Развод и девичья фамилия
Шрифт:
– Костик собрался приехать, и ты должна была предупредить Сергуню, что романтическое уединение отменяется, – подсказал он бесстрастно.
– Я приехала… не помню когда. Потом приехал Сергуня. Мы поужинали. Тиму ужин я отнесла в комнату. Он кривлялся и говорил, что ужинать с Сергуней не станет. Потом я стала ждать Костика, а Сергуня изучал какие-то свои бумаги. Костика все не было и не было, а потом Марья Семеновна заголосила на лестнице, я выскочила, а она почти в обмороке, и Костик… лежит. Мертвый. И кровь кругом, целое море.
Ее
– На.
– Дай запить, – попросила она, и он почему-то сунул ей вино, оставшееся в его бокале.
– Кто вызвал милицию?
– Соседи. Михаил Петрович тоже выскочил, и я его попросила…
– Ты подходила к Костику? Трогала его?
Кира допила вино и посмотрела на бывшего мужа.
– Ты что? С ума сошел?
– Ты сразу поняла, что он… убит?
– Да! – крикнула Кира. – Да, поняла! У него вся одежда была в крови, и он лежал, и рука у него вывернулась!.. У живых руки так не выворачиваются!
– Ты трогала его, Кира?
– Да что ты ко мне пристал!
– Я не пристал. Я ничего не понимаю в убийствах, но даже я слышал про отпечатки пальцев!
– Про… какие отпечатки?
– Про такие! На нем могли остаться твои отпечатки пальцев? На портфеле, на очках, на чем-нибудь?
– Конечно, могли, – пробормотала Кира, – и не потому, что я его… трогала, а потому, что мы в одном месте работали и я сто раз брала в руки его портфель, папки, бумаги, ручки!
Сергей помолчал.
– Да, – сказал он наконец, – не слишком хорошо.
– Что не слишком хорошо?
– Все.
Кира моментально вышла из себя.
– Перестань говорить, как Эркюль Пуаро, – процедила она, – меня это бесит.
– Тебя бесит, когда я говорю, как Сергей Литвинов, тоже.
– Да, – согласилась она, – бесит. Когда ты изображаешь следователя по особо важным делам.
– Кира, мы должны во всем разобраться сами, как же ты не понимаешь?! Никто не станет выяснять, что произошло на самом деле! Если найдутся отпечатки, или следы, или не знаю что, какие-нибудь свидетельства того, что это могла сделать ты, они немедленно решат, что ты это сделала !
– Почему? – с ужасом спросила она.
Он вздохнул.
– Потому что это называется «громкое дело»! Потому что твой Костик не бомж с Казанского вокзала, а главный редактор политического журнала! Потому что завтра все газеты напишут, что он погиб в твоем доме, и никто не поверит, что ты не имеешь к этому никакого отношения! Уже сейчас никто не верит.
– А почему на лестнице его не мог поджидать… киллер? Всех больших бизнесменов и неподкупных журналистов в нашей стране на лестнице рано или поздно поджидает киллер!
– Я рад, что тебе не изменило
Кира налила себе вина и залпом выпила.
– Ты хочешь сказать, – начала она, тяжело дыша, – что мы должны найти убийцу и подарить его милиции, иначе милиция всерьез решит, что убийца – это я. Правильно я поняла?
– Ну конечно, – согласился он.
– Тогда мне лучше пойти и собрать вещи, – заявила Кира и налила еще вина, – какие из нас сыщики! Из тебя особенно!..
Он не обратил никакого внимания на последнюю реплику, хотя она надеялась его задеть.
Задеть, чтобы он заорал, взбесился, чтобы стало понятно, что он выдумал все это просто для того, чтобы позлить ее, заставить чувствовать себя «маленькой преступницей», и чтоб он непременно оказался благородным героем, в духе ее сына, и чтобы она почувствовала опасность и необходимость защиты.
Впрочем, ее муж никогда не был способен на такие тонкие чувства. Он всегда был прямолинеен, как штыковая лопата.
– Я не поняла, – уточнила она на всякий случай, – ты всерьез считаешь, что кто-то может подумать…
– Да, – перебил он, – всерьез считаю. И еще я считаю, что ты должна все вспомнить, все детали, все мелочи…
– Какие еще мелочи, Сергей?!!
– Как он сказал тебе о том, что приедет, куда он при этом смотрел, не звонил ли у него телефон, не заходил ли кто-нибудь в это время, о чем он хотел с тобой поговорить, почему так срочно, почему он поссорился с Батуриным, кто ненавидел его так сильно, чтобы убить.
– Ничего себе мелочи, – пробормотала Кира.
Внезапно ей стало холодно в свитере с низким вырезом, и она потянула с дивана плед.
Плед всегда лежал на гобеленовом диване, в самом углу. Тим накрывался им, когда ему взбредало в голову пить на кухне чай и читать, и Сергей часто подкладывал его под голову. Кира готовила ужин, а он сидел на диване, если сильно уставал, подложив под голову свернутый плед, и что-нибудь ей рассказывал. Он любил сидеть близко от нее. Даже когда жизненное пространство расширилось так, что можно было существовать, почти не попадаясь друг другу на глаза, – он все равно сидел на гобеленовом диване, вытянув длинные ноги и мешая ей.
Только в последний год не сидел.
В последний год она его не выносила.
– Кира, – позвал он, – не спи! Хочешь, давай кофе сварим.
Давай сварим – на языке ее бывшего мужа означало, что должна варить именно она.
– Мне не надо никакого кофе.
– Тогда не спи и вспоминай.
– Прямо сейчас?
Сергей вздохнул. Было половина третьего.
– Ладно. Не сейчас. Сейчас действительно уже поздно, а у тебя… стресс.
– У меня не бывает стрессов, – пробормотала Кира.