Разведка - это не игра. Мемуары советского резидента Кента.
Шрифт:
После обеда нам было приказано сидеть в бараке в ожидании вызова к начальству. Вызовы последовали только на следующий день. После столь же скромного ужина мы буквально повалились на пары. Большинству из нас достались очень жесткие матрацы и такие же жесткие небольшие подушки. Утром разбудили на очередную поверку. В бараке было довольно тепло. Печку топили дневальные, как выяснилось впоследствии, они назначались из состава уголовников.
Настал долгожданный вызов к начальству. Меня принял какой-то старший лейтенант, как выяснилось впоследствии – начальник лагерного подразделения ПГС. Просматривая вынутые из именного пакета документы, он поднял голову и направил в мою сторону довольно
– Ну вот вы и прибыли в лагерь для отбытия наказания, предусмотренного приговором «Особого совещания». Было время, когда вы нами командовали, а теперь покомандуем вами мы. Вас зачисляю в строительную бригаду. Сейчас направляйтесь в барак, где ночевали, возьмите те вещи, которые у вас есть, а затем проследуйте в другой барак, где размещена строительная бригада... – Он назвал помер нового барака. – Там вам скажут, кто будет вашим бригадиром!
Я до сих пор не могу себе представить, что находилось в пакете с документами, сопровождающими меня. Естественно, я не мог объяснить себе, чем были вызваны услышанные мною слова: «Было время, когда вы нами командовали!» Я подумал о том, что, может быть, в сопроводительных документах было указано мое офицерское звание – капитан. В то же время я не мог этому поверить, так как и здесь указывалось, что я осужден по ст. 58-1а, то есть как гражданское лицо.
Вернувшись в барак, в котором провел первую мою лагерную ночь, взяв полотенце, выданное мне еще в бане, кружку и ложку, я в сопровождении надзирателя проследовал в предназначенный мне барак. Там уже находилось много заключенных из нашего этапа. Кроме них, в бараке я застал очень немногих людей, которых увидел впервые. Это были дневальные бараки, где находились и те, которые по каким-то причинам не могли выйти на работу. Мы поздоровались, представились друг другу. Некоторые назвали только свои имя и отчество, а некоторые – имя и фамилию.
Так начался, по существу, мой первый лагерный день из тех многих лет, которые я был вынужден провести в лагерях. Как я узнал от встретивших меня в бараке заключенных, наши лагеря, а вернее, лагерные подразделения, а их было немало, были расположены в Коми АССР, в Воркуте и входили в Воркутлаг. Больше того, мне пояснили, что большинство лагерных подразделений расположено вблизи от уже действующих или еще строящихся угольных шахт. Именно в них работают заключенные. Наш же лагерь в основном занимается строительством жилых домов и различных служебных помещений.
На следующий день я был поднят рано утром и мне было приказано выходить на работу. Позднее я узнал, что обычно вновь прибывшие в лагерь заключенные пользуются правом и возможностью после тяжелых этапов отдохнуть два-три дня. Нам, многим, не повезло в этом отношении, и мы были вынуждены приступить к работе сразу же по прибытии. Видимо, было много строительных объектов и не хватало в достаточной степени рабочих рук...
У ворот лагеря скопилось много народу. Прежде всего, это были бригады заключенных, которые должны выйти на работу. Были и держащие в руках какие-то бумажки. Они несколько суетились, бегая то в одну, то в другую сторону. Подбегая к стоящим группам заключенных и вместе с ними подходя к воротам, внимательно следили за тем, чтобы все зарегистрированные в этой группе, а вернее, в бригаде выходили за ворота.
У ворот кроме обычной охраны стояли какие-то офицеры. Они не проявляли особой активности, но внимательно следили за действиями заключенных с бумажками.
Когда к нашей бригаде приблизился один из заключенных с «бумажкой», я услышал, как наш бригадир докладывал ему, сколько человек выходит на работу. Впоследствии я узнал, что это были простые,
Вместе с офицерами у выхода из лагеря стоял высокий молодой заключенный. Несмотря на то, что надетый бушлат был тщательно подогнан по фигуре и хорошо сидел на нем, ноги обуты в новые валенки, а на голове была шапка, тоже отличавшаяся от шапок остальных заключенных, а на бушлат был прикреплен номер, я понял, что это заключенный. Потом узнал, что это старший нарядчик, назначенный на эту должность начальником лагеря.
Выйдя из ворот под конвоем, мы начали нелегкий путь, ибо нам пришлось опять-таки передвигаться на морозе по толстому слою снега. Переход наш был довольно продолжительным. Наконец приблизились к строящемуся дощатому домику. Конвоиры заняли свои места вокруг новостройки. Все уже знали свои рабочие места. Я остался стоять в одиночестве. Несколько в стороне от меня стояли еще двое заключенных, прибывших в лагерь одновременно со мной этапом. Через некоторое время ко мне подошел бригадир, посмотрев на меня, он спросил, какую работу я мог бы выполнять. Я не мог точно ответить, а поэтому он предложил первый мой рабочий день начать с тачки – подвозить шлак, сваленный в кучу.
Стены домика выполнялись довольно своеобразно: каждая была выполнена из двух рядов набитых на стойки досок. В остающееся между стойками пространство засыпался мелкий шлак, который я подвозил. Он служил утеплителем стенок.
Вся бригада работала слаженно. Бригадир внимательно следил за качеством выполняемых работ и сам помогал работающим. Вскоре он подошел ко мне и, видимо заметив, что я стараюсь тоже выполнять добросовестно порученную мне работу, но уже заметно основательно устал, предложил мне немного отдохнуть, подменив меня у тачки. Через некоторое время он к тачке поставил другого заключенного, попросив меня весьма в вежливой форме помочь ему разобраться в чертежах. Я понял, что он просто пожалел меня. Мы рассмотрели чертежи, и я ему действительно немного помог. Затем он спросил, приходилось ли мне когда-либо работать с топором. Я ответил отрицательно, так как действительно никогда не работал с топором. После этого он повел меня к заключенным, которые разбирали доски, проверяли их стыковку и подносили отобранные доски к тем заключенным, которые ставили стенки.
Незаметно прошел первый трудовой день. Вернувшись под конвоем в лагерь, мы пообедали и прошли к себе в барак. Там на печке, в которой ярко горел огонь, в котелке кипела вода. Я вместе с несколькими заключенными и нашим бригадиром сидел близко от этой печки. Неожиданно один из сидящих с нами достал из своей тумбочки пакетик кофе. Конечно, это был не натуральный кофе, но мы с большим удовольствием его попили.
Каждый рассказывал понемногу о себе, в большей степени о своей семье, иногда касался причины его осуждения. Вскоре я убедился, что и здесь были не только «политические» заключенные, но и уголовники. У меня сложилось впечатление, что среди уголовников были не столько профессионалы, сколько случайно согласившиеся или вынужденные ими стать.
У нас в бараке ко мне относились доброжелательно, и я мог спокойно всех беседовавших со мной слушать. Мне же никаких вопросов не задавали.
Естественно, ни в этом бараке, в котором я находился с моими товарищами по бригаде, ни в других коллективах на протяжении всех лет моего пребывания в Воркутлаге я никогда и ничего не рассказывал ни о себе, о моей разведывательной деятельности, ни о причинах моего ареста и осуждения. Это относилось не только к заключенным, с которыми мне приходилось отбывать срок наказания, но и к лагерному начальству, с которым приходилось даже совместно работать. Все это тоже осложняло мое пребывание в Воркуте.