Развод. Игра на выживание

Коваль Лина

– Угу.

Хнычет.

– Так… всё хорошо, родная? – снова уставляюсь на одну яркую красную полоску.

Пиздец.

Стараюсь унять внутреннюю волну разочарования, которая так или иначе, всё равно обрушивается вместе с тяжёлым покрывалом из усталости.

Яна отрицательно мотает головой.

Упрямица моя.

– Ну, что не так? – переспрашиваю.

– Всё не так…

Неожиданная догадка озаряет затуманенный мозг, и я собираюсь засмеяться, но потом сжимаю губы.

– Будешь работать…

–

Ага.

– Учиться…

– А как же?

– Никаких больше детей, – вздыхаю с улыбкой и получаю отчётливый шлепок по животу.

– Ненавижу, – шепчет, тоже теперь смеясь.

– Главное, что при этом любишь.

– Конечно, люблю, Соболев.

– Это взаимно.

Приподнимаю двумя пальцами узкий подбородок и целую мягкие губы, сразу толкаясь внутрь языком.

Мычу, когда она отклоняется.

– Я вчера весь вечер думала, что беременна. И сегодня… полдня.

– Понравилось? Быть снова беременной от меня? – спрашиваю, целуя бьющуюся венку на шее.

– Сначала жутко разозлилась. Потом расстроилась, честно, – заглядывает мне в глаза. – А ночью… гладила живот и представляла его… или её.

– И как?

– Это ведь… тоже наш. Как Маша и Ваня! Родной, крохотный, беззащитный малыш. И я его там, в темноте ночи уже полюбила. Всей душой. Приняла и полюбила, – ревёт. – Понимаешь, Дань?

– Конечно.

– А я не беременна, – разочарованно стонет

Вздыхаю и успокаиваю как могу. Поцелуями и ласковым шёпотом.

Пожалуй, вот такие минуты, как сейчас – это то самое время. Те самые мгновения, за которые можно многое отдать и всё-всё вытерпеть.

Кульминация нашей близости. Прорастания друг в друга.

Яна Соболева, в девичестве Шацкая, маленький стойкий оловянный солдатик плачет, потому что на свете есть то, с чем она не может справиться и заставить плясать под свою дудку.

Что же это?!

Природа, мать её.

– Хочешь забеременеть? – спрашиваю, пытаясь реально оценить свои силы в данный момент.

– Нет, – испуганно вглядывается в моё лицо и вспыхивает, словно сказала неуместность. – Я хотела только этого ребёнка, другого не хочу.

– Ладно, – снова целую розовые губы.

– Ты чего такой горячий? – обеспокоенно начинает покрывать поцелуями моё лицо и оглаживать ладонями скулы.

– А чёрт его знает, – пожимаю плечами равнодушно.

Потом Яна смотрит на меня подозрительно, и выгибает брови:

– А ты где был-то, муж?

– Я…

– Только не заявляй, что в гостинице и на переговорах…

– Блин…

– Только попробуй соврать, Соболев. Я вчера с отцом поругалась, собрала детей и уехала так стремительно, что даже сумку забыла. Слава богу, ключи от дома запасные в машине были.

– Поругалась?!

Яна мой вопрос игнорирует и продолжает:

– Я на взводе. Ещё с беременностью этой. Просто убью

тебя, а потом буду жалеть.

– За что убьёшь-то?! Огласи приговор.

– Потому что обманываешь, – выговаривает с обидой. – Ты ведь не у женщины какой-нибудь был?

– П-ф-ф…

Смеюсь, потирая висок свободной рукой. Сознание уплывает с каждой секундой.

– Какие женщины, Ян? Ты серьёзно?

– Шучу, выдыхай, Соболев. Знаю я, что не изменяешь, но ты мне всё-всё расскажешь!

– Ладно, всё-всё расскажу, – передразниваю. – Можно только переоденусь и приму горизонтальное положение?

– Конечно, – кивает она и мгновенно подскакивает. – Я случайно бокал разбила. Надо будет перед тем, как дети вернутся убрать.

– Уберёмся, – говорю, тоже поднимаясь.

Голова кружится, поэтому единственное на что способен, пересаживаюсь с пола на диван и стягиваю футболку.

– Я, пожалуй, здесь полежу.

– Тебе настолько плохо? – сужает глаза.

– Да нет, на диване удобнее.

– Соболев…

– Не мельтеши, Ян.

– Ну-ну. Пойду за жаропонижающим. – провожаю взглядом её длинные ноги и счастливо отрубаюсь.

Когда снова открываю глаза, за окнами темно, а Яна сидит в кресле напротив. Занимается, ученица моя.

В шёлковой ночной сорочке и в очках.

Смешная.

Себя же в школе мне напоминает.

Всегда была неприступная, красивая. Глаза умные, вкрадчивые. Сначала «нет» говорила, но смотрела так… многообещающе.

– Ты проснулся? – отклоняет взгляд от тетради Яна. – Как себя чувствуешь?

Пытаюсь уловить какие-либо изменения в своём теле. Жара не ощущаю, ощутимого гула в ушах, которым мучился весь перелёт, тоже.

– Отлично.

– Я разобрала твои вещи, – проговаривает, не спуская глаз с моего лица. – Они пахнут больницей.

– Возможно.

– Ты ведь не заболел как-то серьёзно? – во взгляде проплывает беспокойство.

– Не дождёшься.

– Богдан, – предостерегающе произносит.

– Ну, что ты? – поднимаюсь с дивана и озираюсь.

Стекло с пола убрано, в доме пахнет едой и какие-то новым сладковато-ванильным ароматом из банки, стоящей на журнальном столе.

– Пошли, – тяну её за руку, попутно выключаю свет в гостиной и веду в спальню. – Как дети?

– Наверху играли весь вечер, чтобы тебя не будить.

– Надо было, – потираю глаза. – Я соскучился.

– Настолько, чтобы самому увезти их в садик и школу? – смеётся жена.

– Отвезу, без проблем.

Оставив Яну в спальне, иду в ванную комнаты. Стягиваю джинсы с трусами и встаю под душ. Чувствую себя, и правда, бодрым и здоровым, только курить пиздец как хочется.

Помня, что пообещал «раскидать» детей с утра, а также о назначенной на девять встрече в офисе, бреюсь с вечера и возвращаюсь в комнату.