Разведёнка
Шрифт:
Его люди вели ее с самого начала. И в купе она была под полным контролем постоянно. Белому докладывали о каждом вздохе.
Вопрос, зачем ему это надо?
Глупый вопрос. Она послала его, она за это ответит. Он и так дал ей время почувствовать себя в безопасности и расслабиться. А она решила удрать. Но убегающая добыча только сильнее заводит хищника.
Ты об этом не знала, Крис-ти-на?
Белого не посылают, от него не сбежать. Он из-под земли достанет.
Но с какой стати ему было мчаться в ночь, догоняя поезд? Нах***???
Это
Необходимо? Жажда? Он не хотел думать об этом. Все нах***. Плевать на все. Не плевать только на то, что от этого предвкушения у него колом стоял член, подрагивали руки и сбивалось дыхание. Адреналин, бл***.
Охота. Азарт.
Это было необычно. Так он еще не охотился. Ни на кого. Никогда.
Было что-то крайне порочное, в том, что он, Павел Медведев, влез среди ночи в сраный поезд, набитый какими-то людьми, только для того, чтобы потрахаться. Бред.
Даааа. Да, бл***!!! Бред.
Но это заводило зверски. До бешеного гула крови, толчками отдававшейся в паху и висках. До холодного сладкого яда в груди.
Как будто он сопливый пацан, собрался на свое первое в жизни свидание. Он ржал над собой, стебался в душе, называл себя идиотом. Но сейчас, когда был у цели, от мысли, что она здесь, в этом купе, что ей не сбежать, у него крышу рвало от ощущения правильности. Власть.
Его добыча. Его право. Его кайф.
Открыл дверь и вошел. Сам бы не сказал, почему именно в этот момент волнение достигло пика, он даже на какой-то миг перестал дышать. Женщина застыла на месте, озираясь по сторонам в поисках спасения. А не будет спасения, Крис-ти-на.
Но почему-то не смог, отвел глаза и отвернулся.
Да, это потому что надо запереть дверь.
Она испуганно подскочила на полке, заметалась, стукнула вверх, пытаясь дозваться соседа. Обернулся резко.
– Тихо, Кристина, - усмехнулся, а самого уже колотит от желания придавить ее, взять.
– Тут никого нет, кроме меня. Не надо надсаживаться, тебя все равно никто не услышит.
– Ты!!! Урод! Убирайся! Гад!
– взбеленилась она, замахнулась, кинулась на него с маленькими кулачками.
Даааа!!! Вот так! Обхватить ее, вытащить из простыни, развернуть свой приз, добраться. Трогать ее везде. Трахать! Даааа...!
А она кричит хрипло, зло. Вырывается, как бешеная, так что у него не хватает рук.
У него просто снесло все пределы.
Поймал губами ее рот, чтобы замолчала, одной рукой притиснул к себе, а другой разжал ноги, закидывая себе на плечи... Даааа, бл***! Дорвался!
Никогда не целовал баб, с самой школы зарекся. А у нее рот сладкий, такой сладкий, что его ведет, уносит. Толчки рваные как под наркотой.
Все. Не стало больше его. Не стало.
Умер, взорвался!
Очнулся немного и снова, не прекращая. Пусть выгибается в его руках, ее грудь у его жадного рта. Взять ее, вобрать. Пусть трется об него, как спятившая мартовская кошка, орет, стонет. Дааааа!!!! Еще. Еще раз! Не прекращая!
Пока лютый голод не притупится хоть капельку.
Наказать. Наказаааать себя до хрипоты, до рева, до искр в глазах. Все равно не услышит никто, все соседние купе пусты. Никто не помешает. Он все предусмотрел заранее.
Это его охота. Его кайф.
глава 41
Действительность возвращалась медленно. С тоскливым ощущением позора, разъедавшим эйфорию от невероятного наплыва эмоций. Никакое удовольствие его не перекроет, потому что, как говаривала бабушка Кристины, голова стоит выше горла. Иногда вдалбливаемые с детства догмы бывают полезны, даже если они кажутся идиотскими и о них забываешь в повседневной жизни. В нужный момент они напомнят о себе, помогая найти потерянные берега.
В ее случае голова все-таки стояла выше того, что находилось между ног. Наслаждение доставленное насильно останется насилием. Насилием над личностью, над ее гордостью. Пусть даже она желала его, горела от страсти в его руках. Она НЕ хотела этого секса!
Кристина не была пай девочкой, ею она могла прикидываться только дома перед мамой. Она даже скромницей не была. Она могла быть редкостной сукой и бесстыжей корыстной тварью.
Но... Черт побери!
Она трахалась с кем хотела сама! И только так! А не...
Поэтому, как только эйфория немного схлынула, она вырвалась из его объятий. Выпустил, смотрел на нее молча. В очень светлых, почти бесцветных глазах странный блеск и мрак. Дрожащими руками потянулась за одеждой, он странно дернулся к ней, а Кристина невольно шарахнулась в сторону.
Дальше от него! Ей нельзя попадать снова в его лапы. Потому он лишает ее остатков гордости и самоуважения. Уничтожает, стирает ее «я», прогибает, превращает в ничто. В дрожащий комок плоти, готовый выпрашивать ласку. Не будет этого!
Кристина ненавидела, когда ее прогибают. Это всегда бесило ее, заставляло упрямо поднимать голову, чем больше давление, тем сильнее она сопротивлялась. Может быть, не лучшее качество, но ничего не поделаешь, характер.
Неизвестно, что он прочел в ее взгляде, но мужчина убрал руку.
Несколько секунд смотрел на нее, потом встал. Она к тому времени уже успела наспех натянуть на себя одежду и как только он поднялся с полки, выскочила из купе и побежала в туалет. Потому что надо было отделить себя от всего этого, отгородиться. Запереться, спрятаться. А там...