Развод. Игра на выживание
Шрифт:
– Ты что кричишь, Ян? Тебе плохо опять? – непонимающе хмурится.
Расслабленно зевает.
Я просто поверить не могу. Он такое сотворил и спокойно спит. Ему даже кошмары не снятся?!
Рассматриваю папу. Ему давно за пятьдесят. Голова седая, рассудительные глаза, на лице ухоженная борода. Жизнь научила его быть жестким и предприимчивым. Но ведь не до такой степени?!
– Мне ужасно. Ужасно оттого, что ты натворил, - произношу одними губами.
Внутри шок.
Непонимание.
Ужас.
И
Война папы и моего мужа преодолела отметку. Отсек в прошлую жизнь заперт.
Теперь навсегда.
Я даже не успела выбрать, по какую сторону баррикад остаться. У меня это право отняли безжалостно.
– Да что случилось-то, ты можешь сказать? – нервно смотрит на маму и снова разворачивается ко мне.
Прикрываю лицо руками и реву.
Мой отец – бездушный человек.
– Ты правда отменил операцию Ане Соболевой?! У нее отобрали квоту в последний момент. Даже за деньги отказались оперировать.
Лицо папы практически не меняется, только брови немного приподнимаются.
Он не возражает. Стискивает зубы.
– Я поверить не могу, - шепчу, мотая головой.
– Я как мужчина должен был отомстить за тебя, - произносит мрачно.
– Папа. Это жизнь другого человека. У Ани дочка трехлетняя. Ты о ней подумал?
– Яна, - вскидывает он руку.
– Папа…
Зажмуриваю глаза и веду по лицу пальцами, активно растирая его.
– Яна, ты не в себе. Я сейчас позвоню Олегу, - слышу тихий голос.
– Я в себе, - кричу, чувствуя подступающую тошноту. – Отстань от меня.
Зажимаю рот рукой, бегу в ванную комнату, примыкающую к моей спальне. Склоняюсь над унитазом и оставляю там всё, отчего организм инстинктивно избавляется. Я физически не выдерживаю эту правду.
Наизнанку выворачивает от мерзости, которая окружает.
Сняв ночнушку, встаю под ледяную воду, чтобы хоть немного прийти в себя. Затем растираю тело теплым махровым полотенцем.
– Ты не беременна? – говорит отец, когда я оказываюсь в спальне.
– А то что? – взрываюсь. – Вычистишь меня под наркозом?
Отец не отвечает.
– У тебя нервный срыв, - произносит успокаивающе, поглаживая по спине.
– У меня все нормально, - вырываюсь.
– Тогда как объяснить, что документы до сих пор не подписаны?! – указывает на стол, где подготовлен файл с заявлением.
Теряюсь, озираюсь по сторонам, словно ищу выход.
– Ручка на столе, - отец кивает. – Подпиши.
– Папа…
– Яна… Я буду вынужден поговорить с Олегом Александровичем по поводу твоей стабильности. Тебя рано выписали, придется продолжить лечение. Дети пока поживут у нас.
– Ты что, хочешь сказать я ненормальная? – тихо произношу.
– Подпиши документы, Яна.
– Сделай
В моем детстве в отцовских карих глазах я видела сияющие золотистые песчинки, а сейчас они превратились в сжирающее все вокруг пламя.
– Подпиши, - тянет ручку отец. – Квоту вернут.
Поднимаю голову кверху, сжимаю ладони до боли и рычу от бешенства.
Не глядя ставлю подпись на документе и отшвыриваю его на стол.
Дороги назад нет.
Мы разводимся…
*
– Вера, ты занята? – тихо спрашиваю, поглядывая на дверь.
Мне надо срочно отсюда выбраться.
– Нет пока. Что случилось с самого утра?
– Забери нас, пожалуйста, от моих. Папу просить не хочу, а такси....
– Поняла, поняла. Буду в районе часа.
– Спасибо. Чтобы я без тебя делала.
Иду в детскую комнату и оперативно поднимаю детей. Пока они завтракают внизу, складываю их вещи так, чтобы рюкзаки не казались слишком объемными.
Я не знаю, собираются ли родители препятствовать нашему отъезду, но на всякий случай хочу уехать без огласки.
У себя в спальне натягиваю свободные джинсы и объемную толстовку. На голове делаю объемный пучок из волос. Кожа на лице горит и чешется.
В сумочку закидываю вещи первой необходимости: таблетки, карты, зарядку для телефона и ключи от дома.
Мама заходит с растерянным выражением лица:
– Яна, не злись на отца. Он действительно хотел как лучше.
Горько усмехаюсь.
– Это ужасно, мам. Ужасно. Наш с тобой близкий человек не осознает, что вред другим людям не может быть во благо.
– Он мужчина, Ян. Смотрит на это немного с другого ракурса.
– Это ужасно. Я... Просто в шоке.
– Не нужно теперь делать отца во всем виноватым. Твой Богдан тоже начал вставлять ему палки в колеса.
Мой Богдан.
– С одной только разницей - Даня защищается. Боже, мам, - слезы опять катятся по щекам.
– Ты понимаешь, что обо мне сейчас думает муж? Вся семья?
Рыдания душат, но я продолжаю:
– Если был хоть какой-то шанс, что мы... Как-то сможем все ещё исправить... Теперь на это нет ни единой надежды. Я бы сама на месте Богдана ни за что больше не связалась с Шацкими.
Мама неопределенно качает головой и рассматривает узор на покрывале.
– Может это и к лучшему, Ян?
– спрашивает тихо.
– Ну, сколько можно вам мучать друг друга!? Ты знаешь, что я достаточно деликатно всегда отзываюсь о зяте. По-женски я даже могу понять твою дикую влюблённость, - мама грустно улыбается.
– Богдан был красивым парнем. Сейчас превратился в статного, взрослого мужчину. Но... Моё мнение, что вы слишком разные за эти годы так и не поменялось.