Развод. Ты не уйдешь
Шрифт:
Может быть, отвечаю резко. Даже слишком.
Но мне так душу травят все эти разговоры о том, что все может быть не тем, чем кажется.
Скотство куда деть? Безразличие… Как мне дальше с этим жить?
— Конечно, доча! — плачет. — Какие еще сомнения! Живи, боже, сколько угодно. Разве я против? Только рада, что с внуками видеться буду…
Поплакав немного, она добавляет:
— Просто поговорить все-таки надо, Оль… За делами прятаться можно до поры до времени, но груз на сердце держать нельзя.
— Тут просто не о чем говорить,
— Ой, а подруге-то веришь? Она прям застала их на горячем? Или ей просто что-то показалось, и она тебе принесла это как истину?
— Хочешь сказать, что Таня врет? Я с ней с университета дружу!
— Иногда подругам веры нет. Знаю, о чем говорю.
***
Нам с детьми хорошо в квартире у мамы.
На следующий день вставать не спешу, позволяю себе понежиться в постели до позднего часа. Втягиваю носом запах свежего завтрака… Кажется, мама варит кашу, еще что-то печеное, вкусно так тянет.
Приятно чувствовать, что кто-то готов о тебе позаботиться.
После завтрака выходим с детьми на прогулку во дворе. Совсем недавно, буквально в самом конце лета во дворе поставили хорошую детскую площадку, постелили газон. Теперь гулять здесь одно удовольствие.
Позволяю себе пока не думать о плохом, находиться в моменте, радуюсь, что дети играют и хохочут, Тамара увлекается, в ней еще пока много детскости, но с каждым месяцем все больше становится самостоятельной.
За нее я больше всего душой болею, как она переживет наш с Глебом развод? Ванька тоже по отцу скучать будет, уверена, но все же… Но все же он мал, значительно меньше Тамары.
***
После обеда оставляю детей с мамой.
Мне нужно поехать в квартиру и собрать наши вещи.
Еду на такси, смотрю на привычное место, где Глеб всегда оставляет машину. Место пустует. Я поднимаюсь на лифте на нужный этаж.
Ключи непривычно жгут ладонь… Испытываю волнение, которого не было раньше.
В нашей квартире пахнет знакомым и родным. С ноющей болью в груди поднимаю картину по номерам, оставленную на комоде. Тамара как раз просила меня помочь ей справиться с мелкими деталями, когда нас застала врасплох новость о смерти свекра.
Хожу из комнаты в комнату: стены хранят много приятных воспоминаний. Украдкой вытираю слезинки…
Потом решительно выдвигаю ящик, беру из него сумки и начинаю складывать самые необходимые вещи. Остальное потом возьму.
Как быть с игрушками Вани? Для них, кажется, отдельно несколько больших мешков понадобится!
Смахиваю испарину со лба, иду в комнату Тамары и...
вдруг понимаю, что в квартире я больше не одна…
Глава 11
Он
Моя жизнь разваливается на куски и все, что я делаю, это иду на работу. Выбираю из тех рубашек, что всегда висят в нашей спальне, в доме
В нашей спальне. То есть, в моей спальне и спальне Оли. В доме отца давным-давно появилась спальня, которая стала нашей. Такой она оставалась до сих пор.
Я равнодушно скольжу взглядом по комнате, задерживаю взгляд лишь на идеально заправленной постели. Помню, как во время ночевок в доме отца, не мог сдержаться, лез к жене.
Отзывчивая, жаркая, очень страстная в постели.
Так, с первого взгляда на Ольгу и не скажешь, что она может быть жадной тигрицей. Внешне она сдержанная, холодная и чистая какая-то.
Волосы темные, кожа светлая, как та самая Белоснежка из сказок.
Оля всегда шептала: «Не надо, перестань… Вдруг твои родители услышат?»
Но потом сдавалась. Она всегда сдавалась моим рукам, и всегда потом краснела за завтраком, сидя за одним столом с моими родителями. Сколько бы ни провели жарких и приглушенно темных ночей, Оля всегда отговаривала меня и всегда таяла, сплетаясь своим телом с моим.
Потом мамы не стало… Как будто часть души отрезали.
Мне даже казалось неправильным быть счастливым и продолжать жить, как прежде, когда случается такое. Отец начал хворать, мы начали проводить время у него в гостях больше и чаще, чем прежде.
Боль от потери никуда не исчезла, просто ушла на глубину… Но продолжать жить как-то надо было. Вот только теперь отговорки у нас стали. «Не надо, перестань… Вдруг твой папа услышат?»
Не твои родители, а твой папа…
Так смешно, мы с Олей сами много лет уже родители, но в глазах отца и матери — всегда дети. И эта фраза, казалось бы, ничего особенного в ней не было, но цепляла и раздражала меня.
Как острое напоминание того, что из родителей у меня только один остался.
В те дни я кощунственно часто думал: живут же некоторые. Долго. Взять того же отца Оли — алкашня пропитая, как только не сгинул! Да, в последние годы пьет меньше, в общежитии живет, работает где-то. Но алкаш! Алкаш же… Сколько он этой водки выжрал, и ничего его не берет, а моих… бог забрал. Неужели ему не нужны другие? Вот мои понадобились — сначала мать, потом отец…
И если в момент кончины матери я просто скорбел, глубоко скорбел, со светлой грустью. То смерть отца стала ядом, трупным ядом, который теперь во мне.
Снова и снова прокручиваю в голове то самое сообщение, слова, фото… То, после чего я начал приглядываться к Оле внимательнее.
Чушь же! Но словно в подтверждение чужих ядовитых слов я начал замечать, как часто моя жена с отцом время проводит. Едва ли не каждый свободный день с ним виделась!
А фото… Фото не лгут!
Мне и фото показали: как отец с Олей два раза за город ездили, в ресторанный комплекс. Полдня там провели, а мне Оля так ничего и не сказала…
Я даже как-то нарочно спросил ее, где была, чем занималась. Она ответила нейтрально, что была занята домом, детьми и проведала моего отца.