Развод. Тот, кто меня предал
Шрифт:
— Если бы нестоящий, я б не трогал тебя.
— Понял, буду через час.
— Ну, давай, босс. Жду.
Надо бы поесть. А то забыл, когда последний раз еду во рту держал. Надеваю черный деловой костюм и черную рубашку. У меня траур по семейной жизни, хули. По пути на работу заезжаю в барбершоп и окончательно привожу себя в порядок.
В тачке у меня начинает трезвонить телефон. Марина. А этой какого хера надо? Скидываю звонок и выхожу из авто. Размашистыми шагами захожу в офис, киваю охране, которая становится по стойке смирно.
Вхожу
— Мирон Алексеевич? — вытягивает меня из размышлений Валя.
— Валя, закажи мне завтрак и двойной эспрессо. И позови Германа.
Работа спорится. Пока меня не было две недели, дел накопилось немало. Разгребли кое-что с Германом, тендер обсудили. Носом землю по нему рыть придется, но оно того стоит. Строительство новой краевой больницы. Ставки очень высоки, надо будет выложиться на все сто процентов.
Ближе к вечеру Марина снова начинает обрывать телефон.
— Чего тебе? — выпаливаю вместо приветствия.
— Вот, значит, как ты заговорил со мной? — шипит коброй на меня.
— Марин, я не понял. Я тебе звезды с неба обещал, что-ли? Жениться? Бизнес отписать? Схуяли ты, коза драная, решила наезжать на меня?!
— Я беременна! — выпаливает она.
— И? — не понимаю, при чем тут я. — Мы трахались с тобой в гондоне, каждый раз.
— Ну и что! Они не дают стопроцентную гарантию! — верещит Марина истерично.
— От меня-то тебе что надо? — я по-прежнему не догоняю нихера.
— Это твой ребенок!
— Марин, ты ебнулась? — я охуеваю.
Реально охуеваю. Потому как всегда осторожен в этом плане, да и то, что у нас с Ритой не получалось заделать ребенка, тоже наводит меня на кое-какие мысли.
Это не может быть мой ребенок, хоть убей.
— Я в здравом уме и говорю тебе. Это твой ребенок. Точка. — Идиотка настаивает на своем, упорно твердя одно и то же.
— Марин, нет. Ты вправду ебнулась. Сколько у тебя любовников? — эта баба всегда была слаба на передок.
Еще в универе могла учавствовать в тройничках. Не только с мужчинами, но и с женщинами. У нее неуемная тяга к сексу. Нимфоманка она или нет — хер знает, никогда не задумывался над этим вопросом.
— Только ты! — снова выпаливает она.
— То есть с мужем ты не ебешься? — вскидываю бровь и постукиваю ручкой по столу.
— Он же мой муж, конечно, мы спим!
Ну не дура ли?
— Мариш, иди нахуй, правда. Мне и без тебя есть из-за чего переживать.
— Ты все по Риточке своей страдаешь? — говорит с таким ядом, что хребет ей переломать охота.
— Рот закрой, сука. И чтобы я имени ее из глотки твоей глубокой не слышал!
— Вот, значит, как
— Все совершенно верно.
— Значит так. — Ее тон резко меняется, Марина начинает говорить по-сучьи холодно. — Ты держишь свою жену на привязи, в частности, ее рот. Чтобы ни единого слова на прилетело в мой адрес. А я взамен никому не скажу, что это твой ребенок. Мирон, если она что-то расскажет Толику, я не ручаюсь за себя.
В меня будто кипятком плеснули. От ее наглости аж снова кровь от лица отливает. Клянусь, удавил бы.
— Слушай сюда, Мариша. Если ты, тварь, еще хоть раз скажешь что-то в адрес моей жены, клянусь, я переломлю тебе все кости. Сотру в порошок. Не пожалею ни денег, ни связей. И насчет ребенка не смей больше втирать мне. Эти вещи определенным анализом на раз-два проверяются. Ты же хочешь сохранить свой брак с Толиком? Вот и исчезни, пока я сам не пошел к нему и не выдал все о тебе.
Сбрасываю звонок и откидываю трубку. У Марины совсем поехала крыша. Понимаю, почему она переживает. Если Толик узнает — молча разведется с ней, заберет все свое и оставит Марину с тем, с чем взял, а точнее, ни с чем. Ее умирающий бизнес и сиськи силиконовые не в счет.
И тогда Мариша пойдет по белу свету, потому что кроме как сосать члены она не умеет больше ничего.
Но угрожать моей жене точно не стоит — если с головы Кудряхи упадет хоть одна кудряха, я Марину в мокрое место превращу. Решено — найду Рите невидимую охрану. Пусть аккуратно присмотрят, так мне спокойнее будет.
Глава 12. Фото
Смотрю на ее фотографии и не могу налюбоваться.
Вот она гуляет по магазинам со своей лучшей подругой Аленой. Вот в продуктовом выбирает еду. Отдыхает в парке. Идет пешком на работу.
Она другая. Но все равно какая-то родная. Вся такая моя, для меня.
За Ритой следят уже несколько недель, и, как только у меня появились первые фото, я как маньяк, как конченый сталкер, начал дрочить на нее.
Остервенело, представляя, как ласкаю ее грудь, целую живот, просовываю язык между складочек и вылизываю ее, а она течет, все сильнее и сильнее. Стонет, кричит мое имя, выпрашивает еще больше.
Больной ублюдок.
Смотрю на других телок и не вижу нихера — они за пеленой тумана. При воспоминании о Марине блевать тянет.
Снова беру в руки фото с гуляющей по парку Ритой и глажу подушечкой пальца ее губки. Она улыбается. Не так, как раньше, но все же улыбается. С оттяжкой, но искренне. Я представляю себя рядом с ней. Идущим рядом, берущим ее за руку.
Так, как будто не было всего этого пиздеца, как будто мы — по прежнему мы. Молодые, дерзкие, бесшабашные и бесстрашные. Искренние, любящие друг друга всем сердцем, не боящиеся ничего — ни будущего, ни осуждения родных.