучение форм есть неизбежная предтеча первичного прикосновения к натуре. Это характерная черта недавно вступивших в междумерный отрезок оразумления. Для иного восприятия среды у молодой популяции ещё нет потенции. Она ищет так, как на то способна. Важно успеть осознать рисковость сумбурного поиска, успеть развернуться прежде, чем будет пройдена точка возврата.
А пока тысячи глаз через шлифованные стёкла всматриваются в ночное небо, выискивая там … повод прославиться. Ну, так ли важно, что далёкое светило показало маленькому исследователю всего лишь своё тело? Однако для малого ума это не тело, а материальный объект. И если его внести в каталог раньше других, то …
В этом месте изложения обязателен всплеск возмущения: коль всё так согласовано, всё в пределах договорённости, ни упасть, ни улететь, то почему кометы, астероиды, планеты, звёзды … падают, сталкиваются, взрываются, уклоняются от прежнего пути и во- обще, ведут себя задиристо? Следует немедленно поблагодарить возмущенца за внимательное отношение к теме. Да, действительно, в мировом хозяйстве случаются неприятности. Все они представляют собой издержки процесса, который здесь назван развитие. Так будет и впредь, и всегда: стоит только обнаружить некоторый процесс, так сразу же следует искать отрицание этого процесса. Не существует нигде такой инициативы, которая не породила бы своего губителя. Данная закономерность не имеет масштаба: она проявляется в как угодно малом и в сколь обозримо великом. Более того, губитель–антипод также образует процесс.
Очертания тел, формула обратных квадратов, скорость распространения излучения, гравитация и многое другое из цикла взаимодействия материи якобы призваны осветить вопрос о пространстве. Словесный хоровод вокруг материи так возвеличивает её, что создаётся антураж ненужности, излишности или неважности всего остального проявления мира. Материя, материя, материя … Даже при желании поведать о пространстве, мотив повествования сразу скатывается к рассмотрению материи. Даже древние, рассуждая о пространстве, как о само собой разумеющемся, немедленно сводили беседу к стихиям: огню, воздуху, воде и земле. А как иначе? Куда ни глянь, везде только эти элементы. Можно ли сомневаться? Оказывается можно. Платон ввёл ещё нематериальные идеи, из которых следует, что все вещи–предметы прежде, чем стать объектом, ранее уж'e были ввиде некоторого образа или иначе: идеи. И тогда стихии не могут считаться первичными. Между элементщиками–материалистами и идейниками–идеалистами вспыхнула взаимная ненависть, которая не угасла до сих пор. Даже мудрец Платон, не взирая на своё почти апостольское положение, не гнушался скупать сочинения Демокрита только затем, чтобы сжечь. Интуитивно во враждующих лагерях бродило подозрение о наличии чего–то такого, в чём должно располагаться и материальное, и идеальное. Но ему отводилась роль пассивного вместилища, некоторого склада, где вещи хранятся до востребования. И как только заискрится мысль, образ идеальной вещи сотворяет саму вещь.
Приходится удивляться не тому, как трудно в людской обиход входило, да и сейчас с издержками входит, понятие пространства, а тому, какие полчища комментаторов всё вновь и вновь объясняют душам Демокрита, Пифагора, Платона, Сократа, Аристотеля, Плотина … особенности их учений, что они имели ввиду, почему они ошибались и как следовало бы правильно излагать свои воззрения. Если бы древние знали, скольким неисчислимым грызунам они дали пищу, сколько прокормочного продукта загрузили в учёное сословие и каким тормозом для развития землян послужат их труды? Ведь потрошители истории, несомненно, умные исследователи. Тогда почему же их ум расходуется на назойливое толкование уже многократно истолкованного? Что мешает им заняться разработкой путей совершенствования общества и науки в частности? Может быть их трудами удалось бы сдвинуть познание с позорной колеи, по которой земной разум через краткий промежуток выживания скатится в небытие? Даже эрудит В. Гейзенберг в работе 6 попытался обосновать родство древней и современной физик. Ему импонирует материалистическая приемлемость и стремление заглянуть в первоистоки мира. Он гордится тем, что, в отличие от прошлых попыток, сейчас учёные вооружены мощной экспериментальной базой и ёмкой математикой, потому истине просто некуда деться: она уже сама идёт сдаваться правильным учёным. Разве не ведомо ему, что натурный опыт и любые исчисления не могут дать то, чего нет в мировоззрении? Разработка аппаратуры и вывод формул — это удел конкретных работников с полным комплексом отягощений сегодняшним здравым смыслом и современным мнением. Для выдвижения в будущее такие поводыри не годятся.31
А между тем, понятие квант до сих пор не определено. Никакие попытки объяснения структуры атома в рамках материалистического подхода к взаимодействиям не увенчались успехом. А без такой ясности физика вообще, в том числе и ядерная, и особенно её квантовая империя, не имеют фундамента. Здание квантовых наук, кое–как качаясь, сможет стоять, пока в познание войдёт истинный интересант всяких перестроений — сознание. Если сознание, как повелевающая категория мира, не успеет войти в научное мировоззрение, то деградировать можно и с кругозором Гейзенберга. Но для понимания себя и разворота это не просто мало, это гибель.
Безусловно, следует восторгаться виртуозностью мышления М. Планка (1858 — 1947), сумевшего одолеть неодолимое и от непрерывности мира перейти к его дискретности, изобретя порцию воздействия с названием: квант. Но измыслить его суть до сих пор никому не удалось: как может существовать в материальном ареале материальный представитель, не содержащий материи? Если масса кванта равна нулю, то он не материален, и тогда обязан исчезнуть из человеческого восприятия. Если же эта масса отличается от нуля, он не сможет развить скорость света и тогда измеренные расстояния до звёзд превращаются в фикцию с одновременным развенчанием квантового содержания современного естествознания. Это противоречие не может быть разрешено в рамках устоявшейся трактовки мира. И пока оно наполняет науку, вся наука не вправе претендовать на роль монополиста в познании природы. Для раскрытия противоречия следует привлечь к описанию квантовых процессов ту причину, которая является вынуждающей к изменению состояния объекта с названием: общее. Это есть ситуация: ни упасть, ни улететь. Тело, находясь в причинно–следственной зависимости по отношению к соседям, для сохранения достигнутого уровня развитости договаривается со своими частями, например, с внутренними структурными элементами, об отделении–отдалении какой–то из собственных составляющих на некоторое удаление. Важно, что при таком разъединении обязательно остаётся связь исходного общего и отторгнутой части. Если такая связь оборвётся, станет невозможной или прекратится, то это приведёт к снижению прежнего развития, что эквивалентно попятности в своё прошлое. И как только даже малой крохе удастся такая уловка, она продемонстрирует наличие возможности увильнуть от тягот оразумления. На эту приманку попадутся многие и они составят процесс вмешательства в то, что не подлежит изменению. Образуется хаос, исключающий возможность следования в начертанном направлении. Миру угрожает разрушение. Отсюда следует, не имеет права квант отторгаться от тела насовсем. Не позволительно ему миллиарды лет носиться по вселенной в виде самостоятельного образования. Он обязан иметь личный контакт с породившим его объектом, следовательно, и свойства его должны отображать эту связь.