Развод. Игра на выживание
Шрифт:
– Я… прости, – мотаю головой виновато. Смотрим друг на друга. Я с сожалением, а он?! Лучше бы не видеть.
В моих действиях стопроцентно не было желания его оскорбить или обидеть. Я заигралась, только и всего. Так хотела казаться равнодушной, так верила, что справлюсь. Такая наивная.
– Мне кажется, мы довольно много и откровенно с тобой разговаривали, чтобы так себя не вести, – продолжает поучающим тоном.
– Богдан, я неудачно пошутила, прости, – повторяю растерянно, но вижу, что этим
Соболев извлекает из кармана бумажник и кидает на стол несколько купюр.
– Я был не прав, в каких-то вещах чудовищно. Согласен. Ты не простила, решила пойти дальше. Я спокойно принял правила игры. Раз не любишь, считаешь манипулятором. Живи, развивайся или что ты там хотела делать, – ловит мой взгляд и разочарованно продолжает. – Но не быть сукой у тебя не получается, – поднимается. – Выпью кофе в офисе. Позвони Долинскому, когда примешь решение.
– Богдан, – шепчу ещё раз, наблюдая за спиной мужчины, твёрдой походкой покидающего ресторан.
Глава 37. Яна.
– Мама, а папа приедет? – спрашивает Маша жалобно.
Театрально шмыгает носом.
– Если сможет то, конечно, – отзываюсь подумав.
Забираю с тумбочки таблетки, воду и градусник.
За последние сутки температура поднималась четыре раза, два из которых достигала предельных сорока градусов. И пусть я всегда стараюсь держаться, но даже самый стойкий оловянный солдатик под силой обстоятельств плавится.
Третий день с двумя болеющими детьми в доме слишком трудно мне даётся.
Пару раз навещали Вера и водитель Богдана. Привозили продукты, назначенные врачом лекарства и сразу уезжали, чтобы не подцепить от нас проклятый вирус.
– А можно я ему позвоню? – Маша тянется к телефону в мягком розовом чехле на длинной пластмассовой цепочке.
– Можно, если папа не занят, – отзываюсь, делая вид, что прибираюсь в её шкафу.
С момента встречи в ресторане прошло чуть больше недели. Господин Соболев словно стёр из памяти сам факт моего существования в этом городе.
Контактирует односложно, в виде сухих СМС.
Подумаешь, с официанткой познакомиться предложила…
Закусываю губу и улыбаюсь. Сейчас ситуация кажется нелепой и смешной. Я его приревновала, признаюсь честно.
Наверное, это о многом должно сказать, но я отношусь к этой истине небрежно, фокусируясь на принятом решении развестись.
– Папа, – слышу шёпот Маши. – Привет.
– Привет, Маш. Ну как вы там? – голос, раздающийся из динамика громкий и отчётливый.
– У меня температура.
– Температура? Опять? – тон Богдана меняется на более мягкий. – Ну как же так?! Скорее выздоравливай, Машка. Мы с тобой ещё не всех снеговиков построили.
– Да. Мама говорит это дурацкий вирус, – делится дочка.
Соболев
– А Ваня?
– Ваня тоже болеет, папочка, – продолжает жаловаться Маша. – Но пока только кашляет.
«Пока»…
Закатываю глаза раздражительно, если ещё с Ваней буду переживать всё то же самое – сойду с ума.
Стопка одежды вываливается из рук, и я понуро складываю её обратно.
Сержусь.
Хорошо Соболеву.
Поговорит сейчас, успокоит, максимум по телефону сказку почитает и всё. Все обязанности выполнил, можно дальше продолжать, жить своей жизнью.
Зла не хватает.
Я может быть глупая и недалёкая, как он думает. Сотру его заправки с лица земли одним взмахом своей волшебной палочки…
Ворчу про себя, пока Маша продолжает тихо разговаривать с отцом.
Но, извините, обязанности матери в наше время – они не менее важны. Об этом в курсе каждая женщина, хоть раз стоявшая над ребёнком с зашкаливающим градусником в руках и делающая выбор.
Выбор!
Или вызывать скорую помощь, ехать на ней в больницу. Как правило, в какую-нибудь городскую инфекционку, в которой обязательно будет отходить линолеум или в палате будет восемь человек, не включая мамочек совершенно разных национальностей.
Или всё же… дать жаропонижающее, а самой принять двойную порцию успокоительного.
И так каждый раз.
Может воротить топливным бизнесом и Соболевскими раздаточными колонками сложно, но быть беспрерывно ответственной за две маленькие жизни – уж точно не менее энергозатратно и почётно. Пора бы это донести моему мужу.
– Ты приедешь, папочка? – спрашивает Маша, а я окаменеваю.
– Завтра, Машка, сегодня я в Москве.
В Москве.
Нервно дышу через раздувающиеся ноздри. Прямо мёдом там в последнее время Соболеву намазано. Что ни неделя, так в Москву мчится.
– Дай маме трубку, малышка, – слышу ровный голос.
Маша протягивает мне телефон.
– Да, – отвечаю, задрав подбородок.
– Привет, – говорит Богдан отстранённо.
– И тебе, – сдуваю налетевшую прядь волос на лицо.
– Ты… занята?
– задаёт абсолютно неправильный вопрос.
– Нет, о чём ты, – едко проговариваю. – Чем я могу быть занята?!
В трубке создаётся неловкая тишина.
– Прости... я завис в Москве. Снегопад. Вылеты закрыли.
– Ясно, – киваю, отворачиваясь к трёхстворчатому окну.
У нас в городе к вечеру тоже завязалась морозная вьюга.
На улице жутко холодно и неуютно, а дома? Должно быть, хорошо. Но мне до ужаса тоскливо. И одиноко... Как никогда одиноко. Я не знаю, откуда завязалось это чувство и когда закончится, но мне вдруг непреодолимо хочется плакать.