Разумная жизнь
Шрифт:
Они болтали, задавали вопросы, обменивались восторженными взглядами, а Флора отвечала „да“, „нет“. Она не знала, что за ужином, — накануне вечером, вспоминая, что она больше молчала, чем говорила, разве что-то односложное, кажется, Космо предложил соревнование — кто разговорит Флору. Таши и Мэбс поспорили, что они превратят ее в такую же болтушку, как сами. Генерал Лей сказал:
— Боже упаси. Двух более чем достаточно.
— Я насчитала восемь „да“ и три „нет“. Я считала! — закричала ликующе Таши.
— У нас будет вечеринка. Ты привезла вечернее
— Нет! — закричала Флора. — Не привезла!
— Останови машину, — сказала Таши. — Она плачет.
Мэбс нажала на тормоз.
— Я не привезла вечернее платье. Мне оно никогда не было нужно. Я хочу уехать обратно в школу. Пожалуйста, отвезите меня на станцию! — вопила Флора. — Она чувствовала, что задыхается. Из носа и из глаз текло. Она страстно желала снова оказаться в школе. Как бы скучно и ужасно ни было в школе, там ей все знакомо.
Мэбс съехала с дороги и затянула ручной тормоз. Дорога уходила вперед, мягко извиваясь вдоль холмов, через поля, огороженные каменными стенами. В их расселинах росли папоротники и подушечки розовой и желтой заячьей капусты, а в траве на границе с дорогой — розовый лихнис и голубая скабиоза, и громко стрекотали кузнечики.
— Какая прекрасная возможность, Таши. Если ты нам разрешишь, Флора, мы предложили бы тебе платья. Ты можешь выбрать. Мы одного размера с тобой. Ты будешь такая красивая, если возьмешь платье или два, правда, Таши? — голос Мэбс звучал мягко.
— Точно, — сказала Таши. — Мы будем такими добрыми. — Голоса Мэбс и Таши на октаву снизились, теперь они говорили тихо, сидя сбоку от Флоры, их лица стали серьезными.
— Я не могу, — выговорила Флора сквозь стиснутые зубы, — наверное.
Она сидела, сжав руки на коленях, бесясь от того, что слезы шлепались со щек прямо на грудь.
— Ну конечно, тебе могут не понравиться наши платья, — сказала Таши. — Не каждый разделяет наш вкус.
— Ну, я не знаю, но можно что-то выбрать, — в голосе Мэбс звучала надежда, — что-то выдержит испытание.
У Флоры вырвался странный звук, нечто среднее между хрюканьем и иканием.
— Мэбс и я все время меняемся платьями, — сказала Таши, — так принято у друзей.
— А ты — наш друг, — разумно рассудила Мэбс…
— Нет, я не друг, — затрясла головой Флора.
— Тогда стань им с самого начала, — быстро нашлась Мэбс.
— Точно, — подхватила Таши. — Давай, попробуй.
— Ох, — Флора переводила взгляд с одной на другую.
— Я так бы хотела иметь твои глаза. — И Мэбс протянула ей платок.
— А я — ее нос или губы. — Таши взяла платок и промокнула щеки Флоре. — Дело в том, Мэбс, что в наших платьях она будет выглядеть гораздо лучше нас.
— Ну тут уж ничем не поможешь, — пожала плечами Мэбс. — Как-нибудь переживем, правда? — А потом добавила: — Я думаю, твоя мать — это проклятая Богом, самая эгоистичная, самая бездумная сука, которую я когда-нибудь видела.
— И я тоже, — вздохнула Таши, — не могу дождаться, когда что-нибудь ужасное, мерзкое случится с ней, с этой проклятой коровой.
— Вот, —
Вспоминая этот момент много лет спустя, Флора вспомнит и то чувство выхода из длинного одинокого темного тоннеля в атмосферу доброжелательного восхищения, но в тот самый миг, сидя на переднем сиденье машины перед пустынной деревенской дорогой между двумя девочками, все, что она могла сделать, — это разразиться радостным смехом.
ГЛАВА 21
В то время когда Флора в восторге примеряла платья Мэбс и Таши, Феликс был в Лондоне и лежал шезлонге в рабочей комнате Ирены Тарасовой на Бошам-Плейс. Был жаркий день, он снял туфли, пиджак повесил на спинку стула. Комнаты, в которые вела лестница в раннем викторианском стиле с перилами красного дерева, со ступеньками, покрытыми ковром зеленовато-голубого цвета, были приятно прохладными, с красивой мебелью. Новое помещение резко контрастировало с той маленькой душной комнаткой над лошадиной головой в Динаре. И задняя комната, где она работала, и передняя, обращенная к улице, где принимала клиентов — обе чистые, с белыми стенами, с занавесями в голубую с белым полоску, с которыми гармонировали чехлы на стуле, маленьком диване и креслах в примерочной. На низком столике стояла ваза с розами, на стуле лежал рулон желтого шелка.
В задней комнате Ирена, повернувшись спиной к свету, приметывала рукава к платью из тафты. Ткань скрипела, когда иголка протыкала ее, и шуршала, когда сквозь нее проходила нитка. Где-то на крыше ворковали невидимые голуби. Солнечные лучи косо падали в комнату через открытое окно, разноцветно расцвечивая рулоны шелков и бархата, разложенные на полках вдоль стены, выхватывали белые пряди в волосах Ирены. Сосредоточенно сжав губы с пучком булавок, Ирена шила.
— Я в Лондоне на три дня, — сказал Феликс в ответ на ее вопрос. — Меня пригласили, но это слишком тяжело — ехать на север на одну ночь. Тем более что мне не так уж интересно. Я уже был один раз. Девочки изменились, выросли, обе помолвлены, кстати, ты знала?
— Мм, — кивнула Ирена.
— А Космо? — произнесла она имя сквозь зажатые губами булавки.
Феликс не обратил внимания на вопрос о Космо.
— А этот шезлонг был еще в Динаре?
— Я купила его на Портобелло-роуд [4] .
— Я думал, он удобнее. — И Феликс растянулся, выгнув спину. — А Алексис? Твой муж, он все еще в Париже?
Ирена кивнула, не отрывая глаз от работы.
— У меня дырка в носке, — и Феликс пристально осмотрел свою ногу.
4
Уличный рынок в Лондоне, известный своими антикварными лавками (по названию улицы, на которой расположен).