Разведшкола № 005
Шрифт:
Ставка немецкого Главнокомандования включила в армейскую группу «Дон» свыше 30 дивизий, которые развернулись по фронту от станицы Вешенской до станицы Пролетарская. Ей было поручено спасти окруженную в Сталинграде армию генерал-полковника Паулюса.
Как я сказал выше, в армейскую группу «Дон» была включена и танковая армия генерал-полковника Гота, в голове которой находилась мотострелковая дивизия СС «Викинг». Танковой армии Гота было поручено пробить коридор в «котел» окружения армии Паулюса.
Я считаю, что без этой исторической справки читателю трудно будет понять обстановку на южном фланге советско-германского фронта, в которой приходилось действовать бойцам диверсионно-разведывательных групп и партизанских отрядов южного
В один из дней конца ноября, когда мы после завтрака построились во дворе школы, из штаба вдруг выскочил взволнованный Алексей Михайлович и, подозвав к себе дежурного, спросил, где болтается его помощник. Тот ответил: «вы сами отправили его в штаб 28-й армии с пакетом». Тогда Добросердов, оглянувшись, увидел меня и крикнул: «старший сержант Пятницкий, ко мне». Я вышел из строя и вытянулся перед ним. Он коротко бросил: «за мной». Я спросил его: «оружие взять?». Он махнул рукой и побежал к воротам, я за ним.
На улице у ворот школы стояли два грузовика, крытые брезентом. Мы разместились в кабинах и сразу же тронулись. Проехав через город, остановились у гражданского причала. Там в окружении отряда комендантской роты находились около 50 вооруженных людей. Они представляли собой весьма колоритную группу — все в старых обгоревших ватниках, в рваных ботинках, у многих подметки были подвязаны веревками или телефонным проводом. Среди них были раненые и, как оказалось, больные.
Алексей Михайлович, выскочив из машины, бросился к этим людям. Они обнимались, жали друг другу руки, некоторые плакали от радости встречи. Это были две разведгруппы, заброшенные в тыл к немцам в начале октября. Им первым из всех заброшенных в тыл противника удалось вернуться из немецкого тыла на свою территорию. Связь с ними была утрачена, мы считали их погибшими.
Добросердов подозвал к себе командира комендантского наряда, который окружил причал, объяснил ему, что это разведгруппы, вернувшиеся с задания, попросил снять оцепление. Затем, накричав на меня за то, что стою без дела, приказал раненых и больных грузить в первую машину, остальных во вторую. А сам пошел к коменданту гавани, чтобы связаться с разведотделом 28-й армии. Переговорив с руководством штаба армии, он подошел к машинам, сел в ту, где были раненые и больные, приказав мне вторую машину вести в «расположение» — в спецшколу — всех накормить, помыть и переодеть. А сам повез больных и раненых в ближайший госпиталь. Там их уже ждали.
Группы В.Н. Кравченко и И.Н. Чернышева, всего 39 человек, были отправлены в тыл немцам 12 октября. Задания им дали идентичные — дезорганизация перевозок противника в соседних улусах и разведка. Обе группы должны были вместе дойти до реки Маныч, а там разойтись по отведенным им районам.
Линию фронта обе группы пересекли в районе 10-го разъезда Астрахано-Кизлярской железной дороги. Двигались по ночам, пешком, ориентируясь по компасу и звездам. Днем в светлое время отлеживались где-нибудь в низине, спрятавшись в невысокой, высушенной солнцем, траве. Двигались почти месяц, без отдыха, преодолев более 350 километров по плоской, как столешница, степи, уничтожая по пути следования небольшие группы и посты противника. Они потеряли связь со штабом, село питание для рации, кончилось продовольствие. А в калмыцких степях разжиться едой негде. Очень трудно было с водой, чтобы напиться и наполнить запасы воды приходилось в буквальном смысле драться за доступ к колодцам.
На 22-й день пребывания в тылу противника соединенный отряд В.Н. Кравченко и И.Н. Чернышева возле хотуна Шара-Халстун в устье реки Калаус наткнулся на немецкую заставу и почти полностью ее уничтожил. Затем, после большого ночного перехода, отыскав неглубокую ложбину, отряд лег там на дневку, выставив охранение. Часовые выполняли свои обязанности в положении лежа. После ночного боя и форсированного марш-броска все сразу заснули. А уже через час охранение подняло тревогу.
Отряд
Попытайтесь представить себе бой, где 39 бойцов сражаются против роты солдат и двух эскадронов легионеров.
Оставшись без боеприпасов, продовольствия и теплой одежды, которые погибли в горящем камыше или были уничтожены огнем миномета, эти группы смогли добраться до реки Маныч, укрыться в ее лимане и, дождавшись темноты, ночью переправиться на другой берег. В ноябре вода в Маныче и его лиманах очень холодная, а обсушиться негде. Поэтому все простудились, некоторые очень сильно. За Манычем начинается Ставрополье. Там они встретились с конным партизанским отрядом ставропольских казаков. С их помощью и под их прикрытием нашим ребятам удалось перейти линию фронта и добраться до Кизлярской железной дороги, где на одном из разъездов они разыскали пустую теплушку и в ней добрались до пригорода Астрахани поселка Трусово.
На пристани в Трусово они своим видом перепугали всех, в том числе коменданта, который принял наших ребят за банду дезертиров. В ту трудную пору их немало бродило по степям на ничейной земле. Вояки комендантской роты, увидев перед собой группу оборванных вооруженных людей, здорово струсили. Пропустив их на паром, они тут же связались с комендантом Астрахани. Вот почему на пристани наших ребят встретила поднятая по тревоге, рота комендантского резерва. Об остальном вы уже знаете из предыдущего рассказа.
Сведения о действиях диверсионных групп В.Н. Кравченко и И.Н. Чернышева я привел по документу № 136 от 1 января 1943 года и по рассказам участников этих действий [17] .
Родина была нашей общей матерью, а мать к детям своим относится по-разному, но при этом всегда остается самым дорогим существом. Поэтому все плохое, что мы видели в нашей стране, а мы уже научились это замечать, мы воспринимали как явление временное или ошибочное.
В спецшколе я ничем не отличался от других курсантов. Отношения со всеми были равными и приятельскими. Но возраст сказывался. Среди нас были и 20-летние. Они смотрели на нас, молодых, свысока. Ведь большинству из нас было 17–18 лет. Но требования ко всем были одинаковыми и мы, малолетки, часто утирали им нос в силу своего развития и образования.
17
ЦПА ИМЛ. Ф. 69, оп. 1, д. 45, лл. 101–103 (документ № 136).
По-настоящему дружеские отношения у меня сложились с Федором Ворониным, моим бывшим командиром и учителем. Воевать он начал еше в Финскую кампанию. Он был молчалив, угрюм, очень строг и настойчив. Потом я узнал причину тому. Он был из семьи раскулаченных крестьян, родом из Осташково Тверской области, то есть «нетипичным советским гражданином». Этот факт своей биографии он скрывал и боялся, что если о нем станет известно, то его тоже репрессируют как сына кулака, скрывшего правду о своих родителях. Я как мог его успокаивал. Но о своей родословной молчал, красочно расписывая жизнь в детдоме. Я очень хорошо помнил наставления своего комсорга Степы Козлова, что «все свое надо нести в себе и никогда не вытряхивать наружу».