Развод. Игра на выживание
Шрифт:
– Не утруждайся. Всё что надо, ты ему уже сказал.
Мысленно закидываю мужа тяжелыми снарядами. Обвиняю негласно.
– Я похож на балабола? – поднимает Богдан брови и усмехается.
Его мрачный сарказм никуда мне не уперся. Пусть оставит его при себе.
– Ты похож на бесчувственную скотину, Соболев, - выпаливаю дерзко.
В воздухе практически отчетливо слышен треск стакана, сжимающийся в его руке. Кажется, уровень лютой ненависти в когда-то наполненной детским смехом гостиной сейчас смоет нас
Раскидает по разным берегам. Унесет еще дальше друг от друга.
Хотя куда уж дальше, правда?!
– Это моя территория, - произношу, выходя в прихожую. – Я устала и хочу спать. Закрой за собой двери.
– Давай поговорим, - слышу за спиной тяжелые шаги.
Ускоряюсь.
– Ты выгнал меня, когда я хотела поговорить. Сейчас я тебя выгоняю.
– Ты истерила. Никого, кроме себя не слышала, - хватает за руку, когда я добираюсь до лестницы.
Его тепло проникает в кровь и пытается оживить хоть что-то, кроме разочарования.
– Ты выгнал меня из нашей квартиры, - разворачиваюсь и повторяю. Кажется, в голосе отчетливо сквозит боль и ужас.
– Я тогда разозлился. У меня тоже есть предел. Я не железный, как ты привыкла думать, - отвечает, тяжело дыша. – Но если бы ты слышала хоть кого-то кроме себя и не неслась как угорелая в такси, то обязательно бы заметила, что я почти сразу выскочил из квартиры за тобой и просил вернуться, - выговаривает, заставляя мое сердце трепетать.
– Всегда так поступаешь. Я привык. Сначала истеришь, а потом, когда до тебя доходит, начинаешь закидывать звонками и угрозами.
Внутри все обрывается. Душа снова рвется в хлам.
Почему я его не слышала?
Ну, по-че-му?
Тогда ничего бы не случилось.
Почему в порыве бешенства, я не умею замирать и оглядываться по сторонам? Где взять эту чертову особенность? Как высечь её из себя?!
Как?
Вслед за изумлением приходит горькое понимание, что ничего уже не изменить. И то, что он сообщил, никак не может повлиять на уже произошедшие самые страшные минуты в моей жизни.
И абсолютно точно его не оправдывает.
А мне так хочется его оправдать…
Рассказать ему всё… Но зачем? Чтобы увидеть чертово раскаяние на лице и он вернулся просто, потому что пожалел?
Я не жертва.
Я все пережила и вынесла, поэтому забираю свою руку из захвата и спешно поднимаюсь по лестнице на второй этаж.
– Уходи, Богдан.
Он настойчиво идет за мной. Я так восхищалась его упрямством, а сейчас оно мешает и душит.
– Уходи, - кричу чуть громче.
– Уйду, когда ты объяснишь, почему подала на развод, даже не поговорив со мной? А потом орешь в трубку, что я предатель? Это я предатель?! Ты свое заявление вообще читала? Или отец постарался? Ты заявила о единоличной опеке… Хочешь, чтобы я видел Машу с Иваном только по вторникам и как болван глазел на часы, лишь
– Я хочу, чтобы ты ушел. Проваливай, - повторяю, как заведенная.
Босыми ногами бегу в спальню и пытаюсь закрыть дверь быстрее, чем он доберется до нее. Но не успеваю, и Богдан в последний момент мешает мне спрятаться от него.
Твердолобый!
Ненавижу!
– Уйди, пожалуйста, - умоляю практически со слезами, а внутри срываются заслонки.
Но когда Соболев меня слушался?
Он притворяет дверь и надвигается на меня…
– Богдан, выйди, – произношу зажато.
Голова кружится от его близости и воспоминаний, режущих душу острым канцелярским ножом.
Бью мысленно себя по щекам и отчаянно выставляю перед собой руки, чтобы оставить его на приемлемой дистанции, что должна быть между людьми, которые разводятся после десяти лет в чем-то возможно, неидеального брака.
А кто вообще определяет эту идеальность?
Люди даже в политике, несмотря на кучу дипломатических статусов, не могут годами достичь соглашения. А что уж говорить о нас, простых людях, которые заплутали?
Мы вообще никогда не обсуждали наши отношения. Они просто были и всё. Как данность.
Ругались, конечно. Потом мирились. Рожали детей. Жили.
Мы жили. «Мы» были! А сейчас нас нет.
Есть только собственническая жадность, горящая в глазах мужа, когда он резко притягивает меня к себе и вызывающе целует. Ничего не могу с собой поделать и захватываю его шею в кольцо из своих рук. От него пахнет, как обычно. Сигаретами, туалетной водой, капельку — виски, и немного им самим.
Как пахнет любимый человек? Необъяснимо. А как выветрить из памяти этот запах? Невозможно.
Его язык кружит внутри моего рта напористо, нетерпеливо. Соболев и сдержанность в сексе всегда были где-то далеко друг от друга, и это необъяснимо заводило. И сейчас заводит.
– Я хочу секса, – заявляет Богдан, повышая температуру в моем теле до предела.
Не удерживаюсь от едкого замечания:
– Лана не справляется?
Он чертыхается и стискивает мою талию до резкой боли, так сильно, что я взвизгиваю. Грубо толкает меня на кровать и принимается медленно расстегивать рубашку.
Как завороженная слежу за его пальцами.
– Попроси секса у Ланы, – повторяю смело, упираясь локтями в кровать.
Дура.
Боже, ну почему я такая дура?! А если и правда, попросит?!
А если уже?
Внутри происходит взрыв ужаса. Петарды взрываются. Лучше уж я с ним.
Он мой.
Богдан тем временем управляется с пуговицами на манжетах.
– Ты глухой? – спрашиваю, сглатывая скопившуюся слюну во рту от вида татуировки на обнаженной груди. Обшариваю взглядом манящий пресс и короткие светлые волоски, уходящие тонкой дорожкой под ремень.