Разведёнка
Шрифт:
– Моя дорогая, если женщина замужем, оба молодые и здоровые, беременность - это как бы естественное явление, - недовольно пожала плечами мать.
Снова это ощущение, что ее припирают к стенке. Кристина прикрыла глаза и отвернулась, пробубнив:
– Мы пока не собирались заводить детей.
В какой-то степени это была правда, потому что она хотела пожить еще несколько лет в свое удовольствие, а после того, что случилось, вообще говорить об этом бессмысленно.
Мама промолчала, а у Кристины прямо таки засигналило в мозгу - валить-валить-валить! И как можно скорее,
***
Мылась в душе, а у самой на душе кошки сребли. Вроде пронесло, отбрехалась, трудно сказать, поверила мама или нет, но оставила ее в покое. Кристина не обольщалась, это всего лишь временно. Просто разговор заронил в душе смутные подозрения.
Если честно, Кристина уже запарилась всем врать, в последнее время она только и делала, что сочиняла какую-нибудь полуправду. Попробуй потом не запутаться, кому что говорила. Наверное, все-таки надо записывать.
И закатила глаза, представляя, как это все будет выглядеть. Ага, а потом ей еще потребуется отдельная картотека, чтобы не путаться в собственных записях? Бред...
Может, лучше перестать врать? Но перестать врать тоже не получалось. Не готова она была пока еще взять и рассказать дома всю правду. Потому что стыдно, да и... Ну в общем. Не готова.
А подозрения, между тем, дозревали и обретали вполне конкретную форму. Сказанное мамой всколыхнуло беспокойство в душе. Кристина усиленно вспоминала последние две недели по минутам, и какие-то фрагменты из них выпадали. А что удивительного, такая нервотрепка! Странно, что она вообще продержалась.
Но нервы нервами, а секс у нее за это время был только с Белым. И это было настолько ярко...
– Пошшшел он!
– замотала головой, разбрызгивая воду.
Хотелось задавить в себе память тела, с готовностью подсовывавшую ей все самое постыдное и сладкое. Но кому и когда это удавалось?
Ладно, она уже поняла, что бороться с позорными воспоминаниями бесполезно, попробовала рассуждать трезво и отвлеченно. Она все время до того и потом тоже была на таблетках. И он вроде как-то оберегался, урод проклятый.
Но чем черт не шутит... Раз в год даже незаряженный зонтик стреляет, говорят. А до месячных оставалось два дня. Вот и переживай теперь, как будто ей в жизни проблем мало!
В общем, весь остаток дня Кристина провела настороженная. Все время казалось, что мама на нее странно косится и как-то не так приглядывается. От нервов кусок не лез в горло и начал дергаться глаз. Не добавляли спокойствия и мысли о том, что Белый к ней своих горилл приставил. Как теперь из дому вообще незамеченной выйти? Попрутся же следом, а что папа скажет? Кошмар.
Но, слава Богу, когда папа к назначенному часу отвозил ее на вокзал, никого из этих типов поблизости не наблюдалось. Неужто навязчивое дневное преследование прекратилось? Кристине вдруг подумалось, может, они ее только в офисе пасут? Страшно было поверить, но все же это была радостная мысль.
***
Свободно выдохнуть она смогла, только когда поезд тронулся, а до этого все тряслась, как бы
В купе вместе с Кристиной была семейная пара и какой-то встрепанный командировочный. Он как забрался сходу на свою верхнюю полку, так его больше не было слышно. А эти муж с женой постоянно что-то ели и переговаривались.
Но часам к одиннадцати все успокоилось, попутчики улеглись спать. Колеса отстукивали ритм, вагон покачивался. В купе темно. Кристине ничего не оставалось, как тоже улечься и попытаться уснуть.
Весь вечер она была странно перевозбуждена, как будто ждала чего-то, в чем не могла себе признаться. Давила все мысли об этом, не верила, что так легко отделалась, и... ждала. А это так и не произошло. Потихоньку стало разливаться разочарование. Смотрела в темный потолок и думала, какая же она идиотка.
Потихоньку ее разморило и пришел сон.
глава 39
По ощущениям время около половины девятого, он не знал точно.
Паша торчал на отцовском приеме под ручку с Милой уже... да, уже почти двадцать минут. Равнодушно смотрел по сторонам, стараясь ни на что не реагировать. Ну да, он же престижный холостяк. Бл***, так ущербно, чувствовать себя живцом, добычей.
Ему улыбались, оценивали, как сидит на его крепкой подтянутой фигуре безукоризненно пошитый костюм, и сколько под тем костюмом денег. Его ощупывали взглядами. И с особым пристрастием, то, что у него там было ниже пояса.
Паша вдруг представил, что с ними со всеми было бы, явись он сюда полуголый, потный да в кровище, как когда-то на ринге. И хмыкнул про себя, половина этих лощеных сучек в зале тут же кинулась бы ему отсасывать, а вторая половина толкалась бы в очереди.
Он имел такую устойчивую репутацию плохого парня, что многим хотелось на деле попробовать, действительно ли он так хорош, как кажется. А его бабло шло дополнительным бонусом к члену, или наоборот, член шел бонусом к баблу. Кому как.
Ему было противно. Обычные шлюхи куда честнее, там, во всяком случае, знаешь, за что платишь.
Медленно выдохнул раздражение и двинулся дальше.
Снова перемещаться от группки к группке, очередные ничего не значащие фразы. Навязчивое желание скинуть руку женщины, стоящей рядом с ним, послать все нах*** и убраться отсюда. Видимо что-то такое отразилось на его лице, потому что спутница вдруг начала льнуть сильнее. Паша высвободил руку и улыбнулся ей, вернее, изобразил оскал.
– Я отойду. Побудь тут без меня.
Мила похлопала ресницами, стрельнула взглядом в сторону и спросила:
– Надолго?
– Попудрить носик.
– Ну, ладно, - протянула, надув накачанные губы.
Он давно уже с ней не спал. Тосклива и глупа как пробка, зато предсказуемая и алчная. Пашу она устраивала до тех пор, пока исправно играла свою роль.
Стоило отделаться, тут же отошел в сторону и набрал доверенного. Спросил коротко:
– Что?
Тот подробно доложил обо всех принятых мерах. Белый слушал, нетерпеливо притопывая. Кивал. Потом спросил: