Разведчик Николай Кузнецов
Шрифт:
И все же лучше слишком рано, чем слишком поздно! Ильгена нужно дождаться во что бы то ни стало.
– Генерал! – сообщила Лидия Лисовская.
Это было в начале шестого. Черный «мерседес» остановился у особняка.
«Пожалуйте, стервятник, в свою клетку…» – мысленно отмечает гауптман. (Он и с ним двое других офицеров стали за дверью в коридоре наготове).
Взревев мотором, «мерседес» ушел от особняка. Лидия Лисовская поспешила навстречу генералу, помогла снять шинель. Фон Ильген был в веселом настроении и шутил.
В следующее мгновение он услыхал за спиной голос, обернулся
– Изменник! – рявкнул ошарашенный генерал и схватился за кобуру пистолета. Ильген, здоровый мужчина лет сорока пяти, с бычьей шеей борца, бросился на Кузнецова. С фашистским генералом пришлось выдержать короткую борьбу. Взбешенный, он яростно сопротивлялся, прокусил Струтинскому руку, который толкал ему кляп. На помощь партизанам пришел денщик фон Ильгена Мясников.
– Знаете, кто мы? Мы советские партизаны, – объявил поверженному генералу «немецкий гауптман». Генерал бессильно замычал в ответ и бешено повел глазами. – Если будешь молчать, – продолжал Кузнецов, – через двое суток приземлишься в Москве. Небось, ведь рвался к ней, хотел прошагать по ее улицам победным маршем! Не вздумай больше ерепениться, убью на месте, как собаку!..
Генерал перевел взгляд на молоденького солдата в немецкой форме и прочитал в суровых, полных гнева глазах парня приговор судьбы…
«Офицеры рейхскомиссариата» Ян Каминский и Мечислав Стефанский первыми вышли из особняка с портфелем, в котором были собраны особо важные документы генерала, Струтинский и денщик Мясников вынесли к машине чемоданы фон Ильгена и парадную генеральскую форму.
Фон Ильген (руки связаны за спину, с кляпом во рту) в сопровождении Кузнецова вышел из особняка. В кабинете генерала денщик оставил записку, написанную под диктовку Николая Кузнецова: «Спасибо за кашу. Ухожу к партизанам и забираю генерала. Смерть немецким оккупантам! Казак Мясников».
Гауптман крепко поддерживал генерала под руку. Нужно еще мгновение. Только бы не появился кто из фашистских офицеров!.. Тогда помощи ждать неоткуда.
– Скорее, смена идет!
Это крикнул, кажется, казак-часовой.
Сделав резкое движение, Ильген сумел освободить одну руку, вытолкнув кляп, заорал во всю мочь:
– Хильфе! Хильфе!.. [20]
Руки генерала теперь развязаны. Он бьется отчаянно, остервенело, Кузнецову нанес удар кулаком в лицо. Каминского сильно пнул ногой в живот, а Стефанского ударил в челюсть, сбил с ног… Видно было, что в молодости Ильген занимался боксом.
20
Помогите! Помогите!
Кузнецов, Струтинский и Ян Каминский мгновенно скрутили генерала. Стефанский ткнул в рот немцу кляп. Tot озверело, по-волчьи ухватил Мечислава за палец… Пришлось «успокаивать» генерала рукояткой пистолета. Едва успели партизаны закрыть генералу лицо, набросив Ильгену на голову полу его же мундира, а к машине уже спешили, привлеченные криком, несколько немецких офицеров, они проходили в этот момент поблизости. Предосторожность Кузнецова,
Схватка шла около особняка генерала, поэтому гитлеровцы, приближаясь к месту происшествия, схватились за пистолеты:
– Что здесь происходит?
Мгновение решало все. Кузнецов, одернув мундир, стремительно направился к немецким офицерам.
– В чем дело, господа? – зычно крикнул он. – Почему остановились? Я офицер СД (в подтверждение этого в его руках блеснул гестаповский жетон). – Мы задержали красного бандита, который пытался проникнуть в особняк генерал-майора фон Ильгена. Господа! Вы тоже находитесь в зоне происшествия. Я должен задержать вас и доставить в гестапо.
Офицеры начали оправдываться, что они из рейхскомиссариата и к делу не причастны.
– Прошу предъявить документы, – приказал Кузнецов.
Быстро пробежал глазами офицерские удостоверения. В одном из них значилось: гауптман Гранау, личный шофер рейхскомиссара Эриха Коха.
– Господин гауптман, вы поедете со мной. – Кузнецов коротко записал сведения о других офицерах и объявил:
– Остальные могут быть свободны.
Тем временем Ильгена втолкнули в машину. В «адлер» сели Кузнецов, Гранау, Стефанский, втиснулись два казака. Каминский же остался без места. Это заметил Николай Струтинский.
Выскочив из машины и открыв багажник, он жестом показал: «залезай!»
Переполненный людьми «адлер», взревев мотором, тяжело двинулся, набирая скорость, по центральной улице города. Генерал, закрытый ковром, лежал в ногах партизан.
Смеркалось. Как лучше проехать? Струтинский – он сидит за рулем – бросает вопросительный взгляд на своего шефа: какими улицами выбираться? Струтинский не знает немецкого языка. Спрашивать ни по-русски, ни по-украински нельзя. Рядом восседает все еще вооруженный «свидетель»! Шофер сворачивает на окраинную улочку.
– Куда вы? СД совсем в другой стороне! – беспокойно восклицает встревоженный гауптман.
– Молодые гуси хотят вести старых на водопой, – недовольно отмахивается Кузнецов. – Вы правы, Гранау. Но мы тайный отдел СД.
Вырвавшись за город, «адлер» через час был близ села Новый Двор, на хуторе, у дома поляка-крестьянина Валентина Тайхмана. Деревья огромного сада закрывали дом от дороги. Здесь была одна из замечательных партизанских квартир. Кузнецов со Струтинский не раз тут перекрашивали автомобили, взятые «на прокат» у гитлеровцев.
Тайхман, отец девятерых детей, подошел к Николаю Ивановичу и спросил:
– Сколько «гусей» привезли, Николай Иванович?
– Двух. Один из них – коршун-стервятник.
– Мало, – досадливо махнул рукой хозяин квартиры. – Везите больше!
Кузнецов с довольным видом оглядел своих помощников: Николая Струтинского, Яна Каминского и сказал с большим душевным подъемом:
– Да разве ж найдутся на свете такие силы, которые бы перебороли русских богатырей! Советских богатырей!..
Ильген, извлеченный из машины, и обезоруженный гауптман Гранау угрюмо поглядывали на партизан исподлобья, как затравленные волки. Они понимали, что их песенка спета.